— Что это, шампунь течет? — поинтересовался дядя Витя. — Почем литр?
Пена прибывала живо, она уже подбиралась к дяди Витиным усам и не давала ему возможности нести околесицу. Освальду все никак было не выбить аварийный люк.
— У нас или недолив, или перелив, — подчеркнуто меланхолично заметил агент, хотя сердце прыгало в груди как встревоженная сорока.
— Утопаю, Фан Фаныч, спасай,— не сдерживаясь, заголосил дядя Витя. Он пытался выпрыгнуть из пены, которая была ему уже выше шляпы.
Наконец, люк поддался и вылетел от удара лбом в прыжке. Освальд выскочил на крышу лифта, потом с трудом выудил напарника из мокрой могилы.
— Умоляю, не дрыгай ногами. Ну, послушай меня хоть раз, в порядке исключения.
По скобам, прихваченным к бетонной стене шахты, они добрались до ближайшего этажа. Там Освальд аварийным рычагом отжал дверь и открыл выход. На сорок первом этаже царила паника. Неупорядоченное стадо сотрясало пол. Люди бежали в разных направлениях, “пахло” адреналином. Изо всех сил старались системы пено-, паро— и порошкового тушения. Мгла застила воздух, как при Бородино. Пока Освальд разбирался, куда бежит большинство, послышался возмущенный голос дяди Вити.
— Чего хватаешься, ой, рука, больно, ой, голова же не резиновая…— агент обернулся и понял, что дядю Витю замели. Двое крепких ребят работали над ним с ответственным выражением на лице: выламывали назад руки, били кулаком по шее.
Освальд пригнулся и обошел с фланга сцену грубого насилия над представителем трудового крестьянства. По дороге агент обнаружил использованный огнетушитель и прихватил его с собой.
Того бойца, что ломал дяди-витины руки, Освальд сбил с пола подсечкой. Кто специализировался на ударах по шее, получил по затылку, отчего ноги у него разъехались, а лицо приблизилось к полу.
Освальд еще тюкнул обоих групзахов огнетушителем по макушке, и дядя Витя освободился от них окончательно. После этого колхозник гордо прошелся по телам поверженных врагов к пожарному спуску, куда и стремились наиболее сознательные постояльцы гостиницы…
Пожарный спуск представлял собой невидимый простым глазом мономолекулярный трос до земли. За этот трос надлежало зацепиться страховочным поясом, после чего скользить вниз, почти с той же скоросью, что и при обычном падении.
Несколько отчаянных мужчин съехали вниз, испуская рев подбитого самолета. Это не ободрило оставшихся наверху. Напротив, некоторые дамы лишились чувств и теперь их валяющиеся тела мешали броуновскому движению постояльцев. Даже у Освальда немножко защемило где-то внутри. Единственное, к чему он относился с недоверием, так это к высоте. Эх, если бы нырять надо было, подумалось ему. Но дядя Витя потянул его за рукав.
— Давай быстрее, Фан Фаныч. Через пару минут здесь будет такой завал, что бульдозером не разровнять.
Дядя Витя уже хотел сигануть вниз, Освальд едва успел надеть на него хлипкий страховочный пояс, и защелкнуть самохват.
— Проверь страховку,— напомнил Освальд, но дяди Вити уже не было рядом, от пикирующего крестьянина донесся только вопль: “Иду на ты!” Пришлось и Освальду сделать шаг в пропасть…
На улице у подножия небоскреба уже сновали красные и белые машины. В белые автомобили укладывались жертвы виртуального пожара. Какой-то представитель ССС в штатском потребовал у дяди Вити документы, но крестьянин своевременно обратился к публике:
— Вот этот гад свой хабарик не затушил, из-за него пожар случился. Узнал я его!
Толпа плотным кольцом окружила оболганного человека и искала момент, чтоб поделикатнее приступить к линчеванию.
Освальд поспешно вытащил дядю Витю из толпы линчующих.
— Пошли, пошли. Любая толпа мигом попадает в камеры наблюдения разных киберболочек, от рекламных до милицейских.
— Да отпусти ты меня, замашки прямо тюремные, — дядя Витя пробовал сопротивляться железной длани агента Фалько.
— А ты, случаем, не пилотировал когда-нибудь летательный аппарат? — спросил Фалько. — Не прыгал ли с парашютом?
— Без парашюта прыгал. С кровати на горшок. Да и то травму заработал,— хихикнул дядя Витя.
— Ладно, пока оставим. А зачем тебе вообще все эти кощеи, троны, дворцы? Кто ж ты на самом деле: народный мудрец или чемодан с двойным дном, набитый дрянными мыслекодами?
— Не диверсант я! Я.., — дядя Витя поискал слова, пожевал губами. — Я
— просветленный. Вижу то, что другие не видят. Вижу каменное кощеево, которое вертится вокруг его дворца и глотает людей.
Врубаешься?
— Грамотно объяснил. Ну, проглотило, и что дальше?
— Если камень тебя слопал, то все, назад дороги нет, до серебряного неба тебе не добраться вовек. Понимаешь, теорию раскрутить я не могу, потому как учился понемногу и незнамо чему.
— Жалко, если ты мне соврал, дядя Витя. Будет тогда тебе и небо в единообразном узоре, и дворец огороженный.
Блок 14
С аэропортом Мелании по большому счету пришлось распрощаться. Не стоило мелькать в местах, где легко засветитьcя. На железнодорожных вокзалах тоже нескучно, хотя там слишком густой суп варится.
Все елозит, трется друг о друга, как вермишель в кастрюле.
Время от времени Мелании приходилось отваживать тех, кто назойливо лез в ее “частные владения”. Какое-нибудь рыло, которое, дыша перегаром и луком, собиралось согнать ее со скамейки. Или рыло, что желало схватить ее за костлявую попку. Мелания поступала всегда безошибочно. Она хватала рыло за ноздри и нажимала ему на глаза — это помогало. Иногда вступал в действие Кот и довершал разгром.
Однако появиться на аэровокзале ей пришлось — и вступить там в сговор с одним из приспешников Кожаного, известным по имени Бацилла. Хотелось увести роллер со стоянки — чтобы умчаться по республиканской магистрали куда-нибудь, где попросторнее.
Бацилла взял аванс за работу, чудом сохранившееся на Меланьином пальце обручальное кольцо, и роллер действительно спер.
ССС и почесаться не успела.
Так по крайней мере обрисовал Бацилла. Затем он слюнявым голосом детсадовца попросил разрешения покататься с денек. Мелания согласилась, ну не раздирать же Бациллу на куски с помощью верного Кота.
На следующий день она снова отловила вора, и тот опять попросил разрешения, но уже небрежно чавкая резинкой.
На третий раз Бацилла посмотрел невинным мутным взглядом и поинтересовался:
— Ты уверена, что это твой аппарат?
— Уважаю придурков, ты еще пусти слюни по ветру. Да у меня документы на него есть. Понял, нет?
— Ты их вначале завизируй у ближайшего мента. Потом записывайся ко мне на прием.— Бацилла величаво удалился, напевая: “И тот, кто с сексом по жизни шагает, тот никогда и нигде не пропадет”.
Тогда Мелания направилась с челобитьем к руководителю шайки Кожаному. Тот, как обычно, “принимал” в буфете, закрытом на переучет. Кондиционер дышал в его черноволосую грудь, перед ним раскинулись блюда для услаждения сытого желудка. Кожаный выслушал ее с лицом уставшего от мелких дрязг графа.
— Сами видите, женщина, я вам понадобился раньше, чем вы мне. Допустим, машина ваша. По крайней мере была ваша. И документы, возможно, не поддельные,— он спрятал их в глубокий карман.— Но ведь и вы не подарок для нас. Вы столько дней, вкушая радости нашего гостеприимства, ничего не давали взамен.
— Я не заметила, начальник, что ты в чем-то нуждаешься, ты бы хоть намекнул.
— Ну, милочка моя, приехали. Я вами разочарован. Вы производите на первый взгляд лучшее впечатление. При чем тут подарки? Вы ничего не давали нашей идее. Мы не могли понять, кто вы. Мы были напуганы действиями свирепых разрушителей, которые чуть не разорили наше родовое гнездо. Мы были жалкие? Да. Мы были слишком добропорядочные? Тоже да. И вы пренебрегли нами. А теперь вас покарала судьба. Хотя внешне это похоже на мелкое мошенничество. Вы верите в судьбу, сударыня?
— Верю, в то, что быть наглым и дурным одновременно — невыгодно. Почему ваша судьба не карает “мелкого мошенника”?
— Пожалуйста. Сейчас он жестоко поплатится,— с готовностью отозвался местный лорд и поманил пальцем беспечного Бациллу.— Вы меня расстраиваете, юноша. Прошу удалиться с глаз моих.
— Но куда? — воздел руки Бацилла.— Где еще так ярко будет светить солнце, как не рядом с вами, сир?
— В зоне,— подсказала Мелания.
— Уезжайте в свое поместье,— повелел Кожаный “опальному” Бацилле. Тот шмыгнул носом и ушел хихикать на ушко буфетчице. Кабан Бука отрегировал заливистым хрюканьем.
— Тихо, животное. Вам слова не давали,— оборвал его местный властелин и вновь обратился к Мелании.— А вы, сударыня, не хотите сделать пожертвование на несчастного ссыльного каторжанина, лишенного крова и пропитания из-за вашей мстительности? Вот этот браслетик мог бы быть слабым утешением. Друзья мои, помогите даме.
Браслет камнем лежал на запястьи. Никакого защитного кокона. А звери поднимают морды. Не благородные хищники, а пресмыкающиеся достают свои сплюснутые головы из грязи.
Бандит по кличке Пальчик, не поднимаясь со стула, протянул длинную, вроде даже змеящуюся руку с пальцами-червями, сдернул с Мелании браслет и перекинул Кожаному.
— Ну, теперь вам пора, сударыня, карета ждет.
— Очень приятно было посетить террариум,— сказала Мелания.— Жаль, таблички не висят с названиями гадов.
— А вот это совсем плохо,— удрученно произнес Кожаный.— Господа-товарищи, она не сударыня. Сударыни так не говорят.
— Тогда роди мне ребеночка, маленького,— предложил Пальчик Мелании.
— Сатисфакции… и мне… и мне,— загалдели воры, а двое юношей с льняными волосами хором сказали.— И нам тоже маленького.
— Правильные пацаны, в отличие от ханжей-интеллигентов, не боятся голых баб,— заявил зам по идеологии Болт.— Я организовал здоровый секс в десятках семей — везде одни благодарности. Какой там интеллигентный "искусник любви" может сравниться со мной по показателям.
— Не верь им. Сколько ни бьюсь над их воспитанием, а все ж любят неправду говорить,— с сожалением выдохнул Кожаный.— Для Болта главное план гнать. У него, знаешь сколько этих ребеночков, и маленьких, и больших. Он их тут в буфете, выпив компота, зачинает. И Пальчик у нас развитый, к сожалению, только одним местом. А однажды здесь при Буке был престранный случай — у одной женщины пропали трусы. И этим бледноголубым юношам не особо доверяйся, они любят только друг друга.