Камертон Дажбога — страница 24 из 40

Волна выбросила меня на цветущую поляну. И исчезла, испарилась. Вокруг плыла тишина. Блажение молчания.

Передо мной забрезжила ослепительная золотая искра. Взвилась спиралью, начала рисовать очертания сияющего Существа. От него протекало тепло, нежность, спокойствие. Послышалось вопросы (во мне или снаружи — кто скажет?):

— Ты удивлен?

— Я знаю об этом. Читал. Видел во сне, в воспоминаниях о своих прошлых жизнях, — ответил я, а может, и ответ сложился машинально.

— Кем считаешь тот феномен, который перед тобой? — добро-иронично поинтересовался Сияющий.

— Разве это имеет значение? Кто-то считает такую фигуру Христом, кто Буддой, кто Аллахом.

— А ты?

— Зачем укладывать встречные явления в психические стереотипы? Разве я спрашиваю гору — кто ты? Или цветок — как тебя оценить? Или молнию в грозовом облаке разве обязательно именовать стрелой Перуна, Ильи-громовержца, оружием Зевса или Индры? Может, даже электрическим разрядом величать это явление — пустое занятие! Поэтому и тебя принимаю как встречу таинственного Друга, остерегаясь как-то назвать.

— Друга? — поинтересовался Сияющий. — А если я притворился Другом?

— Можно ввести в заблуждение ум, интеллект, — возразил я. — Сейчас мой свидетель — сердце.

— Хорошо, если так. Ты попал сюда, за грань физического мира, именно потому, что сплел воедино веление интеллекта и искренность сердца. Пусть это станет наукой. А теперь, пока струна жизни еще держится… готов ли ты остаться здесь? Там, в трехмерности, ты нужен? Или обойдутся без тебя?

В моем воображении после его слов поплыли образы катастрофы на Луне, я вспомнил о Григоре Бове, Гале Куренной, о монахине Юлиане-Марии, потерянной в спиралях времени, о нарушенном эксперименте — и страстное желание спасти друзей своих, помочь живым потрясло мое новое существо.

— Туда, туда! — горячо сказал я. — Кто же оставляет друзей в беде? Ты же знаешь — я повел их из глубин Высшего Мироздания в страшные адские сферы. Как же лишить их веры в смысл нашей миссии?

Сияющий молчал. Но я почувствовал одобрение в том молчании. Молния ослепила меня и бросила в мглистую бездну.

… А потом — снова медленное возвращение в себя. Кто-то вливал мне в рот странную жидкость: всего несколько капель, но они взорвались в теле горячими искрами, разлились в дальние уголки организма живительными токами. Потом — операционный стол. Сновидения. Возвращение в сознание. И снова ритмы бытия и небытия. А в состоянии между дремотой, сном и полным пробуждением — впечатляющие прозрения, открытия. Попробую записать несколько. Позже расшифрую. Или использую для философских осмыслений. И определяющая мысль: что с Григором и девушками? Вернулись ли они? Или потерялись в потоках бесконтрольного времени? О, боль! Какая страшная вина!

В палате, кроме меня, пусто. Только цветы на подоконнике. Хотелось бы взглянуть в окно, на вид, но вставать запрещено. Сестрицы, когда я их о чем-то спрашиваю, кладут палец на губы (мол, тише, ни слова), давая знать, что им запрещено отвечать.

Я, наконец, попросил блокнот, карандаши и ручки. Мне их принесли. Хорошо, что могу писать, иначе — лопнул бы от ментального напряжения.


Видение, сон или явь?

Разговаривал с Гориором и Глэдис. Они появились после полуночи, когда где-то на улице пробило двенадцать.

Я мучился мыслями о судьбе своих друзей, попавших в беду из-за меня. Решил про себя, что спрошу обязательно врачей, как только увижу, иначе — подниму бунт!

Именно в этот момент и произошло…

Поплыло в пространстве голубое сияние, будто нежная морская волна прокатилась над головой. А из того света уплотнились (именно уплотнились из света, другого образа я не могу подобрать) две фигуры. Я их сразу узнал: голубая — Гориор, и лилово-фиолетовая — Глэдис. Их сияние было сдержанное, мягкое, приятное.

— Это мне снится? — прошептал я.

— А что такое сон? — серьезно ответил вопросом на вопрос Гориор.

Глэдис нежно-укоризненно посмотрела на него.

— Дорогой, подальше от философских сентенций. Он едва вернулся к жизни, а ты…

— Неважно, — обрадовался я. — Пусть будет философия, пусть будет схоластика, только рядом была живая душа.

— О! — удовлетворенно сказал Гориор. — Раз ты считаешь нас живыми душами, тогда все в порядке. Сны кончаются, Горикорень, пора просыпаться. Мы тебя с трудом вырвали из переходного состояния. Один миг, и Ариман торжествовал бы. Черный Папирус помог тебя воскресить. И капля вина из Чаши Бессмертия. Ее передали твои друзья.

— Где они? — я вскочил на постели, аж болью отдалось в спине.

— Успокойся, — мягко сказал Гориор. — Тебе вредно резко двигаться. После катастрофы хроностанции я отправил твоих друзей сюда, во фронтовое бытие. Но Ариману, вероятно, удалось спутать нити причинности. И они теперь в одной из параллельных реальностей. Год сорок восьмой…

— О, идиот! — вскричал я. — Знал же, что эксперимент подготовлен на живую нитку, что понимания тайны времени на грош… полез в пороховой погреб с факелом. Неуч!

— Успокойся, — тихонько засмеялась Глэдис. — Кто виноват, кто не виноват? Как распознать? Мы вместе распутываем клубок космоистории. Возможно, ты больше сделал, чем мы… потому что мы бродим в небе ноосферы, иногда тщетно пытаясь осмыслить актуальный момент, важный для вашего фронтового бытия.

— Это правда? — спросил я, обращаясь к Гориору.

— Правда. Мы можем прикоснуться к узловым моментам, там, где Ариман нарушил Космическое Право, но прорвать стену невежества, темноты, мистификации должны сами люди, потому что вашей ментальностью она соткана. Вспомни Будду, вспомни Христа… Какие впечатляющие подарки Духа! А что люди сделали из этого? Дьявольский спектакль! Подарили Радость, а выросли плоды ужаса и ненависти!

— Что же делать с друзьями? — простонал я. — Как спасти?

— Вопрос разве заключается в спасении тел? — ласково спросила Глэдис. — Сколько тел мы уже оставили на этой убитой горем Земле? Да разве только Земле? Вопрос в том, как разомкнуть ворота обмана, коллапс псевдобытия, ментальную ловушку, лабиринт псевдоистории.

— Ключ? Где ключ?

— Ключ в тебе. У вас. Как в песне одного вашего поэта сказано:

Вечносущее крыло

Пусть не устанет над веками,

Путь назад замело

Ураганами лет и звездами…

— Понимаешь? Декорации псевдомира нарисованы объединенным менталом мириада душ. Это — знаменитый Гордиев узел, его разрубил Александр Македонский.

— Где же взять тот меч?

— В слове, в мысли. Меч обоюдоострый, что выходит из уст Всадника на белом коне. Помнишь Откровение Иоанна? То есть Логос — Слово и Мысль. Ты это оружие, Горикорень! Мы надеемся, что ты найдешь щель в стене Хроноса. Уже многое сделано. Вот тебе несколько добрых вестей на прощание. Там, в соседней сфере, удалось собрать всех Космократоров. Очень шаткое сочетание, но повезло. Мы отправили их ментальных двойников в эпоху Троян-поля.

— Зачем? — удивился я.

— Для корректировки Мироздания, — вмешался в разговор Гориор. — Ты это поймешь сам. Ариман бессилен повторно пройти ментальное конструирование космоистории, а мы — можем. Мы, как маркшейдеры, будем пробивать туннель демиургов из прошлого и будущего, чтобы сформировать мир-монолит, где будут существовать в гармонии и любви стихии, люди, элементы, боги, животные и флора. Знание, точное знание всех причинностей, которые породили сатанинскую вакханалию судьбы Земли и Системы Ара, — вот что потребуется для окончательной победы творящего Духа. Думай, Горикорень, думай. Готовься к новому эксперименту. Мы поможем спасти друзей из соседней сферы. Но от тебя многое зависит. Хотя там есть и твой двойник.

— Другой я? — удивился я.

— Почему ты поражен? Надо давно понимать такие феномены. Мы рассыпаны в тысячах миров. Иначе были бы всемогущи. Только поэтому Ариман имеет силу, что разорвал нас на мелкие капли. Пора слиться каплям в единую реку. Вот… я оставляю тебе Черный Папирус. Он поможет тебе войти в русло мощной мысли, в информационную реку Вселенной. Выздоравливай и дерзай… До встречи, друг! Помни, братья и сестры ждут во всех мирах и эпохах. Гроза боя гремит над веками.

Сон или видение? Явь или бред?

Они исчезли так же внезапно, как и появились. Только какой же это сон, когда вот у меня на столике искрится фосфорически мой давний спутник — Черный Папирус, моя сказочная Грамота из казацких времен. Надо спросить, не принесли мне ее врачи или сестры? Хм, противное сомнение и здесь просовывает свое жало меж ослепительного сияния высшей реальности.

Тишина. Ночь. За окнами призрачное сияние фонарей.

Попробую войти в медитативное состояние с помощью Черной Грамоты. Гориор и Глэдис заверили, что во мне есть возможность прорыва. Надо лишь свернуть вместе рассыпанные жемчужины мыслей, озарений и замыслов. Где же критерий?

Безжалостный анализ устоявшихся штампов мысли. Смешивание научных парадигм. Слишком глубоко в болото они завели нас. А что уж говорить о религиозных канонах? Они стали стражами на воротах к духовному космосу, чтобы грозно рычать на смелых искателей. А порой и уничтожать их! Тысячи гекатомб страшных жертв во имя голодного бога обмана. Как сильно сказал Христос о этих привратниках: «Взяли ключи от Царства Небесного, сами не входите и других тоже не пускаете…»

— Добрый ключ к анализу, — одобрительно шепчет сфера Черного Папируса. — Так держи парус всегда. Как казаки — помнишь? Их распинали, пытали, уничтожали память о них, марали их идеалы, а они, как святые, окутались небесной аурой и стали богоподобными в памяти народа. Почему? Поэтому, что высоко поднимали паруса под историческими грозами, пренебрегая гибелью и самой мыслью о небытии. Поэтому так свирепствуют разрушители, вспоминая их, поэтому и требуют превратить их в комических танцоров и пьяниц в угоду современным трусам и суеверным невеждам.

— Хорошо, хорошо, Папирус! Тогда давай сразу к делу. В чем моя неудача? Почему произошла катастрофа, которая теперь требует столь огромной корректировки?