Мы распространяем этот цикл запуска на макроуровне на всю сеть. Мы сэссим без сэссапин. Мы ощущаем изменение. Мы чувствуем его костями – поскольку мы часть этого двигателя, компоненты величайшего чуда человечества. На Земле, в сердце каждого узла Сил Анагиста по городу эхом катится звук сирен, и на сигнальных пилонах красным горит предостережение, видное издалека, пока фрагменты один за другим начинают монотонно петь, и мерцать, и выходить из гнезд. Мое дыхание учащается, когда я, в резонансе с остальными, чувствую поначалу отделение кристалла от более грубого камня, тягу, когда мы вспыхиваем и начинаем пульсировать вместе с изменением состояний магии и начинаем подниматься…
(Здесь возникает заминка, короткая и едва заметная в этот опьяняющий момент, хотя и пылающая в линзах памяти. Некоторые фрагменты причиняют нам боль, небольшую, выходя из гнезд. Мы ощущаем царапанье металла, которого быть не должно, скрежет игл по нашей кристаллической коже. Мы ощущаем дуновение ржавчины. Это краткая боль и забывается быстро, как и любой укол иглы. Только потом мы это вспомним и будем скорбеть.)
…подниматься, и гудеть, и вращаться. Я делаю глубокий вдох, когда гнезда и городские пейзажи вокруг них уходят вниз. Сил Анагист переключается на резервные энергетические системы; их должно хватить до момента включения Геоаркании. Но эти мирские вопросы сейчас не важны. Я теку, лечу, падаю вверх в стремительный свет – пурпурный, индиговый, лиловый или золотой – шпинель, топаз, гранат и сапфир – сколько их, такие яркие! Такие живые от нарастающей мощности. (Такие живые, снова думаю я, и от этой мысли по сети проходит дрожь, поскольку об этом подумали и Гэва, и Душва, и Ремва, который направляет нас к цели треском, подобным разлому: Идиоты, мы погибнем, если вы не сфокусируетесь! Потому я отпускаю эту мысль.)
И – ах, да, в центре экрана, в центре нашего сознания, как пылающее око, взирающее на добычу, – оникс. Расположенный так, как в последний раз попросила его Келенли, над Сердечником.
Я не нервничаю, говорю себе я, устремляясь к нему.
Оникс не похож на остальные фрагменты. Даже лунный камень по сравнению с ним спокоен – в конце концов, он всего лишь зеркало. Но оникс могуч, пугающ, темнее темного, непостижим. Если остальные фрагменты надо найти и активно привлечь, этот вцепляется в мое сознание, как только я приближаюсь, пытаясь втянуть меня глубже в свои грозные конвекционные потоки серебра. Когда я прежде связывался с ним, оникс отверг меня, как и всех остальных по очереди. Лучшие магесты Сил Анагиста не могли понять, почему – но теперь, когда я предлагаю себя, и оникс выбирает меня, я внезапно осознаю, почему так. Оникс живой. То, что при контакте с другими фрагментами было всего лишь вопросом, здесь становится ответом: он сэссит меня. Он изучает меня, касается меня своим присутствием, которое внезапно оказывается неоспоримым.
И в тот самый момент, когда я понимаю это, и у меня есть достаточно времени, чтобы со страхом подумать – что все эти личности думают обо мне, своем жалком потомке, сделанном из сплава их генов с ненавистью их губителей…
…я постигаю, наконец, тайну магестрии, которую даже ньессы скорее просто принимали, чем понимали. В конце концов, это магия, не наука. В ней всегда будут моменты, которых никто не поймет. Но теперь я знаю: вложи достаточно магии в нечто неживое, и оно станет живым. Вложи достаточно жизней в матрицу памяти, и она сохранит нечто вроде коллективного разума. Они помнят ужас и зверства всем, что осталось от них – своими душами, если хочешь.
И оникс поддается мне сейчас, поскольку в конце концов понимает, что я тоже знал боль. Мои глаза открылись, и я увидел собственные эксплуатацию и унижение. Конечно, я испуган и зол, и уязвлен, но оникс не презирает меня за эти чувства. Однако он ищет чего-то еще, чего-то большего и, наконец, находит это в маленьком горящем узле в моем сердце – решимость. Я посвятил себя созданию из всех этих неправильностей чего-то правильного.
Это то, чего желает оникс. Справедливости. И поскольку я хочу того же – я открываю свои плотские глаза.
– Я связался с контрольным кабошоном, – отчитываюсь я проводникам.
– Подтверждаю, – говорит Галлат, глядя на экран, где отдел биомагестрии мониторит наши нейроарканные связи. Наблюдатели начинают аплодировать, и внезапно я ощущаю презрение к ним. Их неуклюжие инструменты и их слабые, примитивные сэссапины, наконец, сказали им то, что для нас очевидно, как дыхание. Планетарный Движитель успешно запущен. Теперь, когда запущены все фрагменты, каждый поднимается, гудит и мерцает над всеми двумястами пятьюдесятью шестью городами-узлами и сейсмическими энергетическими точками, мы начинаем цикл ускорения. Между фрагментами сначала загораются бледные поточные буферы, затем мы повторно запускаем цикл более глубоких драгоценнокаменных тонов генераторов. Оникс отмечает начало цикла одиночным, тяжелым звуковым ударом, от которого рябью идет Полушарный океан.
Кожа моя натянута, сердце колотится. Где-то в ином пространстве я стискиваю кулаки. Мы сделали это, наперекор ничтожному разделению шести тел и двухсот пятидесяти шести рук и ног и одного огромного черного пульсирующего сердца. Мой рот открывается (наши рты открываются), когда оникс настраивается совершенным образом для направления бесконечно кипящей земной магии туда, где глубоко-глубоко внизу лежит ее обнаженное сердце. Ради этого момента мы были созданы.
Теперь, должны мы сказать. Здесь и сейчас, осуществить связь, и мы замкнем потоки сырой магии планеты в бесконечный цикл служения человечеству. Поскольку вот для чего на самом деле создали нас силанагистанцы: для подтверждения своей философии. Жизнь священна в Сил Анагисте – как и должно быть, ибо город сжигает жизнь как топливо ради своей славы. Ньессы были не первым народом, которые он перемолол своей пастью, просто это пример последнего и наиболее жестокого истребления множества жизней.
Но для общества, построенного на угнетении, нет большей угрозы, чем если не останется ни единого угнетаемого. И теперь, если ничего не сделать, Сил Анагисту придется вновь найти способ разделить свой народ на подгруппы и измыслить причину для конфликтов между ними. Магии, получаемой из растений и генджинированной фауны, недостаточно; кто-то обязан страдать, если остальные упиваются роскошью.
Лучше пусть страдает Земля, считает Сил Анагист. Лучше поработить огромный неодушевленный объект, который не чувствует боли и не будет сопротивляться. Лучше Геоаркания. Но это обоснование все равно порочно, поскольку Сил Анагист сам по себе нежизнеспособен. Он паразит – его жажда магии растет с каждой каплей, которую он глотает. Сердце Земли не бесконечно. В конце концов, через пятьдесят тысяч лет оно тоже иссякнет. И все погибнет.
Все, что мы делаем, бесполезно, и Геоаркания – ложь. И если мы поможем Сил Анагисту и дальше идти по этому пути, нам придется сказать – То, что сделали с нами, справедливо и неизбежно.
Нет.
Что же, вместо этого мы сказали – Сейчас. Здесь, сейчас, соединение: бледные фрагменты с темными, все фрагменты с ониксом, а оникс… опять с Сил Анагистом. Мы полностью отделяем лунный камень от контура. Теперь вся мощность, запасенная во фрагментах, хлынет в город, и когда Планетарный Движитель умрет, умрет и Сил Анагист.
Все начинается и заканчивается задолго до того, как инструменты проводников успевают хотя бы зарегистрировать проблему. Поскольку остальные соединены со мной, наша нота замолкает, когда мы затихаем и ждем, когда нас захлестнет обратная петля отдачи. Я чувствую себя удовлетворенным. Хорошо будет умереть не в одиночку.
Но. Но.
Вспомни – не мы одни решили сражаться в этот день. Это я пойму лишь позже, когда посещу руины Сил Анагиста и загляну в пустые гнезда и увижу железные иглы, торчащие из их стен. Что это враг, я пойму лишь после того, как буду унижен и переделан у его ног… но объясню я сейчас, чтобы ты могла научиться на моих страданиях.
Не так давно я рассказывал тебе о войне между Землей и жизнью на его поверхности. Вот тебе часть вражеской психологии: Земля не видит разницы между нами. Ороген, глухач, силанагистанец, ньесс, будущее, прошлое – для него человечество есть человечество. И даже если другие руководили моим рождением и развитием, даже если Геоаркания была мечтой Сил Анагиста задолго до того, как мои проводники родились на свет, даже если я всего лишь исполнял приказы, даже если мы шестеро решили нанести ответный удар… Земле плевать. Мы все виновны. Все соучастники преступления – попытки поработить сам мир.
Теперь, признав нас всех виновными, Земля подписал приговор. Здесь, по крайней мере, он хоть отчасти учел намерения и хорошее поведение.
Вот что я помню, что сложил по кусочкам позже и во что я верю. Но помни – никогда не забывай – что это было лишь началом войны.
Мы ощущаем это нарушение поначалу как какой-то призрак в машине.
Присутствие рядом, внутри нас, настойчивое, неотступное и чудовищное. Он выбивает оникс из моей хватки прежде, чем я понимаю, что творится, и затыкает наши испуганные сигналы Что? и Что-то не так и Как это случилось? ударной волной земноречи, столь же ошеломляющей для нас, как однажды станет для тебя Разлом.
Привет, маленькие враги.
В смотровой камере проводников наконец-то взвывают сирены. Мы замерли в своих проволочных креслах, беззвучно крича и получая ответ чего-то вне нашего понимания, так что биомагестры замечают проблему лишь тогда, когда девять процентов Планетарного Движителя – двадцать семь фрагментов – уходят из сети. Я не вижу, как ахает и обменивается смертельно испуганным взглядом с остальными проводниками и их уважаемыми гостями проводник Галлат; это предположение, я ничего о нем не знаю. Я представляю, что в какой-то момент он поворачивается к консоли и блюет своим ланчем. Я также не вижу, как у него за спиной железная сфера пульсирует, разбухает и раскалывается, разрушая поле стазиса и осыпая всю комнату горячими, острыми как иглы железными осколками. Я