Но все Стражи забыли об еще одном страже Нэссун. Сталь словно не двигается. Последние несколько минут он стоит спиной к груде, бывшей Джиджей, с безмятежным лицом, расслабленный, глядя на северный окоем. В следующее мгновение он уже ближе, прямо рядом с Нэссун, перенесшись так быстро, что Нэссун слышит резкий хлопок воздуха. И движение Ниды вперед резко останавливается, поскольку ее глотка крепко зажата в кольце поднятой руки Стали.
Она вопит. Нэссун часами слушала ее бессвязную болтовню дребезжащим голосом, и, возможно, это заставило ее думать о Ниде как о певчей птичке, болтливой, щебечущей и безобидной. Этот вопль – крик хищника, чья дикость превратилась в ярость из-за того, что ей не дали обрушиться на добычу. Она пытается вырваться, рискуя ободрать кожу и порвать связки, но хватка Стали крепка как камень. Она попалась.
Звук откуда-то сзади заставляет Нэссун резко обернуться. В десяти футах позади нее Умбра и Шаффа размыто слились в поединке. Она не может видеть, что происходит. Оба двигаются чересчур быстро, бьют стремительно и жестоко. Когда ее уши ловят звук удара, они уже в другом положении. Она даже не может сказать, что они делают, – но она боится, так боится за Шаффу. Серебро в Умбре течет рекой, сила постоянно поступает в него через эти блестящие корни. Однако в Шаффе это течение тоньше, как цепь стремнин и заторов, дергающая его нервы и мышцы и непредсказуемо вспыхивающая в попытках отвлечь его. По сосредоточенному лицу Шаффы Нэссун видит, что он все еще держит ситуацию под контролем, и что именно это спасло его; его движения непредсказуемы, стратегически рассчитаны, выверены. И все же. Потрясающе, что он вообще может сражаться. И то, как он заканчивает бой, когда его рука по запястье входит под челюсть Умбры, ужасает.
Умбра издает ужасающий звук, замирает – но мгновением позже его рука снова устремляется к глотке Шаффы, размываясь от скорости движения.
Шаффа ахает – так коротко, что это может быть просто вздох, но Нэссун слышит в этом предупреждение – и отводит удар, но Умбра все же двигается, хотя глаза его закатились, а движения дерганые и неуклюжие. Нэссун осознает – Умбры уже нет в его теле. Что-то иное управляет его конечностями и рефлексами, пока жизненно важные связи не разрушены. И да – в следующее мгновение Шаффа бросает Умбру наземь, вырывает свою руку из его тела и растаптывает голову противника.
Нэссун не может смотреть. Она слышит хруст – этого довольно. Она слышит, что Умбра еще дергается, движения его более слабые, но упорные, и она слышит слабый шорох одежды Шаффы, когда тот наклоняется. Затем она слышит то, что ее мать в последний раз слышала в той маленькой комнатке в крыле Стражей в Эпицентре: треск кости и звук рвущихся хрящей, когда Шаффа погружает пальцы в основание размозженного черепа Умбры.
Нэссун не может закрыть уши, потому она фокусируется на Ниде, которая все еще пытается вырваться из несокрушимой хватки Стали.
– Я… я… – пытается заговорить Нэссун. Ее сердце лишь чуть успокоилось. Сапфир еще сильнее дрожит в ее руках. Нида все еще хочет убить ее. Стали, который показал себя лишь как возможный, а не определенный союзник, нужно всего лишь ослабить хватку, и Нэссун умрет. Но. – Я н… не хочу убивать тебя, – выдавливает она. Это даже правда.
Нида резко замирает и замолкает. Ярость постепенно превращается в отсутствие выражения лица.
– Оно сделало то, что должно было сделать, в последний раз, – говорит она.
По коже Нэссун бегут мурашки, когда она осознает, что поменялось нечто неощутимое. Она не уверена, что именно, но больше она не думает о Ниде как о совсем Ниде. Она сглатывает.
– Что сделало? Кто?
Взгляд Ниды падает на Сталь. Слышится слабый скрежет, когда губы Стали раскрываются в широкой зубастой улыбке. И прежде, чем Нэссун успевает придумать очередной вопрос, рука Стали поворачивается, не размывается – неестественно медленно, словно имитирует движение человека. (Или пародирует.) Он притягивает к себе руку и вращает кистью так, чтобы развернуть Ниду спиной к себе. Поднимает ее затылок к своему рту.
– Он в гневе, – спокойно продолжает Нида, хотя сейчас ее лицо отвернуто и от Стали, и от Нэссун. – Но даже сейчас он, возможно, готов уступить, простить. Он требует правосудия, но…
– Он уже тысячу раз получил свое правосудие, – говорит Сталь. – Больше я ничего не должен. – Затем он широко распахивает рот.
Нэссун снова отворачивается. Утром, когда она превратила собственного отца в груду осколков, некоторые вещи все еще остаются слишком непристойными для ее детских глаз. По крайней мере, Нида больше не шевелится, когда Сталь бросает ее труп на землю.
– Мы не можем оставаться здесь, – говорит Шаффа. Когда Нэссун с трудом сглатывает и фокусирует взгляд на нем, она видит, что он стоит над трупом Умбры, держа что-то маленькое и острое в окровавленной руке. Он смотрит на этот предмет с той же холодной отстраненностью, с которой бросается на тех, кого намерен убить. – Придут другие.
Сквозь ясность почти предсмертного выброса адреналина Нэссун понимает, что он говорит о других оскверненных Стражах – и не наполовину, как сам Шаффа, который как-то умудрился сохранить хоть какую-то свободную волю. Нэссун сглатывает и кивает, ощущая себя спокойнее, когда больше никто активно не пытается убить ее.
– А к… как остальные дети?
Некоторые из этих самых детей стоят на пороге спальни, пробужденные толчком сапфира, когда Нэссун призвала его в форме длинного кинжала. Нэссун понимает, что они видели все. Один-двое плачут, видя гибель своих Стражей, но большинство просто смотрят на Шаффу в немом шоке. Одного из младших рвет прямо на ступенях.
Шаффа долго смотрит на них, затем искоса на нее. Холодность все еще не ушла, говоря о том, чего не слышно в его голосе.
– Им надо быстро покинуть Джекити. Без Стражей местные вряд ли потерпят их присутствие. – Или Шаффа может их убить. Так он поступал со всеми неподконтрольными ему орогенами, которых они встречали. Либо они принадлежат ему, либо они угроза.
– Нет, – выпаливает Нэссун. Она обращается к этой молчаливой холодности, а не противится словам Шаффы. Холодность чуть усиливается. Шаффа не любит, когда она говорит «нет». Она делает глубокий вздох, чуть успокаивается и поправляет себя.
– Пожалуйста, Шаффа. Я просто… не перенесу.
Это чистое лицемерие. Решение, недавно принятое Нэссун, молчаливое обещание над трупом отца, изобличает ее. Шаффа не может знать, что она решила, но краем глаза она с болью ловит окровавленную усмешку Стали. Она сжимает губы. Она не лжет. Она не может вынести жестокости, этого бесконечного страдания, речь об этом. То, что она решила сделать, будет сделано, и, если ничего не помешает, быстро и милосердно.
Шаффа мгновение смотрит на нее. Затем чуть морщится, резко, как часто с ним бывает в последние недели. Когда спазм проходит, он натягивает улыбку и подходит к ней, хотя сначала крепко сжимает кусочек металла, вырванного из Умбры.
– Как твое плечо?
Она трогает его. Ткань рукава ее ночной сорочки пропитана кровью, но кровь не струится, и она может двигать рукой.
– Болит.
– Боюсь, будет болеть некоторое время. – Он оглядывается по сторонам, затем встает и идет к трупу Умбры. Отрывает один из рукавов его рубашки – тот, который не так заляпан кровью, как другой, с отстраненным облегчением замечает Нэссун, – подходит и закатывает ее рукав, затем помогает ей завязать ткань вокруг плеча. Туго заматывает. Нэссун знает, что это хорошо, и, вероятно, рану не придется зашивать, но на миг боль усиливается, и она опирается на него. Он позволяет ей это, гладит ее по волосам свободной рукой. Нэссун замечает, что в окровавленной он крепко сжимает кусочек металла.
– Что ты будешь с ним делать? – спрашивает Нэссун, глядя на его сжатый кулак. Она не может отделаться от впечатления, что там что-то злое выпускает и втягивает щупальца, ища кого-то еще, чтобы заразить его волей Злого Земли.
– Не знаю, – тяжело говорит Шаффа. – Для меня оно неопасно, но я помню, что в… – Он на миг сдвигает брови, явно пытаясь поймать погибшие воспоминания. – Что когда-то где-то мы просто перерабатывали их. Здесь, думаю, я найду какое-нибудь пустынное место и выброшу его, надеясь, что в скором времени на него никто не наткнется. А ты что будешь делать вот с этим?
Нэссун следует за его взглядом, где сапфировый длинный кинжал сам по себе заплыл ей за спину и завис в воздухе в футе от ее спины. Он чуть передвигается, следуя за ее движениями, и еле слышно гудит. Она не понимает, почему он так себя ведет, хотя его смутная, дремлющая сила придает ей уверенности.
– Надо будет убрать его назад.
– Как ты?..
– Он просто был мне нужен. Он знал, что мне было нужно, и изменился ради меня. – Нэссун слегка пожимает плечами. Так трудно объяснять это словами. Затем она хватается за его рубашку здоровой рукой, потому что знает, что если Шаффа не отвечает – это плохой признак. – Остальные, Шаффа.
Наконец он вздыхает.
– Я помогу им собрать рюкзаки. Идти можешь?
Нэссун испытывает такое облегчение, что сейчас могла бы полететь.
– Да. Спасибо. Спасибо тебе, Шаффа!
Он качает головой, явно сожалея, затем снова улыбается.
– Иди в дом твоего отца и собери все полезное, что можно унести, малышка. Я приду туда к тебе.
Она медлит. Если Шаффа решил убить остальных детей в Найденной Луне… Он же не станет? Он же сказал, что не станет.
Шаффа останавливается, подняв бровь над улыбкой, изображая вежливый спокойный вопрос. Это иллюзия. Серебро все еще хлещет Шаффу, пытаясь заставить его убить ее. Наверняка он испытывает чудовищную боль. Но он противится кнуту, как уже много недель. Он не убьет ее потому, что любит. И если она не может доверять ему, то вообще никому нельзя.
– Хорошо, – говорит Нэссун. – Встретимся у папы.
Отодвинувшись от него, она видит Сталь, который тоже повернулся к Шаффе. За последние несколько секунд Сталь убрал кровь с губ. Она не знает, как. Но он протянул одну серую руку к ним – нет. К Шаффе. Шаффа склоняет голову набок в этот момент, раздумывает, а в следующее мгновение кладет окровавленную железку в руку Стали. Рука Стали мгновенно смыкается, затем раскрывается – медленно, словно показывая фокус. Но железки нет.