Я говорю ей:
– Ты больше не увидишь Стали. – На случай, если это ее беспокоит. Она чуть вздрагивает, словно забыла о моем присутствии. Затем вздыхает.
– Скажи ему, что я прошу прощения. Я просто… не смогла.
– Он понимает.
Она кивает. Затем:
– Шаффа умер сегодня.
Я забыл о нем. А не стоило бы – он был частью тебя. И до сих пор часть тебя. Я ничего не говорю. Похоже, она предпочитает, чтобы было так.
Она глубоко вздыхает.
– Ты… Они говорят, что ты принес их и маму. Ты можешь забрать нас назад? Я понимаю, что это будет опасно.
– Опасности больше нет. – Когда она хмурится, я рассказываю ей все: о перемирии, освобождении заложников, окончании нынешних боевых действий в виде прекращения Зим. Это не означает полной стабильности. Тектоника плит останется тектоникой плит. Подобные Зимам катастрофы все еще будут случаться, но с гораздо меньшей частотой. Я завершаю: – Вы можете вернуться в Спокойствие на трансмале.
Она вздрагивает. Я запоздало припоминаю, что ей пришлось там пережить. Она еще говорит:
– Я не знаю, смогу ли дать ему магию… ощущение будто…
Она поднимает культю, где вместо левой кисти каменная корка. Тогда я понимаю ее – и да, она права. Она идеально настроена, и так будет до конца ее дней. Орогения потеряна для нее навсегда. Разве что она захочет присоединиться к тебе. Я говорю:
– Я заряжу трансмаль. Заряд продержится месяцев шесть или около того. Уезжайте в этот промежуток времени.
Я перемещаюсь к подножию лестницы. Она вздрагивает, озирается и видит, что я обнимаю тебя. Я забрал и ее старую руку тоже, поскольку наши дети всегда часть нас. Она встает, и на мгновение я опасаюсь стычки. Но вид у нее не несчастный. Просто покорный. Я жду – мгновение или год – ее последних слов к тебе, если ей есть что сказать.
Вместо этого она говорит:
– Я не знаю, что будет с нами.
– С нами?
Она вздыхает.
– С орогенами.
О.
– Нынешняя Зима еще продлится некоторое время, хотя Разлом и остыл, – говорю я. – Выживание потребует сотрудничества между разными типами людей. А сотрудничество дает перспективы.
Она хмурится.
– Перспективы… чего? Ты же сказал, что после этого Зимы закончатся.
– Да.
Она поднимает руки – вернее руку и культю – и горестно разводит ими.
– Люди убивали и ненавидели нас, когда нуждались в нас. Теперь в нас и нужды нет.
Нас. Мы. Она все еще считает себя орогеном, хотя больше не будет способна ни на что, кроме как слышать землю. Я решаю не подчеркивать этого. Но все же говорю:
– Так и они вам не нужны. – Она замолкает, вероятно, в растерянности. Я добавляю для ясности: – С окончанием Зим и гибелью всех Стражей у орогенов появляется возможность подчинить или уничтожить глухачей, если они того пожелают. Раньше ни одна группа не могла выжить без помощи другой.
Нэссун ахает.
– Это ужасно!
Я не пытаюсь объяснить, что если что-то ужасно, то от этого оно не становится менее реальным.
– Больше не будет Эпицентров, – говорит она. Отводит взгляд, вероятно, вспоминая уничтожение Антарктического Эпицентра. – Я думаю… это ненормально, но я не знаю, как еще… – Она мотает головой.
Я молча смотрю, как она барахтается в своих мыслях – месяц или мгновение. Я говорю:
– Эпицентры ненормальны.
– Что?
– Изоляция орогенов никогда не была единственным способом обеспечить безопасность общества. – Я нарочно замолкаю, и она моргает, возможно, вспоминая, что родители-орогены прекрасно способны растить детей-орогенов безопасно. – Истребление никогда не было единственным вариантом. Узлы не были единственным вариантом. Это лишь разный вариант выбора. Всегда был возможен другой выбор.
В ней столько горя, в твоей маленькой девочке. Я надеюсь, что Нэссун однажды поймет, что она не одна в мире. Я надеюсь, что она снова научится надеяться.
Она опускает взгляд.
– Они не собираются делать другого выбора.
– Сделают, если ты заставишь.
Она мудрее тебя и не отмахивается от мнения, что можно заставить людей достойно относиться друг к другу. Вопрос в методологии.
– У меня больше нет орогении.
– Орогения, – говорю я резко, чтобы привлечь ее внимание, – никогда не была единственным способом изменить мир.
Она смотрит на меня. Я чувствую, что сказал все, что мог, потому оставляю ее подумать над моими словами. Я иду на городскую станцию и заряжаю трансмаль достаточным количеством магии для возвращения в Спокойствие. Возвращение Нэссун и ее спутников в Реннанис из Антарктики займет несколько месяцев. Зима во время их путешествия станет более лютой, поскольку у нас теперь снова есть Луна. И все же… они часть тебя. Я надеюсь, что они выживут.
Как только они отправляются в путь, я прихожу сюда, в сердце горы под Сердечником. Позаботиться о тебе.
Когда мы начинаем этот процесс, верного пути нет. Земля – ради добрых отношений я не буду больше называть его Злым – перестроил нас в мгновение ока, и теперь многие из нас достаточно искусны, чтобы повторить эту перестройку без долгого вызревания. Однако я обнаружил, что быстрота дает смешанные результаты. Алебастр, как ты назвала бы его, до конца не вспомнит себя еще долгие столетия – или вообще никогда. Но ты должна стать иной.
Я привел тебя сюда, перебрал чистое магическое вещество твоей сущности и реактивировал решетку, которая должна сохранить самую важную сущность того, чем ты была. Ты утратишь какие-то воспоминания. Перемены не бывают без потерь. Но я рассказал тебе эту историю, вложил в тебя то, что остается от тебя, чтобы сохранить по максимуму ту, какой ты была.
Заметь, я не заставляю тебя принять конкретную форму. С этого момента ты можешь стать какой пожелаешь. Просто чтобы знать, куда ты идешь, надо знать, откуда ты. Ты понимаешь?
И если ты пожелаешь покинуть меня… я переживу. И не такое переживал.
Так что я жду. Время проходит. Год, десятилетие, неделя. Время не имеет значения, хотя Гэва в конце концов утрачивает интерес и уходит по своим делам. Я жду. Я надеюсь… нет. Я просто жду. И однажды глубоко в расселине, куда я положил тебя, с шипением раскалывается жеода. Ты встаешь из ее половинок, и составляющее тебя вещество замедляется и остывает до естественного состояния.
Ты прекрасна, думаю я. Кудри из тяжелой яшмы. Кожа из охристого мрамора с прожилками веселых морщинок у губ и глаз, многослойный мрамор одеяния. Ты смотришь на меня, а я на тебя.
Ты говоришь – эхом голоса, который некогда у тебя был:
– Ты этого хотел?
– Только быть с тобой, – говорю я.
– Зачем?
Я принимаю униженную позу, потупив голову и приложив руку к сердцу.
– Потому что только так можно пережить вечность, – говорю я, – или всего несколько лет. Друзья. Семья. Идти с ними. Идти вперед.
Помнишь, я впервые сказал тебе это, когда ты отчаялась когда-нибудь исправить зло, которое сотворила? Возможно. Ты тоже меняешь позу. Руки сложены на груди, скептический взгляд. Знакомо. Я пытаюсь не надеяться, и полностью проваливаю попытку.
– Друзья, семья, – говоришь ты. – И кто я для тебя?
– То, и другое, и еще больше. Мы выше такого.
– Хм-м-м.
Я не взволнован.
– А чего хочешь ты?
Ты думаешь. Я прислушиваюсь к медленному непрерывному рокоту вулкана в глубине. Затем ты говоришь:
– Я хочу, чтобы мир стал лучше.
Я никогда так не жалел о том, что не могу запрыгать и заверещать от радости. Вместо этого я перемещаюсь к тебе, протянув руку.
– Тогда пойдем и сделаем его лучше.
У тебя насмешливо-изумленный вид. Это ты. Это действительно ты.
– Прямо вот так?
– Это займет некоторое время.
– Не думаю, что я очень терпелива. – Но ты принимаешь мою руку.
Не будь терпелива. Никогда. Так начинается новый мир.
– Я тоже, – говорю я. – Начнем же.
Приложения
Приложение 1Перечень Пятых Времен года или Зим, что были занесены в хроники до и после основания Экваториального Объединения Санзе От самых недавних к более древним
Удушливая Зима: 2714–2719 по Имперскому летоисчислению. Непосредственная причина: извержение вулкана. Локализация: Антарктика близ Деветериса. Извержение вулкана Акок окутало облаками тонкого пепла пространство радиусом в пять сотен миль. Этот пепел затвердевал в легких и на слизистых оболочках. Пять лет без солнца, хотя северное полушарие не так сильно пострадало (всего два года).
Кислотная Зима: 2322–2329 по Имперскому летоисчислению. Непосредственная причина: землетрясение выше десяти баллов. Локализация: неизвестно, далеко в океане. Внезапное смещение пластов привело к возникновению цепи вулканов на пути основного океанского течения. Это течение, идущее к западному побережью и в конце концов вокруг всего Спокойствия, было отравлено кислотой. Большинство прибрежных поселений погибло от начального цунами, остальные ослабели или были вынуждены переселиться, когда их флоты и портовые сооружения пострадали от коррозии, а рыбная ловля заглохла. Затемнение атмосферы облаками длилось семь лет, уровень pH прибрежных вод много лет оставался непригодным для жизни.
Кипящая Зима: 1842–1845 по имперскому летоисчислению. Непосредственная причина: взрыв горячей точки под большим озером. Локализация: Южное Срединье, квартент озера Теккарис. В результате извержения в атмосферу было выброшено несколько миллионов галлонов пара и макрочастиц, которые вызвали кислотные дожди и затемнение атмосферы над южной половиной континента в течение трех лет. Северная половина, однако, не пострадала, так что археоместы спорят, можно ли эту Зиму считать «истинной».
Бездыханная Зима: 1689–1798 по Имперскому летоисчислению. Непосредственная причина: несчастный случай в шахте. Локализация: Северное Срединье, квартент Сатд. Эта абсолютно антропогенная Зима началась, когда шахтеры северо-западных угольных разрезов Северного Срединья устроили подземный пожар. Относительно мягкая Зима, во время которой порой проглядывало солнце, без пеплопада или кислотных дождей, разве что в самом регионе, лишь некоторые общины объявили Зимний Закон. Около четырнадцати миллионов человек в городе Хельдин погибли при первоначальном взрыве природного газа и в быстро распространяющейся воронке пожара прежде, чем имперские орогены успешно затушили и запечатали границу пожара, предотвратив дальнейшее распространение. Оставшуюся массу можно было только изолировать, она продолжала гореть еще сто двадцать лет. Дым горения, разносимый господствующими ветрами, вызывал проблемы с дыханием и порой массовое удушье в регионе в течение нескольких десятков лет. Вторичным эффектом потери угольных разрезов Северного Срединья стал катастрофический рост цен на топливо и расширение применения геотермального и гидроэлектрического обогрева, что привело к основанию Патентного общества джинеров.