— Мне нужны мои таблетки! У меня уже неделю сильные боли, помогите, — просили в очередной камере.
— А у меня таблетки есть, но их не выдают со склада. Мне срочно они нужны, я после операции.
— Знаете, как медик мне температуру померила? Она даже в камеру не заходила. Просто попросила вытянуть руку через кормовое окно — пощупала и говорит, температуры нет. А мы всей камерой болели.
«Медицинская помощь оказывается в полном объёме», — старательно выводил в отчёте поп.
В отдалённой колонии, куда он однажды добрался, осуждённые рассказывали страшные вещи: «Меня пытали, смазывали мне гениталии «Фастум-гелем» и поливали кипятком. Окунали головой в испражнения, связывали руки и ноги скотчем и топили в 200-литровой бочке с водой».
Поп изобразил на лице сочувствие, даже головой покачал в знак возмущения, одновременно ровным округлым почерком выводя в тетрадке: «Нарушений прав человека не выявлено». Пыточное учреждение он покидал в хорошем настроении. Подал руку начальнику-садисту, автоматически перекрестился.
Поп шёл домой, в животе приятно урчало. Это были бутерброды с колбасой, которой он сегодня лакомился в одном из кабинетов за решёткой. Совесть не мучила. В Бога он не верил, а чёрта не боялся, он с ним дружил.
…Унылым серым утром поседевший и растолстевший поп шёл на службу. Дома остались жена и взрослый любимый сын. В обед он набрал номер почтенной супруги и услышал её взволнованный голос: сына задержали. На дорогом авто Владимир подъехал к отделению полиции в уверенности, что сейчас всё решит, недоразумение исправит. К сыну не пустили, но сообщили, что он уже дал признательные показания и замять дело не удастся.
История такая: сын вместе с тремя приятелями изготавливали и продавали синтетические наркотики. Один из купивших их студентов скончался, а его отец оказался заслуженным полковником. Приговор был суровым — восемь лет лишения свободы.
«За что, Господи?» — в этот день отец Владимир молился, как никогда прежде. Ему самому даже показалось, что уверовал, наконец, по-настоящему. Но тогда ещё всего лишь показалось…
— Отец, перечисли на карту 300 тысяч, иначе меня изнасилуют, — до боли родной голос на конце провода дрожал.
— Я со всем разберусь, тебя не тронут, — успокаивал священник Владимир.
Денег не перевел. Принципиально.
— У вас в колонии творится беззаконие, — строго выговаривал он правозащитнику (в прошлом служившему в КГБ). — Моему сыну угрожают, у меня вымогают деньги! Вы обязаны разобраться!
— Разберемся! Не сомневайтесь! — твердо ответил гэбэшный правозащитник. — Но ваш сын всё преувеличивает. Это образцово-показательная колония. Тут насилие не практикуется.
А через несколько минут он обсуждал этот разговор с коллегой:
— Да таких, как его сын, что чужих детей наркотиками травят, я бы сразу расстреливал. Жаль, отменили смертную казнь. Я бы ему сам швабру в зад засунул, да так там и оставил бы.
Обрывок этого разговора отец Владимир услышал. Сначала не поверил своим ушам (когда-то он одним из первых говорил, что лучшие правозащитники — это силовики в отставке). А потом вдруг всё понял.
«Разобраться» не удалось. Сын перестал звонить и писать. По своим каналам отец Владимир узнал, что сына перевели в самую низшую «касту». Выйти к отцу, когда тот приехал на свидание, он отказался: попросил передать, чтобы родные больше не приезжали и не писали. Прости, Господи!
Вернувшись домой, отец Владимир провёл всю ночь в холодной нетопленой бане. Сидя на коленях в углу, трясся от страха. Казалось, вокруг летают и хохочут мерзкие твари и поглотят его, если перестанет хоть на минуту читать молитвы. Наутро объявил, что уходит жить в монастырь, отмаливать свои грехи.
— Много, матушка, у меня их, — обнял на прощание супругу. — Не серчай. Отпусти с лёгким сердцем.
— У нас тут есть монах, который подвиг совершает, — рассказывали паломникам служители старого монастыря. — Вырыл себе землянку, в ней и живёт без всяких удобств. Встаёт раньше всех и молится до захода солнца. Иногда сын к нему приезжает — удивительный человек, открыл клинику для наркоманов, лечит их совершенно бесплатно.
Воскресение Нины
Если бы Нина вела дневник, он бы выглядел так.
1 ноября. Умерли мама и папа.
10 ноября. Умер муж.
И тут нет ни малейшего преувеличения. Три члена вполне благополучной московской семьи действительно ушли из жизни практически одновременно (двое — так и вовсе в один день).
А потом умерла и Нина.
— Человек с такими данными умер 12 декабря, — полицейский внимательно смотрел на молодую женщину.
— Это ошибка. Проверьте, пожалуйста, ещё раз, — робко попросила она.
Полицейский порылся в компьютере и уверенно изрёк:
— Вот, всё правильно: Степанова Нина Васильевна скончалась в городской больнице номер семнадцать. Причина смерти — острая сердечная недостаточность. Захоронена на Хованском кладбище. Это ваша родственница?
— Это я!
— Гражданка, продолжите так шутить, вынужден буду составить на вас протокол — за неуважение к органам государственной власти. Есть ещё вопросы?
— Нет.
Начальник паспортного стола Нину выслушал внимательно. Но заявил:
— Выдать паспорт не могу, поскольку есть свидетельство о вашей смерти.
Вы удивитесь (если, конечно, читая эту невероятную историю, ещё не утратили способность удивляться), но люди в Москве умирают не только физически, что вполне соответствует законам природы, но и виртуально. Перо, бумага, компьютер — эти «могильщики» способны организовать похороны по полной программе. Конечно, у виртуальной кончины есть свои преимущества: в отличие от всамделишного покойника вы имеете шанс на воскрешение. Тем не менее, путешествие по кругам ада вам гарантировано. И кругов этих не девять, а куда больше!
…Нина шла по длинному коридору, который ощущался как бесконечный. Что ждёт её за дверью? Ей казалось, что после всего там должен быть Свет. Или Тьма. Но за дверью ждал любимый город, который поливал тёплый летний дождь. Пахло кофе и сладкими ванильными булочками (рядом кофейня), и этот запах вернул её к реальности. Она всё ещё здесь, на земле, и хочет съесть одну из этих булочек и запить глотком горячего капучино. «Последнее желание», — так она мысленно сыронизировала — обошлось в 300 рублей. В кармане чёрной кожаной куртки (это была как связь с её прежним миром, с достатком) лежала ещё тысяча. Так она начала новый путь, ещё не зная, что это не в последний раз…
«Вам нужна сиделка? Я по объявлению», — Нина звонила по очередному номеру. «Москвичка, совершенно здорова. Одинокая. Да, могу с проживанием». Долго рассказывала про свой опыт работы врачом, про то, что может разработать индивидуальную программу реабилитации. Собеседник на другом конце провода воодушевлялся. И вот когда дело, казалось, готово было сладиться, Нина произносила: «Только одна проблема — у меня нет паспорта». В лучшем случае люди вежливо предлагали подождать, пока она восстановит документы, в худшем — резко отказывались от её услуг.
— Слушай, а давай сделаем тебе фальшивый паспорт? — предложила слегка поддавшая соседка, снимавшая комнату пополам с Ниной, и на следующий день привела своего товарища-собутыльника, в прошлом, как оказалось, сотрудника уголовного розыска. Тот, выслушав рассказ Нины (был сильно впечатлён, впрочем, как и каждый, кому она решалась свою историю поведать), исчез на неделю, но вернулся счастливый и с паспортом, в который была вклеена фотография Нины. Сказал с чувством, едва ли не с дрожью в голосе:
— Это подарок. Билет тебе в новую жизнь. Удачи!
Что ж, пора бы и нам узнать историю Нины — как потеряла она семью и себя саму.
Отец Василий Кузьмич был начальником управления в Министерстве нефтяной и газовой промышленности СССР. Мать Светлана Михайловна, врач-педиатр, длительное время занимала пост главного врача детской поликлиники. Нормальная интеллигентная семья. Сама Нина тоже много лет работала в больнице. У неё сразу две медицинские специальности — хирург и офтальмолог; защитила докторскую, была ученицей Аркадия Павловича Нестерова, знаменитого окулиста, мировой величины. Муж — тоже врач по профессии, кардиолог. В молодой семье росла дочь.
Давно, ещё в советские годы, Степановы получили квартиру в знаменитой сталинской высотке на Котельнической набережной. Причём располагалась она в элитном корпусе «В» (эта литера означала принадлежность к Высшей партийной школе). В своё время на выборе этой площадки под строительство высотного жилого дома настоял сам Лаврентий Берия, он же потом курировал работы. В высотке жили такие известные люди, как Фаина Раневская, Константин Паустовский, Людмила Зыкина, Евгений Евтушенко. Собственно, из-за квартиры площадью 205 квадратных метров в доме на Котельнической набережной всё и началось…
В начале 2005 года её решили продать. Посчитали, что за вырученные деньги купят две, чтобы жить отдельно, и ещё кое-что останется. Покупатели нашлись быстро. Но 1 ноября 2005-го, в день, когда Степановым предстояло забрать из банковской ячейки деньги, а новым хозяевам квартиры получить в Регистрационной палате свидетельство о праве собственности, случилась беда. Почти одновременно, в течение суток, умерли мама и отец! Она — как утверждала судмедэкспертиза, от инсульта; он — от инфаркта. Ну можно ли в подобных обстоятельствах поверить в мистическое совпадение?
Дальше — больше. Поговорка, что беда не приходит одна, сбылась в этом случае буквально — беды атаковали со всех флангов. Не прошло и девяти дней, как не стало мужа Нины: совершенно здоровый, 37-летний, он внезапно умер тоже, якобы, от инфаркта.
Степанова в те дни едва с ума не сошла. Понимала, однако, что жить как-то надо — хотя бы ради семилетней дочери. Новые хозяева квартиры проявили недюжинное по нашим временам понимание: не торопили с выселением. Впрочем, их снисходительность объяснялась очень просто: денег за квартиру Нина так и не получила — их не оказалось в банковской ячейке. Огромная даже по мос