Солдаты подтвердили показания поручика и сообщили, что он подговорил их перейти в отряд.
В штабе решили сделать ночной налет на мельницу. Отобрали 25 партизан, дали им лучшее оружие. А когда на леса опустились сумерки, глухими дорогами ушел отряд выполнять задание. В полночь обложили мельницу с трех сторон, с четвертой — озеро. Без шума сняли дремавших часовых, остальные не оказали сопротивления. Быстро впрягли в груженные мукой возы пасшихся тут же на лугу лошадей и двинулись в лагерь.
— Вот мы и с блинами, — шутили партизаны дорогой. — Придется тебе, Егор, стряпухой побыть.
Активные действия отряда всполошили волостных заправил. Коршуньем слетелись они в дом урядника села Песчанки Николая Майорова. В просторной комнате особняка накрыт по-праздничному стол. За ним Иван Югов, поповский сынок из Прошкино, поп Александр Скворцов с сыном Петром, Николай Третьяков и Александр Маклаков из Галкино, братья Петр и Игнатий Циулины из Михайловки, еще с десяток песчанских богачей и богатых мужиков из соседних деревень. Хозяин только что вернулся из уезда, и все с нетерпением ждали важных вестей, не притрагиваясь к еде, с вожделением посматривали на самогон и закуску.
— Не томи, Николай Иванович, рассказывай, — не вытерпел Скворцов, — что нам уездные власти обещают. Совсем добрым людям проходу не стало. Прошлой ночью с мельницы обоз с мукой угнали.
Майоров облизал пухлые губы, потянулся к графину с самогоном, разлил мутноватую жидкость по рюмкам.
— Слышал.
Он обвел взглядом гостей.
— Недолго им куковать осталось. Скажу по большому секрету: на днях прибудет карательный отряд. В уездной управе меня лично заверили. Так что — готовьтесь.
Гости ожили, повеселели.
— Вот за это спасибо, — удовлетворенно крякнул Николай Третьяков.
А в это время из Шадринска уже двигались на юг два хорошо вооруженных отряда. Четырнадцатого июля вечером они вошли в Утичье и остановились на ночлег, закрыв постами все выходы из деревни. В этот же день части Красной Армии освободили от колчаковцев Екатеринбург.
Стояла обычная летняя ночь с неясными шорохами и звуками, чуткой, настороженной тишиной. После вечерней поверки из лагеря ушли сторожевые дозоры. А когда восточная половина неба украсилась утренней зарей, в лагерь прибежал до колен вымокший в росе утиченский крестьянин Андрей Усов. Подолом длинной рубахи он вытирал с лица пот и скороговоркой рассказывал:
— Вечор всю деревню запрудили колчаковцы. На нас собираются.
В лагере объявили тревогу. Лесная поляна зашевелилась, словно растревоженный муравейник, предрассветную тишину нарушили топот, бряцание оружия. В штабе собрались командиры, решали, что делать.
— Уходить надо, не устоять безоружным против пулеметов, — предлагал один. — Только так отряд сохраним.
— Негоже пятки колчаковцам казать, — возражали другие. — Принимать бой надо. Не выдержим — тогда другой разговор.
Решили принять бой.
Всех с огнестрельным оружием отвели из лагеря в сторону Утичья и расположили на опушке леса. Те, кто был вооружен лишь холодным оружием, остались в лагере. Они тоже приготовились к бою, хотя никто не представлял, как можно вести сражение с ножами, дубинками и деревянными пиками против пулеметов и винтовок.
Едва первые лучи солнца скользнули по верхушкам деревьев, как со стороны Утичья показались вражеские дозоры… Шли по-кошачьи, крадучись от куста к кусту, от дерева к дереву, прячась за каждой кочкой. Думали накрыть партизанские сторожевые охранения внезапно, уничтожить, расчистить путь главным силам.
Партизаны Антон Сумин, Григорий Овчинников, Иван Леготин, Василий Пьянков, имеющие винтовки, расположились за стволом поваленного дерева и тихо переговаривались:
— Приходит прошлый раз ко мне жена, — шептал Иван, — жалуется: «Когда же всему этому конец будет? То германская, то Колчак, а жить когда будем? Избенка разваливается, сарай пал. Тяжело одной с ребятишками, надорвалась вся». А я ей: «Чего нюни распустила — обойдется». У самого же на душе до того тошно стало, хоть плачь.
— Да-а, — ответил Пьянков, — тяжелое времечко досталось. Но не горюй, вот разобьем белобандитов — еще как заживем. Весь мир о нас знать будет. Вон какое дело вершим — подумать только.
Пьянков еще хотел что-то сказать, но в это время утреннюю тишину разорвал выстрел, второй, третий. Это вступили в перестрелку выдвинутые вперед дозоры. Мужики приготовились.
— У тебя патронов много, Антон? — спросил Иван.
— Десятка полтора.
— Что будем делать?
— Биться до последнего, — твердо ответил Сумин.
Сбив сторожевые дозоры партизан, главные силы колчаковцев наступали с трех сторон. Вот уже замелькали околышки офицерских фуражек, холодно блеснули вороненые штыки. Партизаны сделали первый оружейный залп. И лесное эхо понеслось окрест сотнями выстрелов, торопливо заговорил колчаковский пулемет. Ружейно-пулеметный огонь колчаковцев все плотнее прижимал партизан к земле, но лесная опушка продолжала яростно сопротивляться.
Антон Сумин, пока были патроны, один за другим резкими движениями затвора загонял их в патронник, высматривал мелькающие меж берез цели и нажимал на спусковой крючок. За громом выстрелов он перестал слышать грохот своей винтовки, только чувствовал плечом ее резкие толчки. Захваченный боем, он не заметил, как ткнулся в траву головой и замер его сосед слева Иван Леготин. Вырвала его из боя громкая брань Григория Овчинникова. Антон повернулся на крики и увидел искаженное от боли лицо. Овчинников лежал на спине, грязная рубаха на правом плече взмокла от крови.
— Что с тобой?
— Плечо развалило.
Антон подполз к Овчинникову, перевязал рану лоскутами его же рубахи и осторожно оттащил раненого к ближнему кусту. Когда вернулся, увидел сникшего Ивана. Схватил его за руку, но она была безжизненной.
А колчаковский пулемет выплевывал все новые порции свинца. Заложив в магазин винтовки последние патроны, Антон пополз вперед, откуда, весело дзинькая, летели пули. Вначале все шло хорошо. Антон уже видел тупую морду вздрагивающего «станкача», уже наметил остаток пути к нему, жалея, что нет гранаты. Да не ко времени заметили смельчака. Рой пуль засвистел вокруг него. Антон припал к земле и замер, а потом, обдирая в кровь руки, снова пополз вперед. И когда уже казалось, совсем близко, ударили Антона сразу несколько пуль. Тело дернулось в последнем усилии и обмякло.
…Редели цепи партизан. Все реже и реже раздавались с их стороны выстрелы, а огонь колчаковцев не ослабевал. Вечным сном уснули галкинцы Яков Леготин и Никита Иванищев, сразили колчаковские пули Антона Подкорытова, Николая Абрамовских, Егора Симакова, братьев Карамышевых, истекал кровью Михаил Созыкин.
Когда совсем кончились боеприпасы и сопротивление стало бессмысленным, партизанские цепи попятились, потом побежали. Колчаковское командование побоялось вводить свои части в глубь лесов, ограничилось коротким преследованием. Это спасло жизни многих безоружных мужиков.
Расчеты колчаковцев покончить с отрядом одним ударом не осуществились. Хотя партизаны и потерпели поражение в открытом бою, все же основные силы их остались целыми, не сложили оружия. Василий Пьянков уходил из лагеря одним из последних. Отступали к родным деревням. К родному Гнутово и держал путь Василий. Бежал от колка к колку, не выпуская из рук винтовки. К полудню добрался до озера Быкова. Спустился к берегу, припал к воде. Взахлеб глотал с ладони теплую воду. Когда напился, увидел в успокоившейся воде щетинистое и грязное лицо. Умылся и присел в тени. Страшно хотелось есть. Решил пробираться на свое поле, к Бердникову болоту. Вышел на поляну, увидел Андрея Слободчикова. Андрей предложил:
— Пойдем к Ананину балагану, там ночуют с лошадьми. Узнаем, что и как. Еды достанем. Я с вечера не ел.
Через два дня к Василию с Андреем присоединились еще десять человек. В их числе — Ефтей Масленников, Поликарп Кузнецов, Семен Сумин.
— Что будем делать? — задал вопрос Масленников. Ответил Пьянков:
— Действовать. Хоть Колчак и справляет по нам поминки, надо перебраться ближе к Степановке, там связаться с братьями Киселевыми, через них, может, оружие достанем.
Степановка — небольшая лесная деревушка. Сюда и пришли летней ночью Василий Пьянков и Масленников. Встретил ночных гостей Михаил Киселев, потихоньку провел в дом. Перебросились новостями, Пьянков попросил:
— Не поможешь нам оружием? У нас одна винтовка, да и та без патронов.
— Есть у нас с Илюхой две винтовки, можем отдать, — ответил Киселев. — Было восемь, накануне шесть в отряд отправили с Власовым Саньшей, он от Ежова с запиской приезжал. Боюсь, что не успел доставить до боя. А винтовки мы с братаном у белых ночью стащили. Ночевал тут обоз ихний.
Киселев достал из подполья две винтовки и узелок с патронами, проводил гостей до околицы.
К утру добрались до озера Половинного, на котором рыбачил Иосиф Слободчиков, один из связных группы. Иосиф рассказал, что в деревне Волчье остановилась артиллерийская часть, в Гнутово — кавалеристы. Решили ночью незаметно пробраться в Волчье и снять с пушек замки.
С вечера небо плотно обложили низкие тучи, накрапывал дождь, теплый и тихий. Наступила глухая черная ночь. Беззвучной походкой охотников подошли к огородам Волчьего десять темных фигур, залегли в лопухах. Василий Пьянков бесшумно перемахнул через плетень. Остальные лежали, прислушиваясь к лаю деревенских собак и монотонным шлепкам дождевых капель о широкие листья лопухов. Каждый думал о своем.
Вернулся Василий. Втроем пошли выполнять задание. На широкой сельской улице чернело четыре пушки, часовые, спасаясь от непогоды, спали в небольшом сарайчике. Пьянков ловко, без звука, снимал с орудий замки, Андрей Слободчиков относил их к третьему, лежавшему за плетнем в ближнем огороде.
Обратно шли быстро, попеременно тащили пахнущие пороховым дымом и орудийным маслом замки.