Каменный пояс, 1989 — страница 27 из 32

ПРЕД НОВЫМ ГОДОМ

Много жару,

Много пару…

Не пора ли к самовару?

Но опять

В парилку — ух!

Аж захватывает дух.


Парюсь, бью себя,

Стегаю,

Всю усталость выбиваю,

Всю с себя снимаю грязь.

Эй, подружки,

С полки слазь!


А они пред Новым годом

Пахнут веником

И медом:

Розовеют,

Груди пышут,

Каждой поринкою дышут


Так, что светятся листки —

Нет здесь места для тоски.

Каждый занят своим делом,

Чтобы чистым быть

И белым.


Моют головы

И пятки.

Все нормально,

Все в порядке.

Кто над шайкой,

Я под душем,

Те под феном кудри сушат


Все на свет

Как народились,

В русской бане обновились.

Грациозность,

Свежесть в теле…

Жаль — не видел Боттичелли.

НАСТРОЕНИЕ

Такой беспорядок в природе,

Опавшей листвы кутерьма…

И враз постаревшие вроде,

Озябшие за ночь дома.

Тоскливость, тоскливость…

Не сразу

Душа пообвыкнется с ней,

Не сразу, конечно, не сразу,

Отступит улыбчивость дней…

Припомнится лето дарами:

Блаженством на теплом песке,

Душистыми в поле стогами

И даже мозоль на руке…

Припомнится, что отоснилось,

Что в прошлое с летом ушло,

Что с нами навечно простилось

И что навсегда отцвело.

ВЕСЕЛЕНЬКИЙ РОМАН

В троллейбусе народу-у.

Он мне в глаза глядит.

Не видел, что ли, сроду,

Вот-вот заговорит…

Я растерялась даже:

Взялась рукой за бровь

И жду, когда же скажет

Мне про свою любовь…

А он молчит, зараза, —

Веселенький роман! —

И мне бы надо сразу

Потрогать свой карман,

Пощупать гамоночек

Да за руку схватить.

Ой, роковой денечек,

Кого ж теперь винить?

Как можно сторониться,

Когда вот так глядит,

Как можно не влюбиться

В такой приличный вид?..

И плакали деньжата,

И срезанный карман,

Двух месяцев зарплата —

Веселенький роман.

Юрий Жук

ПОЛЕ

Красотою своею и щедростью

С детства дорого, поле, ты мне,

С материнскою лаской и нежностью

Будишь сердце мое по весне.


Перелески твои, словно девицы,

На свиданье со мною спешат.

По утрам легкой дымкою стелется

Трав душистых хмельной аромат!


Ты в сражениях, русское полюшко,

Вдохновляло на подвиг солдат,

Лихолетное горькое горюшко

Отступало от дома назад…


Ой ты, русское поле безбрежное,

Что ты колосом буйным шумишь?

Иль сказать что-то хочешь мне нежное,

Или тайну поведать спешишь?

Василий Уланов

БОБЕР И КРОТБасня

Бобер к реке таскал с упорством редким

                      ветки.

У берега в воде он строил дом

                  ладом.

     И дело шло к концу,

     Бобру ведь не к лицу

тянуть тянучку, время-то не ждет,

да и Бобриха медлить не дает.

Старается и трудится он споро,

кабы не заслужить укора,

и тут его и встретил Крот.

Почувствовал Бобра он всею кожей.

     — Так это ты, дружище,

     таскаешь корневища?

     — Да, это я, похоже,

     достроить тороплюсь жилище.

     — Всего одно?!

     — Всего одно.

Пока его не слажу,

другому не подлажу,

уж так у нас, бобров, заведено.

     — А я земли изрыл…

     аж выбился из сил.

Все норы про запас копаю,

чтоб пригодились к будущему маю.

Захохотал Бобер: — Ну и глупец ты, Крот.

     Весной все норы талицей зальет,

     зря на заделы силу убиваешь…

Таких вот и строителей встречаешь.

Дмитрий Кондрашов

* * *

Художник Босх Иероним

был ироничен и раним.

Фан-тас-ма-… горек дым времен,

переменившихся при нем.

Возможно, если бы не дым,

он был бы ясным. Но — другим…

ЛОРЕЛЕЯ(из Генриха Гейне)

Ах, было б разгадано кем-то

уныние мое!..

Минувших веков легенда, —

я должен помнить ее.


Стемнело. Холод — заметней.

Над Рейном — тишина.

Вершина зарей последней

еще освещена.


То дева — ах, как нездешне! —

нисходит на утес

в своей золотой одежде,

в сиянье светлых волос.


Поет она, волосы гребнем

златым перехватив;

прекрасная песня крепнет,

и властно звучит мотив.


Плывущий в непрочном челне

не видит подводных гор;

безумной тоской наполнен

к вершине прикованный взор.


Я знаю, что будет: и судно

пойдет ко дну, и пловец;

и то, что звучало чудно,

ускорит их конец.

ЧАСТНОЕ ПИСЬМО ВТОРОЙ ЧЕТВЕРТИ XIX ВЕКА

Посвящается Вл. Высоцкому

                                  «…засим

передавайте матушке поклоны

и всей семье. Да, кстати, я на днях

читал пиитов: возрастов преклонных,

надежды подающий молодняк

и классиков. И вот какая штука!

Печально, но приходится признать:

с поэзией у нас сегодня туго.

Немногих Аполлон сумел призвать

«к священной жертве». Догадайтесь сами,

кто был тому признанию виной;

могу его цитировать часами,

что не случалось ранее со мной.

…Вчера я видел Д.***. После болезни

пока он недостаточно окреп,

но вновь прекрасен. А всего прелестней —

скорбь на лице и этот черный креп.

… Я написал пиесу, но в журнал

отдать, увы, не позволяет титул.

Как знать — и я бы лавры пожинал,

как нынче пожинает Бенедиктов!

А если бы не он, один лишь П.***,

вне всякого сомненья, был бы первый

в той пестрой литераторской толпе,

которая порой роняет перлы.

Моей библиотеки достоянье

когда-нибудь расскажет Вам о том,

во что мне обошелся каждый том

бесценного посмертного собранья.

Его тома — ценителю отрада.

А списки — чепуха и чехарда,

на белый свет извечная досада,

известная российская хандра!

Я не пойму, за что он был в опале,

Я сам читал — сомнения отпали:

он был нервозен, и ему его

с годами изменяло мастерство.

Я Вам когда-то вроде говорил:

он не извлек ни пользы, ни урока,

когда к жене сам царь благоволил…

И — нет теперь в Отечестве пророка!

…Приелось дома все. Увы, поверьте,

я не был никогда столь одинок.

А на дворе — такой ужасный ветер:

то гонит в спину,

                          то сбивает с ног…»

Строки памяти

Мария МеньшиковаПЫТКА СВОБОДОЙ

Документальный рассказ об Александре Фоминых. Родился в Челябинске в 1901 году в семье рабочего. Окончил начальное училище. Организатор и руководитель ССРМ. Погиб летом 1918 года.

Наконец-то затяжные дожди кончились, проглянуло солнце, очистилось небо, и весь мир будто обновился и ожил. Так было в природе, а в людской жизни без перемен. Рыскала по городу белогвардейская разведка, в поселках Колупаевском, Порт Артуре, Сахалине искала большевиков, членов Совета, распространителей прокламаций. В любую ночь могла нагрянуть в рабочую семью и увести человека. Постоянная тревога, ожидание беды не оставляли людей.

Под вечер у кузнеца Михаила Назаровича Фоминых заметалась по двору собака, заскулила, вроде жаловалась хозяевам на что-то. В полночь лай стал совсем нестерпимым.

— Да что это сегодня с ней делается! Иди, Андрей, посмотри! — сказал Михаил Назарович сыну.

Андрей вышел во двор. Собака бросилась к нему, потом метнулась к воротам, встала на задние лапы. Она рвалась на улицу. Было слышно, как в сторону Свято-Троицкой церкви удалялась телега.

Андрей открыл калитку. Собака выскочила и закрутилась около неподвижного человека, непонятно откуда взявшегося, лежащего почти в придорожной канаве. Кто такой? Почему повизгивает и крутится около него собака? Да это же Саша! Старший брат. Андрей бросился к нему, стал поднимать. Брат застонал.

На улицу вышел встревоженный отец. Молча, торопясь, подняли Сашу, внесли в дом и положили на лавку. Отец бросился занавешивать окна. Андрей нащупал на припечке коробок спичек, вздул керосиновую лампу, прикрутил фитиль.

Слепая мать встала с постели, держась рукой за кровать, искала в изголовье юбку. Чутьем догадалась, что принесли в дом старшего сына.

— Ради бога, живой он?

К матери подскочил Андрей, обнял за плечи.

— Живой, мама! Жив!

— Врача бы ему, Андрей, — растерянно, что с ним случалось крайне редко, сказал отец. — Придумать надо что-то! Время сколь?

— Полночь.

До самого утра не могли разгадать родные, что произошло и как помочь Саше. А ему было очень плохо, он стонал и ничего не говорил. Его раздели, сняли обувку, под голову подушку положили, укрыли теплым рядном.

…Месяца два назад Александра Фоминых — председателя Челябинского комитета Социалистического Союза рабочей молодежи — арестовали. Родные не могли добиться, куда его увезли, думали, и в живых его нет, и вот он дома. Сам сбежал, а на пороге дома силы оставили его? Товарищи или кто другой помогли, а в дом постучать побоялись? С минуты на минуту за ним могут прийти!

Лишь под утро Саша нашел в себе силы сказать, что тюремщики его отпустили и сами привезли к дому. Сказал, что били сильно, думал — конец…

Превозмогая внутреннюю боль, Саша одними губами спросил младшего брата:

— Что с нашими?

— Все в порядке! — без запинки ответил Андрей.