о одним глотком! Наверное, это меня и спасло. Когда мой организм разобрался со вкусом содержимого этой бутылочки, оставшейся в слюне, он рефлекторно выплюнул остатки прямо на пол!
Я подчеркиваю, я бы так никогда не сделал, а вот организм — он вот такой, невоспитанный!
Впрочем, всем было плевать на поведение моего организма, то есть, на его плевки!
Сын герцога лежал без сознания, а баронет, сидя на его кровати, держал его за руку, тревожно вглядываясь ему в лицо.
Эта картина меня немного позабавила, но мама, отследив направление моего взгляда и заметив кривую ухмылку, наползающую на мои губы, несильно толкнула меня локтем в бок и прошептала:
— Это я приказала ему так сделать, и нечего здесь не пойми чего думать! Ты лучше скажи, ты как себя чувствуешь? Идти сможешь, а то нам еще на доклад к герцогу!
— Не знаю, — честно сознался я и попытался встать. К моему удивлению, у меня получилось!
Я тихонечко походил около диванчика, испытывая свои способности к передвижению, а потом, убедившись, что это возможно, просто кивнул маме головой. Бегать, конечно, не смогу, но дойти до герцогского кабинета — дойду.
Мама встала и обратилась шепотом, чтобы не разбудить маркиза, к Луи:
— Значит, Луи, вы все запомнили? Главное — не буди́те, пусть он спит. Руку сейчас уже можно отпустить. Его беспамятство уже перешло в простой сон. Желательно ему денек не напрягаться, ничего тяжелого не поднимать, тяжелые тренировки тоже лучше на день исключить! Да! И ни в коем случае, я подчеркиваю, баронет, ни в коем случае ему нельзя заходить в кабинет! Вы все поняли?
Луи согласно кивнул, отпустил руку маркиза и поднялся с кровати.
— Тогда распорядитесь, чтобы нас проводили в кабинет герцога! — потребовала мама.
Мы все вместе вышли в комнату секретаря, Луи передал ему мамину просьбу и вдруг спросил с затаенной надеждой:
— Герра Ария, а теперь Гарольду полегчает?
— Безусловно! — убежденным тоном успокоила его мама. — И передайте ему, что мы с сыном завтра придем и посмотрим в каком состоянии он и в каком состоянии якорь порчи. И вот после этого будем уже решать, что делать дальше. Все ясно?
Луи кивнул, и Дойл почему-то тоже закивал головой. Мама спокойно повернулась к слуге, терпеливо ожидающему окончания нашего разговора, и бросила:
— Веди!
После чего быстрым шагом вышла из комнаты. Я поспешил за ней.
Глава 7
Выйдя с мамой из покоев Гаральда, я задумался. Проблема была в том, что нам с мамой срочно нужно было поговорить. Я хотел ознакомить ее с выводами, которые сделал из этой истории, послушать ее выводы и обязательно рассказать ей о синем канале, идущем от герцога, а вот куда он приходит…
Как бы нам с мамой не пришлось еще и с его порчей разбираться! Хотя, конечно, странно все это! У Гаральда канал был красного цвета и не такой толстый, как у герцога, и у него возникли проблемы со здоровьем, а герцог, почему-то на здоровье не жаловался, да и вид у него довольно бодрый. Странно все это, но матушка должна об этом знать!
Мы как раз пересекали какой-то небольшой зал, с традиционными скульптурами в доспехах по углам. Я быстро сократил дистанцию со слугой, так и идущим впереди, и тронул его за плечо. Слуга удивленно обернулся.
— Простите, — обратил я на себя его внимание, — не могли бы вы постоять тут некоторое время, нам нужно поговорить?! — и, не давая ему времени на ответ, продолжил практически без паузы: — Спасибо!
Ухватив маму за руку, я потащил ее на середину зала, впрочем, она и не сопротивлялась, соглашаясь с моими действиями.
— Мам, — начал я очень тихим шепотом, чтобы слуга не мог нам подслушать, как только мы достигли центра зала, — по поводу Гаральда! Канал был довольно большим и мне с огромным трудом удалось его перерезать. После этого, части канала пытались самостоятельно соединиться друг с другом и, чтобы этого избежать, мне пришлось сжечь обе части огнем, но не до конца, а на какое-то расстояние. До конца довести дело у меня не хватило энергии, я и так ее высосал из выигранного вчера кольца!
Мама понимающе кивнула и рассказала мне, что происходило в спальне маркиза, пока я боролся с порчей.
— Судя по всему, пока ты пытался резать канал, Гаральд испытывал небольшое неудобство, что ли, он морщился, но не как от боли, а как от… ну, скажем штанов, которые в каком-то месте трут. А вот потом, наверное, когда ты взялся за огонь — ему стало плохо и очень больно. Он, конечно, не кричал, но зубами скрежетал так, что я думала, что он их сотрет до десен! Пот тек по его лицу, как будто он стоит под ливнем! Луи взялся облегчить муки своего друга, нашел какую-то чистую тряпку и вытирал пот с его лица. А потом Гаральд потерял сознание, но перед этим я успела влить в него укрепляющую настойку.
— Понятно, — пробормотал я, хотя и ничего интересного я не услышал, — мам, ты будешь говорить с герцогом, поэтому хочу обратить твое внимание на два момента. Первый — кто-то этот медальон ему подарил, а до этого изготовил. Ты понимаешь, о чем я?
Мама согласно кивнула и ничего не сказала.
— И второе, — ободренный ее молчанием, продолжил я, — ты должна это знать, а вот как этим знанием распорядиться — решать тебе!
Мама обеспокоенно посмотрела на меня.
— Голова герцога опутана множеством мелких каналов, как рыболовной сетью! Эти каналы синего цвета, они собираются в один крупный, в несколько раз крупнее, чем у Гаральда, и вот этот канал, очень насыщенного синего цвета, куда-то идет. А вот куда — я не знаю. Предлагаю вот что: когда мы придем в кабинет герцога, я посмотрю куда идет канал и взглядом попытаюсь тебе показать, или, если будет такая возможность, скажу. Хорошо?
Мама немного постояла, подумала, разглядывая что-то в окне, а потом, приняв решение, кивнула. Мы вернулись к слуге, который усиленно делал вид, что наш с мамой разговор ему не интересен.
— Мы готовы следовать дальше, — спокойно сказала мама, и, слегка поклонившись, в знак того, что готов выполнять распоряжение, слуга повернулся и пошел в одному ему известном направлении.
Слуга двигался неторопливо, я бы даже сказал степенно, и у меня было время, чтобы получше рассмотреть окружающую обстановку.
М-да, ну, что я могу сказать? В деньгах, судя по окружающему интерьеру, у герцога стеснения не было, и он не экономил на внутреннем убранстве, хотя, мне почему-то чудилась именно женская рука, в оформлении коридоров, проходов и залов, которыми мы следовали или пересекали.
Голых каменных стен, практически и не было, ну, может, всего в двух-трех местах. Стены были задрапированы либо яркой материей, даже на вид выглядящей очень богато, либо целыми картинами на ткани. Кстати, картины были все разные и двух одинаковых я не заметил.
В залах, на окнах, если они были, обязательно висели тяжелые шторы, в некоторых, собранные по обеим сторонам окна, в некоторых — закрывая окна.
Пол — из мелкой доски, отполирован так, что можно смотреться, не хуже, чем в зеркало. Везде стоит изящная мебель — там, столики, стульчики, диванчики… И все даже на вид, такое легкое, воздушное, что кажется сядь — развалится!
По стенам и в залах на потолках висят изысканные бронзовые светильники, изображающие ажурно переплетающиеся побеги каких-то растений. Настоящих или выдуманных — я без понятия, я таких не видел! Короче, во всем видна женская рука!
Интересно, это еще от герцогини осталось, или кто-то другой демонстрирует свой вкус?
А вот кабинет герцога был обставлен именно мужчиной, хотя некоторые нотки женского влияния, а даже не влияния, а попытки влияния, интерьер герцогского кабинета в себе нес.
От моих интерьерных размышлений меня оторвал чей-то грубый окрик.
— Эй, ты! Ты чего здесь лазаешь, шпионить приперся?!
Я поднял оторвался от разглядывания настенного светильника, мимо которого мы вот-вот должны были пройти и с удивлением посмотрел на остановившегося и кланяющегося слугу.
Посмотрев вперед, я увидел забавную картину. Перед слугой, опираясь на костыль стоял сэр Ардун, барон Элскот, собственной персоной, а за ним был виден слуга, сопровождавший нас к герцогу.
«Ну, надо же, все же доложил, что я во дворце!» — как-то отстраненно подумал я.
— Добрый день, барон, — я, помня наставления отца, подкрепленные Стэном Киллпатриком, решил быть максимально вежливым. — Я смотрю, вам уже лучше, вы даже смогли встать!
М-да, язык мой — враг мой! Ну зачем было ехидничать?!
Откуда-то спереди, из-за стоящего барона, послышался мелодичный смех. Кто смеялся, мне видно не было, но голосок, явно принадлежащий девушке, мне понравился.
Барон, услышав мое приветствие побледнел, потом покраснел, и заревел во весь голос:
— Де Гриз! Вызываю тебя на поединок! Как только я вылечу свою ногу, мы с тобой сразимся! — громкость его речи все росла и росла, и я уже начал опасаться за наши с мамой уши, а барон все не унимался. — Я убью тебя, де Гриз! Все, готовься к смерти, урод!
— Барон, вам так не терпится? Вы хотите, чтобы я вам сломал и вторую ногу, для симметрии, так сказать? Так вам незачем орать, вы могли тихо попросить — результат был бы тем же! — я почувствовал, что начинаю злиться, а это было плохо, я мог наговорить много ненужного.
Я попытался успокоиться, войти в трансовое состояние, чтобы сбросить зарождающуюся злобу, но разве этот клоун мне даст это сделать?!
— Ты, придурок! Ты сейчас находишься у меня дома и смеешь меня оскорблять?! — опять начал орать взбешенный Ардул. — Я сейчас дам команду моим слугам, и они палками выгонят тебя из дворца!
Судя по всему, барон уже был взбешен не на шутку, он вовсю размахивал костылем и брызгал слюной! Преданный ему слуга, с невозмутимым видом, продолжал стоять у него за правым плечом.
— Ты все понял, де Гриз?! Ты — труп! Ты — покойник! Я им всем докажу! Они у меня узнают…
Я уже успокоился, пожал плечами и собирался продолжить путь, но меня опередила матушка.