– Мать говорила мне, что ты умер. – Он сжимал пальцы все сильнее. – Ты ведь давно это планировал, да? Планировал завалить меня.
Глаза закатились. Свет померк. Очнувшись, Клэрмонт вывернул шею, хватая ртом драгоценный воздух. Вверху кружилась потолочная панель. В голове громыхали только что услышанные слова – его собственная мать сказала, что он должен был умереть.
– Иногда мне кажется, что ты вообще не понимаешь, что я имею в виду, – дрогнувшим голосом произнес водитель. – Как будто мне не было жаль и все такое. Как будто я не старался. Быть больше похожим на тебя.
Глядя на печальное лицо близнеца, Клэрмонт не видел ни гнева, ни злости. Казалось, он скорее печалился и скорбел, чем думал о том, чтобы поквитаться. И никого ближе брата у него не было.
– Мы привыкаем к своим бедам, верно? – По щеке человека за рулем скатилась слеза. Словно придя к какому-то заключению и преисполнившись решимости, он подался вперед. Словно и не было братства крепче.
Не в первый уже раз Клэрмонт испытал странное ощущение дезориентации, сопровождающееся эффектом удвоения. Он увидел себя сидящим впереди и бормочущим что-то, сознавая при этом, что там не он, а другой, и одновременно поднявшийся откуда-то из глубины стыд заставил его открыть рот. Водитель повернулся. Клэрмонт сел и выпрямился. Не произнеся ни слова, водитель достал из кармана камешек и положил его на услужливо высунувшийся язык брата.
Двадцать три девочки шести-восьми лет гонялись друг за дружкой по подстриженной лужайке перед зданием рекреационного центра парка Эхо-Лейк. Наставницы быстро собрали их и отвели в помещение. Арлин Гринвальд, руководительница скаутов, не хотела рисковать после того, как узнала о побеге Дэвида Клэрмонта. Немного успокаивало то, что прямо напротив рекреационного центра находился домик рейнджера. Тем не менее она обзвонила родителей девочек, чтобы обсудить, не лучше ли перенести мероприятие на другой день. Часы уже показывали половину пятого, и ее беспокоило, что мисс Прюсик до сих пор не появилась.
Собравшись в центре комнаты, девочки слушали объявления по отряду, и только Мэдди, отделившись от группы, пробиралась вдоль дальней стены к двери. Выскользнув наружу, она спустилась к кромке воды. После смерти сестры, Джули, ей было трудно находиться с людьми, кроме своих родителей, и тихое уединение позволяло расслабиться и отвлечься. Присев на корточки, Мэдди некоторое время наблюдала за тем, как лягушка-бык, исчезнув под водой, превращается в плоское подобие себя самой. Чуть дальше зеркальную гладь озера потревожила поднявшаяся к поверхности рыбешка.
Глядя на свое отражение, Мэдди медленно побрела по берегу. Узкая пешеходная тропа вела в огибающий озеро лес, и девочка, задумавшись, свернула на нее. До девятого дня рождения оставался месяц. Мэдди была крупной для своего возраста, унаследовав коренастое телосложение отца.
– Вот ты где! – Запыхавшаяся Арлин Гринвальд внезапно появилась у нее за спиной. – Я уж думала, мы тебя потеряли. – Она взяла Мэдди за руку. – В этом лесу мы никогда бы тебя не нашли. Пойдем к остальным, ладно?
Мэдди не ответила и высвободила руку – ей не понравилось, что эта женщина тянет ее за собой. Обойдя миссис Гринвальд, она раньше нее вернулась в дом. Остальные, рассевшись на полу, играли в угадайку, отвечая на вопросы о природе.
– Кто знает, какая хищная птица сидит обычно на дереве у озера, готовая при первой возможности нырнуть и поймать рыбу? – спросила мать одной из девочек, изображая рукой нырок птицы.
Все вокруг подняли руки.
Мэдди покачала головой – играть не хотелось. Петь тоже не хотелось, и она попросилась в туалет, куда ее сопроводила одна из наставниц. Рядом с раковиной находилось окно с матовым стеклом. Точно такое, с двумя подвижными створками, в прошлом году установил дома отец. Недолго думая, девочка повернула центральную защелку, открыла окно и ощутила прикосновение свежего ветерка. Она перекинула ногу через подоконник и спустилась на землю, привлеченная тихим покоем озерной бухты.
Черный седан последней модели с буквами MD[25] на номерном знаке медленно проехал мимо полянки для пикника и исчез за поворотом служебной дороги.
Мэдди вернулась к тропинке и, едва сделав несколько шагов, оказалась под сенью леса. Над озером, отражаясь от спокойных вод, разносились голоса поющих девочек. Между стволами деревьев, на расстоянии примерно в длину футбольного поля, мелькнуло одноэтажное здание. Она переступила через грязную лужицу и следы оленей на тропе. Чуть дальше в озеро впадал почти высохший ручеек, все, что осталось от потока, накрывавшего в период весеннего половодья камни, теперь полностью обнажившиеся и сухие.
Скатывающаяся с известнякового выступа струйка воды словно приглашала забраться повыше. Перепрыгивая с камня на камень и балансируя руками, Мэдди пошла по склону, позабыв о собрании и уже удалившись от здания на несколько сот ярдов. Подъем становился все круче, и ей, чтобы не поскользнуться, уже приходилась опираться на камни руками.
Оказавшись наконец на вершине водопада, Мэдди с облегчением выдохнула, выпрямилась, посмотрела с высоты на озеро и впервые за долгое время испытала восторг.
Тишину вдруг нарушил пронзительный вопль. Птица кричать так громко – и так по-человечески – не могла. Исполненный боли крик вернулся, долетев через озеро эхом. Звук был сдавленный, и по коже у Мэдди побежали мурашки. Немного погодя она услышала другой звук – словно что-то волокли по земле – и спряталась за ближайшим пнем. Впереди виднелась дорога.
Снова стало тихо. Никто не хрипел, не задыхался. Осмелев, Мэдди осторожно поднялась и затаила дыхание. Ничего. Только биение ее собственного сердца отдавалось в ушах. Неужели ей это только показалось?
Шорох. Кто-то катился по листьям и стонал. Девочка замерла, глядя на рощу вечнозеленых деревьев. Доносящиеся оттуда звуки не походили на шум веселья; скорее кто-то попал в беду и, возможно, нуждался в помощи.
Держась на безопасном расстоянии от источника стонов, она осторожно двинулась в обход рощи. Рассмотреть, что там происходит, мешал стоящий у грунтовой дороги старый бук. Прибитая к дереву дощечка гласила: «Площадка для пикника через четверть мили». Мэдди видела эту дощечку из окна машины, когда они ехали к озеру.
Еще шаг-другой – и в поле ее зрения оказался прислонившийся к дереву мужчина с окровавленным лицом. Грязные и порванные рубашка и брюки, ободранная до крови щека. Никогда раньше Мэдди не видела человека в таком ужасном состоянии. Неужели на него напал дикий зверь? Взгляд его был неподвижен, и Мэдди он как будто не видел. Незнакомцу определенно было плохо. Может быть, заблудился ночью в лесу или сломал ногу? Отец Мэдди всегда предупреждал дочерей не уходить далеко от дома. Леса в окрестностях Кроссхейвена имели печальную славу: дети терялись в них, получали травмы, а иногда с ними случалось и кое-что похуже. Как с Джули.
Мужчина неловко переменил позу и, в поисках опоры задев плечом дерево, скривился и застонал. Руки у него были связаны за спиной, но внезапно освободились, и он потер покрасневшие запястья, встал на колени и опустил голову. Получив явные свидетельства того, что ситуация чрезвычайная, Мэдди быстро прошла разделявшее их расстояние.
– Мистер, с вами все в порядке?
Голова его качнулась. Он закрыл и открыл глаза.
– Ты лучше… уходи. – Его подбородок ткнулся в грудь. – Уходи…
Мэдди не сдвинулась с места.
– Кто вас обидел? Хотите, я позову помощь?
Незнакомец мотнул головой из стороны в сторону. Он как будто ждал кого-то. Неподалеку заурчал мотор. Машина быстро приближалась, хрустя колесами по гравию. За деревьями мелькнул свет фар.
Мужчина упал на землю и покатился вниз по насыпи в ее сторону. Мэдди отскочила назад и бросилась бежать. Продираясь через кусты и под ветками, она потеряла форменную шапочку, но не остановилась. За спиной у нее резко скрипнули тормоза, хлопнула дверца. Мэдди бежала, потому что весь вид незнакомца, все его синяки и порезы кричали громко и ясно: «УБИРАЙСЯ!»
Было уже начало шестого, и небо над узкой лесной дорогой заметно потемнело. В дорогу Прюсик отправилась в совершенно новых «оксфордах» и в результате заработала волдырь на правой пятке. Идти становилось все тяжелее, а озеро никак не появлялось. Мало того, за все время мимо не прошло ни одной машины, на которой можно было бы подъехать.
Прюсик сунула руку в карман, достала телефон и снова набрала номер Макфэрона. Телефон мигнул, показывая, что батарея разряжена. Невероятно, оказаться в глуши с волдырем на пятке и разряженным сотовым! Но винить было некого, кроме себя, что она и не преминула сделать. Ее внимание привлекли сверкнувшие за деревьями огни фар. Потом послышалось урчание мотора. Кто-то определенно ехал в ее сторону.
– Наконец-то. Хоть кто-то.
Лучи фар осветили сумрачный лес и мгновением позже ударили в лицо. Заслонив ладонью глаза, она показала значок ФБР. Машина замедлила ход, и Прюсик поспешила к правой стороне кабины. Водитель наклонился и распахнул дверцу.
– Как же вы вовремя, – сказала она, забираясь на пассажирское сиденье и стягивая наполовину правую туфлю.
Водитель резко взял с места.
– Вы мисс Прюсик? ФБР? – Опущенный козырек щегольской твидовой кепки затенял верхнюю часть его лица.
– Верно, специальный агент Прюсик, – подтвердила она, пытаясь рассмотреть лицо мужчины, точнее, нижнюю его половину.
Подбородок определенно принадлежал Дэвиду Клэрмонту. Сердце екнуло и заколотилось. Правое плечо было заметно ниже левого, что указывало на искривление позвоночника. Руль водитель держал правой рукой, опираясь локтем левой о дверцу. Вся его поза указывала на праворукость, тогда как Клэрмонт, в чем у нее не было сомнений, был левшой. Прюсик вспомнила, что во время допроса Клэрмонт сидел, наклонившись на правый бок, – еще одно свидетельство леворукости. Она сжала мизинец в кулаке.