Аниска залилась навзрыд слезами.
— Пусть ревет. Вдосталь страху натерпелась. Пойдем, Савватий, пускай одни побудут.
Дождь шумел по-веселому…
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
1
Во власти темных слухов Екатеринбург. Всюду их паучьи тенета. Купцы раньше времени запирают лабазы и лавки. Во всех дворах псов даже днем на цепи не сажают. А слухи ползут, стращают.
Началось с того, что нежданно на дорогах принялись поднимать пыль колеса барских карет и колясок: ни с того, ни с сего съезжались промышленники в город. Приехали самые знатные из Петербурга и Москвы, коих не было на Урале даже в дни пребывания в крае наследника престола.
Слухи расползались по городу из уст хозяев заводского, приискового и рудного Урала. Пугали они друг друга то одной, то другой небылицей. Страх принаряжал выдумки, а от этого в людском разуме заводились мысли, от которых не было покоя ни днем, ни ночью.
Все промышленники стремились повидаться с главным горным начальником, а у генерала для всех времени не хватало. Да и не было у него желания видеться с каждым. Однако дворянская и купеческая настойчивость вывела генерала из терпения, и он приказал всем прибывшим в Екатеринбург явиться в управление для беседы. Чиновники доносили генералу самые разноречивые сведения о причинах необычного съезда владетельных особ. Приказ о беседе генерала с промышленниками всполошил подвластных ему чиновников. У кого из них нет греха?.. А генерал крут…
Ветреное августовское утро.
Над Екатеринбургом низко нависли тучи. Вот-вот пойдет дождь.
В приемном зале Главного управления горного начальника суматоха. Мечутся среди хозяев уральских приисков и горных заводов чиновники разных классов. Перешептываются с ними. Растолковывают, договариваются с хозяевами молчать о том или ином деле. Генерал для чиновников страшен — кто знает, в каком настроении поведет беседу. Вдруг начнет пытать заводчиков о границах их угодий, а они станут жаловаться на беззакония Горного управления. Теперь это особенно чиновникам не угодно оттого, что по указу о медной руде уже сотворено много такого, о чем громко говорить нежелательно. Одно утешает чиновников. Из разговоров с приезжими выяснилось, что съехались они не из-за царского указа о меди, а согнал их в Екатеринбург страх перед волнениями работного люда и расколом. С весны бродяжат раскольники, утугами переходят с места на место. Бросают обжитые скиты, а на новых местах жильем не обзаводятся. События, происшедшие на Березовском руднике, побеги мастеровых с заводов, передвижения раскольников и пугали промышленников, управителей и приказчиков. Не миновал страх и управителей казенных заводов, несмотря на то что живут за широкой спиной генерала Глинки. Как Уралу быть без люда работного?
Шумно в зале от говора. У окна беседуют старший сын графа Шувалова и управитель Богословского завода. Шувалов в черном фраке с обшлагами из золотистых кружев. А собеседник в поддевке, сшитой у столичного портного. Разговаривают вполголоса, то и дело, осматриваясь по сторонам.
Всеобщее внимание привлекает к себе особенно редкий гость Урала — Анатолий Николаевич Демидов. Он всего второй раз на Урале. Предпочитает жить за границей, близ Флоренции, недавно обзавелся княжеством и по его названию именует себя князем Сан-Донато. В Екатеринбург прибыл по просьбе своего старшего брата, Павла, — егермейстера и курского губернатора. Демидов увлеченно разговаривает с Петром Яковлевым, для него беседа представляет большой интерес. Ведь у Яковлевых более двух десятков заводов. Демидов и Яковлев непринужденно прохаживаются по залу, не обращая внимания на присутствующих. В зале находится и брат Петра Яковлева — Иван, совладелец по заводам. Братья не в ладах. Ссорятся из-за прибылей.
Стороной от заводчиков держатся двое опекунов по наследству владельца Нижне-Уфалейского завода Губина. Они — купцы и ничего не смыслят в горных работах. Прибыли в Екатеринбург по просьбе управителя завода, оторвав себя от привычного мучного дела в Нижнем Новгороде.
В глубоком кресле, под портретом Петра Великого, сидел хмурый Иван Онуфриевич Сухозанет. В городе про него досужие языки болтали, что после зимней поездки в Петербург на свидание с императором он вернулся притихшим и стал усердно молиться богу. В Екатеринбурге дружки Сухозанета уже всем рассказывали о его несчастьях, а начались они с того, что государь не пожелал его видеть. Но сейчас Сухозанет держит себя высокомерно. Едва отвечает кивком головы на поклоны заводчиков, не замечает промышленного купечества.
В сопровождении Агапии в зале появился Муромцев. Агапия, увидев Сухозанета, направилась к нему. Поклонилась генералу, а он, довольный ее приветливостью, указал на стоящий рядом свободный стул. Появление Агапии заметили. Уже все знали, что в звании вольноотпущенной она стала доверенным лицом Седого Гусара на новых землях, богатых медной рудой.
Муромцева, как только он вошел в зал, перехватил сильно подвыпивший князь Белосельский-Белозерский, владелец Усть-Катавского завода. Князь, приехав на Урал, бражничал и объяснял всем, что покинул Москву, ибо не хочет отдавать угодья с медью в руки Муромцева.
Всеобщее удивление вызвало появление Екатерины Львовны Зотовой без мужа. В городе уже ходили слухи, что Мария Львовна Харитонова, прибыв нежданно в Кыштым, завела там свои порядки, став во главе всего расторгуевского наследства. Возле Зотовой — Тимофей Старцев в голубой поддевке поверх синей шелковой косоворотки. Вокруг них сразу же собрались промышленники-купцы. Старцев беседует, посмеивается. Говорит громко. Иные сказанные им фразы хорошо всем слышны: «Страх по Камню господа дворяне распустили… По всей империи они ноне в перепуге… Отчего бы это?..»
Слышат его речи господа дворяне. Есть среди них самолюбивые. Обидно им, но знают, хорошо знают, что возражать Тимофею Старцеву опасно. Обозлишь его замечанием, а он… Упаси бог от неприязни Старцева!
Оглянулся Старцев, увидел возле Сухозанета Агапию; отвесив поклон Екатерине Львовне, вышел из окружения купцов. Агапия, встала, когда подошел к ней.
— С вольной, Власовна.
Вспыхнуло жаром лицо Агапии от его слов.
— Еще пригожей стала, да и на шее нет знаткости от крепостного хомута. Чего здесь потеряла?
— С барином.
— Стало быть, побаивается без тебя на народ выходить? Здесь-то ему вольготно, не боязно. Рад повидать тебя, Власовна.
— Господин Старцев, — громко позвал Сухозанет.
Но Старцев, не обратив внимания на генеральский зов, продолжал разговор с Агапией:
— Видишь, как Катерина выступает. Сестры за ум берутся. А все по той же причине: не хотят, чтобы твой барин в коренниках ходил.
Много ли нахватали медной руды на чужих угодьях? Слыхал, что не все ласково принимают. Даже царское слово не пугает хозяев. Далматовские монахи, есть слух, тоже от ворот поворот указали.
— Барин вас собирается навестить.
— Зря. Не о чем мне с ним беседовать.
— Может, меня заместо себя пошлет.
— Приезжай. С дочкой Ириной тебя познакомлю.
— Сказывают, знатная песенница.
— Приезжай. Споет тебе старинные скитские песни. Ты, чать, о них позабыла?
— Все помню. С медной рудой чего надумали?
— Спарюсь с Зыриным и начну добычу… Испугалась? С самим чертом спарюсь, но твоему барину ее не отдам.
— У него царская милость. Про то забывать вам не следует.
— Слыхал. Но слыхал и другое: руда медная у нас в лесных горах. В них есть у медного богатимства на Камне могучая сила — Хозяйка. А она не ко всем милостива бывает. Слыхала про такую Хозяйку?
— Как не слыхать…
— Дочку мою видала когда-нибудь?
— Не довелось.
— Так приезжай.
— Приеду, ежели барин пошлет.
Отойдя от Агапии, Старцев столкнулся с Муромцевым.
— Здравствуйте, Старцев.
— Мое почтение, господин Муромцев.
— Собираюсь навестить вас.
— Сказывала мне о сем Агапия Власовна. Только советую повременить по Камню разгуливать. Время злое на лесных дорогах. У кержаков к вам почтения мало.
— Но это меня не беспокоит. Не из трусливых.
— Тогда сюда зачем пожаловали?
— Такой же вопрос могу, Старцев, и я вам задать.
— Меня генерал к себе потребовал.
— А я решил далматовским монахам пятки отдавить.
— Зря. Ихнего монастыря монах Исаак еще при царе Алексее Михайловиче первым на Камне начал плавить и ковать железо. А тогда еще и Невьянска с Алапаевском в помине не было. Пятки отцам не отдавить. Игумен у них хитрый, из купеческого звания. Царская милость тут не подмога. Их медная руда в деснице самого Господа. Совет могу подать.
— Не нуждаюсь. Предпочитаю своим умом жить.
— Моего совета не грех послушаться.
— Говорите.
— Под ноги ладом глядите, чтобы ненароком за чей-нибудь уральский корень не запнуться. Падать у нас опасно. С виду мох вроде бы на тверди земной, а на деле — под ним трясина с топью.
— Все равно приеду к вам.
— Тогда не обессудьте, ежели ворот не отворю.
— Ссориться со мной надумали?
Но в этот момент распахнулась дверь кабинета Глинки, появился его адъютант и громко сказал:
— Господа! Его высокопревосходительство просит вас к себе.
Когда все расселись по обе стороны длинного стола, главныйгорный начальник поднялся с кресла, слегка кивнув головой, произнес:
— Здравствуйте, господа! Ваше пребывание в Екатеринбурге делает честь городу и свидетельствует о вашей неустанной заботе о процветании и спокойствии нашего края, всегда служившего интересам отчизны. Однако я должен сказать, что причина, побудившая приехать вас в город, неосновательна. Ваша тревога о враждебном передвижении в лесах раскольников — это результат недоразумения, плод чьей-то больной фантазии. Господин Муромцев может подтвердить вам, он тоже стал жертвой подобных слухов о враждебности раскольников Урала. По его просьбе я приказал проверить слухи о скоплении кержаков на руднике Зырина. Там их не оказалось. Надеюсь, господин Муромцев спит теперь спокойно? Вы можете ничего не страшиться, господа! Занимайтесь делом на своих заводах, рудниках, приисках — вам ничто не угрожает. У меня достаточно сил справиться с любыми беспорядками. Дерзость беглого Савватия из Каслей в ближайшее время будет беспощадно наказана. И все же, пользуясь предоставившейся мне возможностью, я хотел бы изложить свои предостерегающие мысли о расположении умов заводских крестьян и непременных работников, а также рабочих людей на рудниках и промыслах. Не скрою от вас, господа, среди них