Альбина была доброй женщиной, не любила предсказывать плохое, расстраивать людей. К тому же знала: судьба до самого последнего момента не предрешена, у человека всегда есть выбор. Точнее, это выбор души. Ей, правда, показалось, что душа Анатолия свой выбор уже сделала. Но об этом Альбина предпочла умолчать и горько вздохнула, вообразив, как нелегко придётся Наталье.
Наталья предсказанию обрадовалась, оно словно вернуло к реальности. Надежда есть! Толик выкарабкается. Он никогда не был любителем рыбалки и охоты. На этот счёт можно быть совершенно спокойной.
Прошло полгода. Муж действительно пошёл на поправку, от былой болезни не осталось и следа. «Чудо!» — считали доктора.
«Это моя вера и любовь», — про себя твердила Наталья.
Беда пришла, откуда не ждали.
— Помнишь Сашку Пронина? Не виделись с ним лет двадцать, да? Позвонил, он в Москве. С утра еду с ним на охоту в Смоленскую область, — заявил вдруг Толик однажды вечером.
Охота?! У Натальи пересохло в горле. Она пыталась объяснить, что ни на какую охоту он ехать не должен. Но Толик только хохотал в голос и крепко обнимал её за плечи. Наталья, которая обычно спала очень чутко, в то утро почему-то не услышала, как муж собрался и на рассвете уехал. Вернулся под вечер следующего дня простуженный, но ужасно довольный, привёз двух тетеревов и зайца. А через неделю попал в реанимацию с тяжёлой формой пневмонии.
Сразу же начались осложнения. Многочисленных диагнозов Наталья не хотела даже слышать, она видела только, что Толика всего располосовали — несколько операций подряд. Муж впал в кому, дыхание поддерживали аппараты.
С большим трудом Наталье удалось добиться пропуска в реанимацию. Она сбилась со счёту, сколько дней просидела у кровати мужа.
В палате — три койки, и на одной из них — ребенок. Совсем крошечный, он тем не менее не плакал и не создавал никаких проблем другим пациентам. Наверное, потому, что даже плакать уже не мог…
«Лучше бы он орал, — тревожилась Наталья. — Почему тут вообще рядом со взрослыми лежит такой крошка?» Ответа так и не получила, хотя спрашивала медсестёр несколько раз. Не выходил этот малыш из головы. Очень странно, ведь она столько времени была сосредоточена только на муже, погружена в него. А сейчас то и дело ловила себя на мысли: многое отдала бы, лишь бы ребёнок издал хоть какой-то звук.
— Доктор, как мой муж? Есть надежда? — в очередной раз спросила она заведующего отделением.
Тот пристально посмотрел на неё и произнёс:
— У него-то есть. А вот у этого малыша, — доктор кивнул в сторону кровати, где лежал ребенок, — нет.
— Что можно для него сделать? Как помочь? Если нужны лекарства, я всё куплю!
Наталья удивлялась себе. Она действительно готова была отдать семейные сбережения, чтобы спасти совершенно чужого малыша. Может, страдания из-за мужа смягчили её сердце, сделали его столь безотказно отзывчивым.
— Ему нужна печень. Донорская. А группа крови редкая плюс отрицательный резус. Донора найти, скорее всего, не успеем. Но, — доктор замялся, — вы извините… Мы проверили… Такая же редкая группа крови — у вашего мужа. Его печень подошла бы идеально. Если мы возьмем часть, для него это не представляет никакой опасности — печень обладает способностью к регенерации. А мы тогда сможем попробовать спасти этого малыша.
Наталья ещё не дослушала до конца, а ответ внутри уже был готов. Ум, однако, сопротивлялся:
— Вы уверены, что Анатолию это не повредит? Что не ухудшит прогноз лечения?
— Абсолютно. На этот счёт можете быть спокойны. Если ему и суждено умереть от болезни, то печень тут будет ни при чём. Она у него просто идеальная.
Наталья дала согласие, и операция состоялась. Мужу не стало ни лучше, ни хуже. Он словно подвис между небом и землей. Завотделением уже не решался Наталью обнадёживать, а только пожимал плечами: «Делаем всё возможное. Но, кажется, организм не хочет бороться. Ваш муж будто устал от жизни».
И вот Наталья вновь у Альбины, знакомый запах герани и иван-чай, заваренный в белом фарфоровом чайничке. Альбина обняла её, как родную, и заговорила о бессмертии, о силе нашего духа, о путеводных звёздах, которые непременно соединят родные души.
— Он выживет? — прямо спросила Наталья.
— Я не знаю. Никто не знает. Это зависит только от него. Но я вот вижу, что смерть и жизнь рядом. Ещё вижу тебя в чёрных траурных одеждах. И слышу детский смех. Не понимаю, что всё это значит.
Сбитая с толку, Наталья попрощалась. Так жизнь или смерть? И при чём тут детский смех?
Анатолий умер через неделю. Поминки устроили в загородном ресторане. Наталья распечатала фотографии мужа, самые свои любимые, и положила на стол: «Кто захочет, берите на память». Все брали.
Среди приглашенных была Альбина. Она взяла первую попавшуюся фотокарточку и внезапно застыла, побледнела.
— Я чувствую тепло. Будто он жив. Не знаю, как это объяснить, сама ничего не понимаю, — тихо сказала она.
Ни испуга, ни замешательства не испытала при этом Наталья. Напротив, ей стало тепло и спокойно.
Пролетело пять лет. Однажды в супермаркете, прямо возле кассы, у Натальи оборвалась ручка пакета с продуктами. Пока она в растерянности соображала, как и во что собрать покупки, услышала: «Тётя, я вам помогу!» Рядом стоял малыш в зелёной курточке и забавной шапочке колпачком, как у Буратино.
Он споро подобрал помидоры, поднял пакет с пельменями и радостно прокомментировал: «Обожаю их!»
Минуту спустя на подмогу подоспела мама маленького помощника, молодая русоволосая женщина…
— Какой замечательный у вас мальчик! — похвалила Наталья. — Как его зовут?
— Толечка, — ответила женщина. — Поначалу-то мы его Сашей назвали. Но он чуть не умер — выжил благодаря одному мужчине по имени Анатолий, который стал донором печени. Мужчина тот умер, а мы решили крестить сына как Анатолия. Потом и в свидетельстве о рождении имя переписали.
Мальчик жался к Наталье, будто знал её целую вечность, болтал без умолку всю дорогу до парковки, спешил всё о себе рассказать. Наталья шла рядом, слушала и мечтала, чтобы подольше не умолкали этот голосок и смех… Смех, который некогда услышала Альбина… И Наталья вспомнила реанимационную палату и как страстно она желала, чтобы ребёнок очнулся, подал голос.
— А вы знаете, — вклинилась в разговор Толечкина мама, — как смешно он ест пельмени?
— Конечно же, знаю, — улыбнулась Наталья.
Чем люди живы. По следам Льва Толстого
Богиня Фемида горько рыдала, получив от Творца очередной отказ в аудиенции. Она многое хотела ему рассказать, о многом спросить.
«Отец, — твердила она, — почему люди так несправедливы друг к другу и к себе? Почему попирают закон, который сами же создали? Куда подевалась моя сестра, прекрасная богиня Правда, почему не видно её искрящихся одежд и не слышно умиротворяющего голоса? Отец, почему ты не спасаешь людей, которые мучаются от несправедливости, и почему не наказываешь тех, кто несправедливость сеет? Зачем ты создал меня, если позволяешь суду и следствию превращаться в фарс? Почему я должна видеть, как моим именем карают невиновных?»
Богиня вспомнила своё рождение и те дары, что получила. Повязка на глазах — свидетельство беспристрастности, весы для определения меры добрых и злых поступков — символ справедливости. И меч — знак духовной силы. Казалось бы, сам её приход на землю должен был стать для людей залогом того, что всё в их жизни станет по справедливости. Ведь Фемиду невозможно подкупить — повязка надёжно укрывает от её взора все те блага и сокровища, которые сулят виновные, дабы избежать ответственности за содеянное. Нет, она не слепа, у неё особое внутреннее видение, позволяющее постичь саму суть происходящего, отбросив малозначащие детали и внешнюю шелуху. Закон — это то, что она несёт и что олицетворяет. Но только где же он?
«Если ты не хочешь мне внимать, — разгневалась богиня на Творца, — обрати меня в простую смертную!»
В тот же миг жемчужно-белый свет ослепил Фемиду. Сколько времени провела в забытьи, она не помнила, тем более что время для богов — понятие ещё более относительное, чем для людей. Открыв наконец глаза, поняла, что стоит на пороге очень милого кафе, и с изумлением вперилась в своё отражение в витрине: девушка, совсем юная, одета вроде бы по моде… По её сосудам бежит кровь, в её груди бьется сердце. Она слышит его глухой стук, ощущает, как ветер касается губ и волос. А ещё — она дышит! Вдох — выход. Жизнь, простая человеческая жизнь, наполняла её до краёв.
Фемида посмотрела вокруг — как прекрасен мир! Как удивительно играет он ярчайшими красками! Щебечут птицы, поёт свою песню своевольный ветер.
Небо — настолько ясное, что хочется всматриваться в него бесконечно. Чудо было внутри и снаружи. Какое же счастье быть Человеком!
Но долго наслаждаться этой легкостью и радостью ей не пришлось. Память неумолимо вернула к людским бедам, которые ей так часто приходилось видеть в своем Храме Правосудия. Перед внутренним взором промелькнула череда искажённых болью лиц… Какая печаль быть Человеком!
Фемида нахмурилась. Но набежавший ветерок принес звуки нежной мелодии, которую напевал на углу бродяга-музыкант. Музыка коснулась её сердца, и оно стало забывать про печаль. Всё-таки быть Человеком интересно! Придя к этому выводу, Фемида позволила себе отдаться новым непривычным ощущениям.
И первым из них было острое чувство голода — кафе манило аппетитными запахами. Фемида мигом увязала непослушные локоны (пригодилась спавшая с глаз повязка) и…
— Вы ищете работу? — обратился к ней полный, розовощёкий мужчина.
— Да. А как вы догадались?
— Ну, во-первых, вы выглядите голодной. Во-вторых, нам отчаянно нужна официантка, и мы были бы рады вам в этом качестве.
— Я справлюсь! — почему-то совершенно уверенно пообещала Фемида.
— Как ваше имя? И есть ли у вас медицинская книжка?
Фемида порылась в кармане и, к своему удивлению, извлекла из него паспорт с именем Надежда и требуемую медкнижку.