Меня просили сообщить тебе о прекращении финансирования. Ты должен вернуться в Университет немедленно с минимальными возможными издержками.
И поскольку я тебя знаю, старый друг, позволь добавить следующее. Ты веришь в логику. Ты думаешь, что наши высокочтимые коллеги не подвержены предвзятости или политике перед лицом неумолимых фактов. Именно поэтому тебя никогда на милю не подпустят к Комитету по выделению фондов, несмотря на все твои титулы. Нас финансирует Старая Санзе. Семьи столь древние, что в их библиотеках есть книги старше всех Университетов – и они не позволят нам к ним прикоснуться. Как думаешь, почему эти семьи такие древние, Ятр? Почему Санзе продержалась так долго? Вовсе не из-за Предания Камня.
Нельзя просто так прийти к таким людям и просить денег на исследовательский проект, который делает из рогг героев! Просто нельзя. Их же кондратий хватит, а когда они придут в себя, они тебе голову оторвут. Они уничтожат тебя так же, как любую угрозу их состоянию и наследию. Да, я знаю, ты думаешь, что делаешь совершенно иное, но это так.
И если этого недостаточно, вот факт, который должен быть достаточно логичным даже для тебя: Стражи начинают задавать вопросы. Не знаю, почему. Никто не знает, что движет этими чудовищами. Но именно потому я проголосовал вместе с большинством Комитета, даже если теперь ты меня возненавидишь. Я хочу, чтобы ты остался в живых, старина, а не валялся в переулке со стеклянным кинжалом в сердце. Извини.
Доброго пути домой.
12Нэссун, не одна
СЕРДЕЧНИК МОЛЧИТ.
Нэссун замечает это, когда трансмаль, в котором они пронзили планету, выныривает на соответствующей станции на другой стороне света. Она расположена в одном из странных наклонных зданий, окружающих массивную дыру в центре Сердечника. Она зовет на помощь, зовет хоть кого-нибудь, плачет, когда дверь трансмаля открывается и она тащит обмякшее, не реагирующее тело Шаффы по молчаливым коридорам и затем по молчаливым улицам.
Он большой и тяжелый, так что хотя она так и эдак пытается применить магию, чтобы тащить его, ничего не выходит – магия не предназначена для чего-то такого грубого и локализованного, да и концентрация в этот момент у нее плохая. Она отволакивает его всего на квартал или около того, прежде чем тоже падает от измождения.
Какой-то ржавый день какого-то ржавого года.
Нашел эти книги, пустые. Материал, из которого они сделаны, – не бумага. Толще. Согнуть нелегко. Наверное, хорошая вещь, иначе уже стала бы пылью. Сохранить мои слова для вечности! Ха! Это дольше, чем продержится мой ржавый разум.
Не знаю, что написать. Иннон рассмеялся бы и сказал – пиши о сексе. Ладно, итак: я сегодня онанировал впервые с того момента, как С утянула меня сюда. Подумал о нем в процессе и не смог закончить. Может, я слишком стар? Так сказала бы Сиен. Она была бы в бешенстве, что я все еще могу ее обрюхатить.
Забыть, как пахло от Иннона. Здесь все пахнет морем, но не так, как море возле Миова. Другая вода? Иннон пах как здешняя вода. Каждый раз, как дует ветер, я теряю частичку его. Сердечник. Как же я ненавижу это место.
Сердечник не совсем чтобы руины. Он не разрушен и не безлюден.
Этот город на поверхности открытого, бесконечного океана представляется какой-то аномалией из зданий – не слишком высоких как по сравнению с погибшим Юменесом, так и еще раньше погибшим Сил Анагистом. Сердечник, однако, уникален как для бывшей, так и для нынешней культур. Здания Сердечника построены прочно, из нержавеющего металла, странных полимеров и прочих материалов, способных противостоять частым ураганным соленым ветрам, преобладающим в этой части мира. Те немногие растения, что растут здесь в парках, созданных давным-давно, – уже давно не милые декоративные тепличные создания, любимые строителями Сердечника. Деревья Сердечника – гибридизированные одичавшие потомки первоначального ландшафтного дизайна – огромные, древовидные, скрученные ветром. Они давно вырвались из прежних ухоженных клумб и резервуаров и теперь расползлись по тротуарам из прессованного волокна. В отличие от архитектуры Сил Анагиста, здесь много более острых углов, чтобы минимизировать сопротивление зданий ветру.
Но в этом городе есть большее, чем можно увидеть глазами.
Сердечник стоит на вершине огромного подводного щитового вулкана, и первые несколько миль дыры, просверленной в его центре, действительно окружены вырезанным в его массиве комплексом с жилыми помещениями, лабораториями и фабриками. Эти подземные строения, первоначально предназначенные для геомагестов и генджинеров Сердечника, давно уже переоборудованы для совершенно другой цели – поскольку эта изнанка Сердечника – Уоррент, где между Зимами живут Стражи и создают новых.
Мы поговорим об этом позже.
Наверху в Сердечнике день клонится к вечеру, над городом небо с редкими облаками в ошеломляюще-яркой синеве. (Зимы, начинающиеся в Спокойствии, редко сильно влияют на погоду в этом полушарии, или если и влияют, то спустя несколько месяцев или лет.) Как и должно быть в яркий день, на улицах вокруг Нэссун много народу. Она плачет и с трудом тащит Шаффу, но они не пытаются ей помочь. Они по большей части вообще не двигаются, поскольку это камнееды с розовыми мраморными губами, сияющими слюдяными глазами и косами из золотистого пирита или прозрачного кварца. Они стоят на ступенях зданий, которые не знали человеческих ног уже десятки тысяч лет.
Они сидят на каменных или металлических парапетах, которые начали уже деформироваться под их чудовищным весом в течение десятилетий. Одна сидит, подняв колени и свесив руки, привалившись к дереву, чьи корни оплели ее; мох покрывает ее плечи и волосы. Она смотрит на Нэссун, и лишь глаза ее двигаются, что может отражать заинтересованность.
Все они смотрят, но ничего не делают, когда это быстрое, шумное человеческое дитя всхлипывает на соленом ветру, пока не садится от усталости и просто сидит, все еще стискивая в кулаках рубашку Шаффы.
Другой день, тот же (?) год
Ничего не писать об Инноне или Кору. С нынешнего момента это табу.
Сиен. Я все еще могу чувствовать ее – не сэссить, чувствовать. Здесь есть обелиск, думаю, это шпинель. Когда я коннн контачу с ним, я словно бы чувствую все, с чем они связаны. Аметист следует за Сиен. Интересно, знает ли она.
Сурьма говорит – Сиен добралась до материка и стррр странствует.
Вот почему я ощущаю, будто я брожу, наверное? Она все, что осталось, но она – блин…
Это место нелепо. Сррма права, что есть способ запустить Врата Обелисков без контрольного каба? (Оникс. Слишком мощный, не могу рисковать, запустит настройку слишком быстро, и кто тогда сделает втрую ппытку зменить?) Но ржавяки пстроившие его сунули все в эту тупую дырру. С рассказала кое-что. Великий проект, чтоб меня. Но налицо куда хуже. Весь этот ржавый город – место преступления. Поболтался вокруг и нашел здоровые трубы, что тянутся по дну океана. ги ГИГАНТСКИЕ, готовые качать что-то из дыры на континент. Магию, говорит Сурьма, им что, правда столько было надо????? Больше чем у Врат!
Просил Русьму сегодня отнести меня в дыру, она сказала – нет. Так что же в той дыре? Что в той дыре.
Перед закатом появляется еще один камнеед. Здесь, среди изящно одетых, разноцветных своих сородичей, он выделяется еще сильнее своим серым цветом и обнаженной грудью: Сталь. Он несколько минут стоит над Нэссун, возможно, ожидая, что она поднимет взгляд и заметит его, но нет. Наконец, он говорит:
– Океанский ветер к ночи может стать холодным.
Молчание. Она то отпускает рубашку Шаффы, то снова наматывает ее на кулаки, не то чтобы конвульсивно. Она просто устала. Она держала его с самого центра Земли.
Через некоторое время солнце еще чуть ниже спускается к горизонту, и Сталь говорит:
– В двух кварталах отсюда в одном здании есть пригодное для жилья помещение. Запасенная там пища должна до сих пор быть съедобной.
– Где? – говорит Нэссун. У нее сиплый голос. Ей нужна вода. В ее фляге и у Шаффы есть немного, но она еще не открывала ни одну. Сталь меняет позу, показывая. Нэссун поднимает голову и видит неестественно прямую улицу, вымощенную вплоть до горизонта. Она устало встает, покрепче хватается за одежду Шаффы и снова тащит его.
Кто в дыре, что в дыре, куда идет дыра, как я задырявился!
Она принесла сегодня еду получше, поскольку я недостаточно ем. Такая особенная еда, ссссвежедоставленная с того конца света. Попытаюсь высушить семена и посадить их. Не забыть нассскресссти помидор, чтоб бросить С.
Язык книг выглядит почти как санзе-мэт. Одинаковые буквы?
Предшественник? Некоторые слова я почти узнаю. Некоторые древний этурпик, некоторые хладдак, немного раннединастический регво. Жаль, нет тут Шинаша. Он наорал бы на меня, что я хожу ногами по книгам, древним как вечность. Его всегда так легко было дразнить. Тоскую по нему.
Тоскую по всем, даже по людям этого ржавого Эпицентра (!) Тоскую по голосам из ржавых ртов. СИЕНИТ могла заставить меня есть, ты, булыжник говорящий. СИЕНИТ было насрать на меня, не только на то, могу ли я починить этот мир, на который насрать мне. СИЕНИТ должна была быть здесь, рядом со мной, я бы все за это отдал (вычеркнуто).
Нет. Она должна забыть меня и Ин (вычеркнуто) и Миов. Найти какого-нибудь унылого дурака, с которым действительно захочет спать. Вести скучную жизнь. Она заслуживает это.
Когда Нэссун добирается до нужного здания, опускается ночь. Сталь меняет положение, оказываясь перед странным асимметричным строением в форме клина, чей верхний край направлен против ветра. Наклонная крыша здания с подветренной стороны покрыта неопрятными спутанными зарослями.