Она больше. Мы преклоняемся перед тем, что она есть. Мы боимся того, что она из нас сделает.
– Идем, – говорит она, и мы следуем за ней в мир.
2613: В проливе Таср между Антарктической Полярной пустыней и Спокойствием взорвался огромный подводный вулкан. Селис Лидер Зенас, о которой прежде не было известно, что она ороген, вероятно, утихомирила вулкан, хотя не смогла избежать вызванного им цунами. Небо над Антарктикой потемнело на пять месяцев, но расчистилось как раз накануне того, как могла быть официально объявлена Зима. Сразу же после цунами муж Селис Лидер – глава общины, смещенный в результате внеочередных выборов, – попытался защитить свою годовалую дочь от толпы выживших и был убит. Вопрос неясный: некоторые свидетели утверждают, что толпа забила его камнями, другие говорят, что бывший глава общины был задушен Стражем. Осиротевшего ребенка Страж забрал в Уоррент.
5Тебя вспоминают
НАПАДЕНИЕ ПРОИСХОДИТ КАК ПО РАСПИСАНИЮ, ПЕРЕД РАССВЕТОМ. Все к нему готовы. Лагерь почти на трети пути через каменный лес, насколько сумела пройти Кастрима до наступления темноты, дальше было бы идти опасно. Вся группа должна пройти через лес до следующего заката – конечно, если все переживут ночь.
Ты неустанно рыщешь по лагерю, и не ты одна. Предполагается, что все Охотники спят, поскольку днем они разведывали местность и рыскали по окрестностям в поисках фуража и дичи. Ты видишь немало из них на ногах. Опоры должны бы спать посменно, но все они бодрствуют, как и немало народу из других каст. Ты замечаешь Хьярку, сидящую на груде вещей, голова ее опущена и глаза закрыты, но ноги подобраны для быстрого прыжка и в каждой руке по стеклянному кинжалу. Ее пальцы не разжимаются даже во сне.
При всем этом время для атаки выбрано глупо, но лучшего не будет, так что бандиты, похоже, решили действовать как есть. Ты сэссишь это первая, резко разворачиваешься на пятке и поднимаешь тревогу в то же самое время, как твое сознание сужается и погружается в тот участок мозга, откуда ты можешь управлять вулканами. Эпицентр, глубокий и сильный, укоренился в земле по соседству. Ты следуешь за ним до середины его потенциального торуса, центра круга, как коршун, заметивший добычу. Правая сторона дороги. Двадцать футов вглубь каменного леса, вне зоны видимости среди поникшей растительности.
– Юкка!
Она тут же появляется оттуда, где сидела среди палаток.
– Да, я почуяла.
– Еще неактивный. – Ты имеешь в виду, что торус еще не начал вытягивать тепло движения из окружающей среды. Но этот эпицентр глубок, как стержневой корень. В этом регионе сейсмического потенциала немного – и правда, большая часть давления нижних пластов ушла на создание этого каменного леса. И все же тепла всегда хватит, если достаточно углубиться, а тут глубоко. Основательно. По-эпицентровски точно.
– Нам не обязательно сражаться, – внезапно кричит Юкка, обращаясь к лесу. Ты пугаешься, хотя и не должна бы. Тебя поражает, что она это всерьез, хотя уже должна была бы привыкнуть. Она идет вперед, напряженная, пригнув колени, словно готовая рвануться в лес, держа перед собой руки и шевеля пальцами.
Сейчас проще дотянуться до магии, хотя ты по-прежнему сначала фокусируешься на культе своей руки, по привычке. Для тебя никогда не кажется естественным использовать ее вместо орогении, но по крайней мере твое сознание быстро смещается. Юкка намного впереди тебя. Малые волны и арки серебра танцуют по земле вокруг нее, по большей части впереди, распространяясь и мерцая, когда она вытягивает их из земли и превращает их в часть себя. Та жалкая растительность, которую ты сэссишь в лесу, облегчает задачу; эти лесные лозы и изголодавшиеся по солнечному свету мхи действуют как провода, передавая и сплетая серебро в узоры, имеющие смысл. Предсказуемые. Ищущие… ах.
Ты подбираешься в тот же момент, что и Юкка. Да. Там. Над этим глубоко укорененным эпицентром, в центре торуса, который еще не начал ткаться, скорчилась фигурка, вытравленная серебром. Впервые ты замечаешь, что серебро орогена ярче и не так сложно, как в растениях и насекомых вокруг. То же… ну, количество, если можно так сказать, если не емкость или потенциал, или живость, но схема иная. Серебро орогена концентрируется в относительно немногих ярких линиях, которые все выстраиваются в определенных направлениях. Они не мерцают, как и его торус. Он – это догадка, но ощущается так – прислушивается. Юкка, другой силуэт из четкого концентрированного серебра, удовлетворенно кивает. Она забирается на груду вещей в одной из телег, чтобы ее было лучше слышно.
– Я Юкка Рогга Кастрима, – кричит она. Ты догадываешься, что она указывает на тебя. – Она тоже рогга. И он. – Темелл. – И эти дети вон там. Мы не убиваем рогг. – Она замолкает. – Вы голодны? Мы мало чем можем поделиться. Незачем вам пытаться отнять это.
Эпицентр не двигается.
Но что-то другое нападает – с другой стороны каменного леса, это словно тонкие, настроенные агломерации серебра внезапно размываются хаотическим движением и устремляются к тебе. Другие налетчики – Злой Земля, ты так сосредоточилась на этом рогге, что даже не заметила людей у себя за спиной. Теперь ты их слышишь, слышишь крики, ругань, топот ног по засыпанному пеплом песку. Опоры возле частокола кричат, предупреждая.
– Они нападают! – кричишь ты.
– Да неужто, – рявкает Юкка, выхватывая стеклянный кинжал.
Ты отступаешь в круг палаток, остро осознавая свою уязвимость – странно, глубоко и неприятно. Еще хуже от того, что ты все равно можешь сэссить, а твои инстинкты подталкивают тебя отвечать, когда ты видишь, где все же могла бы помочь. Группа нападающих рвется туда, где периметр слабо огорожен и защитников мало, и ты открываешь глаза, чтобы по-настоящему видеть, как они пытаются прорваться. Типичные неприкаянные бандиты – грязные, отощавшие, в грязных от пепла лохмотьях и более новой краденой одежде. Ты можешь уделать всех шестерых в мгновение ока одним точным торусом.
Но ты также ощущаешь… что? Насколько ты скоординирована. Серебро Юкки сконцентрировано, как у всех рогг, которых ты наблюдала, но у нее оно все еще слоистое, рваное, немного дерганое. Оно течет внутри нее во все стороны, когда она спрыгивает с телеги и кричит, чтобы перебросили немногочисленных Опор ближе к этой группе налетчиков, и сама бежит на помощь. Твоя магия течет ровно и чисто, каждая линия в совершенстве соответствует в направлении и потоке другим линиям. Ты не знаешь, как вернуть это в прежнее состояние, даже если такое возможно. И ты инстинктивно понимаешь, что использование этого серебра, когда ты захочешь, скомпонует все частички твоего тела так же аккуратно, как каменщик складывает кирпичную стену. Ты станешь камнем.
Потому ты борешься с инстинктами и прячешься, как бы это ни раздражало. Есть и другие, припавшие к земле в кругу палаток – самые маленькие дети общины, горстка стариков, одна женщина на сносях, неспособная как следует двигаться, хотя у нее в руках заряженный арбалет, два Селекта с ножами, которых явно приставили охранять ее и детей.
Когда ты поднимаешь голову, чтобы наблюдать за схваткой, ты замечаешь нечто потрясающее. Данель, выхватив кол из ограды, работает им, прокладывая кровавый путь в рядах захватчиков. Она феноменальна, она вращает колом, бьет, блокирует и колет снова, крутя кол в руках между нападениями, словно дралась с неприкаянными миллион раз. Это не так, как бы действовал опытный Опора, это нечто большее. Она слишком хороша. Но этого следовало ожидать, не так ли? Реннанис поставил ее во главе армии не за красивые глаза.
Схватка быстро заканчивается. Двадцать-тридцать тщедушных неприкаянных против обученных, сытых, подготовленных общинников? Вот почему общины переживают Зимы и вот почему долгая неприкаянность – смертный приговор. Наверное, эти уж совсем отчаялись; на этой дороге за последние несколько месяцев не могло быть большого движения. О чем они думали?
Дело в их орогене, понимаешь ты. Они ждали, что он выиграет эту схватку для них. Но он по-прежнему неподвижен, как орогенистически, так и физически. Ты встаешь, проходишь мимо оставшихся островков схватки. Неловко напялив маску, ты сходишь с дороги и проскальзываешь между кольями частокола, заходя глубже в темноту каменного леса. Огонь костров не дает видеть в ночи, потому ты останавливаешься на миг, чтобы глаза привыкли. Кто знает, какие ловушки тут расставили неприкаянные; не надо было идти одной. И ты снова удивляешься, поскольку в мгновение ока ты внезапно начинаешь видеть в серебре. Насекомые, лиственная подстилка, паутина, даже камни – все теперь мерцает дикими, жилковатыми узорами, их клетки и частички обрисованы кристаллической решеткой, которая связывает их.
И люди. Ты останавливаешься, замечая их, хорошо замаскированных на фоне серебряного цветения леса. Этот рогга по-прежнему остается на месте, выделяясь ярче на фоне более нежных линий. Но тут есть еще две маленькие фигурки, скорчившиеся в пещерке где-то в двадцати футах глубже в лесу. Два других тела, каким-то образом оказавшиеся высоко наверху зубчатых, изогнутых скал леса. Может, стоят на стреме? Никто из них особо не движется. Невозможно сказать, видели они тебя или нет, или они просто наблюдают за схваткой. Ты застываешь, испуганная неожиданным сдвигом в твоем сознании. Может, это побочный эффект овладения способностью видеть серебро в себе и обелисках? Может быть, сделав это раз, ты теперь видишь его повсюду? Или, может, сейчас это все галлюцинация, как послеобраз, когда опускаешь веки. В конце концов, Алебастр никогда не упоминал о таком зрении – но когда Алебастр пытался быть хорошим учителем?
Ты чуть продвигаешься вперед на ощупь, вытянув руку перед собой, на случай если это какая-то иллюзия, но если так, она как минимум точная. Хотя странно ступать по серебряной решетке, через некоторое время ты привыкаешь. Определенная решетка того орогена и все еще удерживаемый торус недалеко, но чуть приподняты над землей. Может, на десять футов выше того места, где ты стоишь. Это отчасти становится понятно, когда местность резко поднимается, и твоя рука касается камня. Твое обычное зрение достаточно адаптировалось, чтобы ты смогла увидеть колонну, искривленную и, возможно, пригодную, чтобы по ней вскарабкаться, – по крайней мере если у тебя больше одной руки. Ты останавливаешься у подножия и говоришь: