— Мы расстались. Чего ж тут говорить…
— Верно. Друг на дружку не глядите, зато памятью один о другом живете. Вот ты сейчас на себя в зеркало погляди. Сразу ожил, как о Любаве сказала. Расстаются, да снова невзначай, но с давним намерением встречаются. По старой тропке легче ходить, чем новую протаптывать. Не посмеешь ведь сейчас слово бросить, что не нужна тебе Любава? А ведь она тебя любит. Сама мне призналась.
— И мне об этом сказала. Но тогда мысли мои были будоражные, не улеглись после Москвы да Петербурга…
— А у вас, мужиков, всегда так. Возле одной хорошо, а к другой тянет. Зря из-за сердечной неудачи ты, как несмышленый парнишка, готов голову потерять. Да разве сможет кто изжить из твоего разума Любаву? Нет, Кирюша! Я знала, кого пустить на твою жизненную тропу. Велика в Любаве сила бабьего очарования. Может она завладевать разумом. Есть такие бабы, кои родились властвовать над мужичьими чувствами. И не дано мужикам, испившим сладость их ласки, отходить живыми от них в сторону. Не быть тебе без Любавы. Без тебя ей тоже муторно. Во все тяжкие, слышно, дурью мучается. Но баба гордая. А может, знает, что памятью о себе все равно тебя подманит, когда захочет. Любаву тоже не сразу раскусишь.
— Может, мне…
— Не спеши, сынок… Не спеши… Пусть время свое слово скажет. Ревность Любаву от тебя отогнала. Баба поверила слушкам кумушкиным, что частишь гостем у Квашниных. Вздыбилась. Теперь надо ждать, когда слушки о просватаньи гранильщицы ее стреножат. Стыд ее помучает, когда узнает, что сама горемычность себе сотворила. Вот тогда, может, и встретитесь по-иному. Время свое слово скажет, не сомневайся. Тогда, пожалуй, и я слова поперек не скажу, ежели надумает Любава заместо Порошиной в Уральском крае Карнауховой величаться. Конечно, ежели до той поры не натворит чего да не размотает унаследованные капиталы. Слух идет: покойник немалые деньги ей оставил. Так-то вот, сынок. Ступай, потому не по годам мне из-за пустяков полуношничать.
Кирилл простился и ушел. Карнаухова встала с постели, закрыла окна, но свечи не погасила. Побродив по горнице, села в кресло у стола и громко сказала сама себе:
— Теперь не засну, пока все жизненные закутки памятью не обойду.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
1
Загуляла осень по Уралу со студеными утренниками в седине обильных рос.
Березы первыми выряжаются в желтые сарафаны, а по ночам прохлада до синяков нащипывает листву осин. Только хвоя сосен, елей, кедров остается зеленой и от дыхания осени постепенно темнеет.
В природе появляются новые шумы и шорохи. Глуше шелестит рыжеющая спутанная осока, стальным звоном позванивают рапиры камышей, прищелкивая, раскрываются переспевшие шишки кедров. Наливаются красным цветом брусника и клюква, в болотах янтарится морошка.
По вечерам к пряслам слетаются на вечевые сходки вороны, а ранними зорями в небесах вместе с хмурыми облаками тянут на юг лебединые и гусиные стаи.
Осень радетельной кастеляншей ходит по Уралу, подметая парчовым подолом опавшие листья. Под заунывные высвисты ветра льют дожди. Листва с деревьев опадает без торопливости, устилая мягкими шуршащими коврами потемневшие поляны.
Непогода чередуется с бодрящими погожими днями, когда в бездонных с зеленовато-голубым отливом небесах высоко-высоко проплывают курчавые облака, похожие на шкурки мерлушки…
Над Ксюшином солнце взошло в густом розовато-белом тумане. Взошло горячее и яркое. Туманы, подсыхая, прижались к земле. Наступал не по-осеннему ласковый ясный день.
Провожаемый петушиными спевками, Кирилл Карнаухов утром выехал из села, направляясь в Екатеринбург.
Проводив сына, Карнаухова загрустила и велела Анисье созвать к вечеру на хоровод приисковую молодежь. В третьем часу пополудни Карнаухова решила вытребовать к себе Ксению и Сергея Ястребова и послала за ними Анюту. Обрадованная неожиданной оказией повидаться со Степанком, Анюта, оседлав лошадь, погнала на каменоломни.
Стратоныч сидел на своем крыльце с повязанной щекой, мучаясь от зубной боли. Он видел, как Анюта остановила лошадь у избы, в которой жила молодая хозяйка. Анюта, не застав Ксению дома, пошла искать Степанка. нашла его в одной из мраморных ям, узнала у него, что Ксения с Сергеем Ястребовым уехала на лодке на другой берег озера.
Увидев Анюту, Стратоныч, позабыв про зубную боль, издали следил за девушкой, но подойти к ней побаивался, так как Степанко не отходил от нее ни на шаг.
После приезда Карнауховой в Ксюшино Стратоныч вынужден был отказаться от частых поездок на промыслы, чтобы повидать Анюту. Неожиданное появление девушки на каменоломнях с новой силой распалило в Стратоныче чувственное влечение к ней.
Ксения и Сергей приплыли в сумерках. Анюта передала им наказ старой хозяйки, попросила у Ксении разрешения еще немножко побыть со Степанком.
Стратоныч видел, как Ксения и Сергей уехали в село, и углядел: Анюта осталась со Степанком. Сказав Дарье, что ему надо повидать хозяйку в Ксюшине, Стратоныч, оседлав лошадь, подался по дороге в лес.
Анюта за разговорами со Степанком засиделась на берегу озера до восхода молодого месяца. Парень долго провожал ее. Простившись со Степанком, Анюта села на лошадь и рысью поехала по хорошо знакомой лесной дороге. Вокруг нее темнота. В лесу разные шорохи, да сквозь ветви лесин иногда блестел золотом месяц. В лесной тишине гулки стуки лошадиных копыт. Домой Анюта возвращалась радостная. Она сговорилась со Степанком, что утром он явится в село, будет просить у Карнауховой и Анисьи дозволения на покрытие венцом.
Услышала Анюта дробный перезвон била с Оглядной горы, подумала, что дед Огоньков подает весть о далеком лесном пожаре, а может, о новом пожаре в Старом заводе.
Уловила Анюта и легкий шелест листвы осиновой рощи — значит, до Ксюшина осталось ехать не больше трех верст. У поворота на мост через речку неожиданно услышала громкие стоны. Натянув повод, Анюта остановила лошадь, прислушалась. Поехала на звуки. У моста остановила лошадь. Бормотали струи речки. Из темноты снова послышались стоны. Анюте стало страшно, она громко спросила:
— Кто тут?
В ответ услышала хриплый мужской голос:
— Пособите… Сделайте милость… Конь скинул. Ногу порушил. Встать не могу.
— А кто ты?
— Никоном зовут. Карнауховский камнерез. Из расколу я. Пособи, сделай милость. Ты-то кто, девушка?
— Ксюшинская я. Анюта Крюкова.
— Не знаю тебя, девонька. Но все одно, пособи на дорогу выбраться.
— Сичас. — Анюта спрыгнула с лошади. — Темень ужасти какая. Ты где, дяденька? Не угляжу тебя.
— Да здеся я. Канавка тут на самом скате. Шагай на мой голос. Мочи нет, как нога болью горит.
Анюта уверенно шагнула на голос, но через несколько шагов наткнулась на кусты и, услышав громкий мужской смех, оцепенела от испуга.
— Попалась, пташечка!
Анюта узнала голос Стратоныча. Она еще не успела сделать и малого движения назад, как его руки цепко схватили девушку за плечи. Анюта закричала. Но задохнулась, когда ладонь Стратоныча зажала ей рот. Она не могла вырваться из обруча его сильных объятий. Напрягая все силы, Анюта билась в руках Стратоныча. Пинала его ногами. Кусала его плечо.
— Дуреха. Не уйдешь от меня. Натерпелся от твоей гордыни. Намучила меня, изгаляясь.
Стратоныч сильным рывком бросил девушку на землю. Падая, она сильно ударилась головой о пенек, в ее ушах зазвенело…
Над Ксюшином висел золотым серпом остророгий месяц.
Возле избы Анисьи стоял гомон. Пылали костры, и при свете пламени кучились девушки и парни. По знаку Карнауховой девушки с протяжными песнями начали водить хороводы. В самый разгар игры внимание всех привлекла подбежавшая к крыльцу оседланная лошадь. Анисья, подойдя к ней, крикнула не своим голосом:
— Анюткин это конь, православные!
Песни смолкли. Порвались кольца хороводов. Прибежавшего коня обступили все, кто был у избы.
— Не по глазу мне это, — сказал тревожно Еремеич. Он провел рукой по шее коня: — Взмок. Напужался чего-то.
— Может, скинул Анютку в лесу?
— А ты, Степановна, погоди. Крик беде не подмога. Вот что, ребята, — обратился Еремеич к парням. — Ты, Митька. Прихвати еще Паньку, Макара. На коней и — лупите на мрамор. По пути в оба зырьте. Девку надо непременно сыскать.
Парни убежали. Встревоженная молодежь шумела вокруг коня. Одна из девушек выкрикнула:
— А мы чего стоим? Коней, что ли, не видали? Подружку надо из беды вызволить. Айдате со мной, кто темени в лесу не боится.
Ватага девушек, переговариваясь, двинулась, миновала костры и разом исчезла в темноте.
— Сама ее найду! — крикнула Анисья и, сев на коня, пустила его карьером…
Анисья вместе с парнями нашла Анюту в версте от села, лежащей у дороги. Передав ее подошедшим девушкам, сама поскакала на каменоломни. Стратоныча на них не было. Подняла всех камнерезов на ноги и рассказала им о происшествии с Анютой. С ними искала смотрителя до рассвета. Когда собралась возвращаться в Ксюшино, к ней подбежал Степанко. Лицо его осунулось, глаза запали, но взгляд был решителен — он попросил разрешения на венчание с девушкой. Анисья от его просьбы сначала растерялась, но потом, смахнув ладонью слезу, дала парню свое согласие.
Стратоныч, боясь расправы за содеянное, погнал на лошади к Старому заводу. Переночевав на его околице у знакомого пономаря, утром отправился в барский дом. Стратоныча допустили к Комару, тот велел ему подождать приезда барина.
В полдень в Старый завод прибыла Анисья. Она разговаривала с Комаром, но он заверил ее, что Стратоныча на заводе нет, пообещал, если появится, немедленно выслать его в Ксюшино. Заехала Анисья на обратном пути к сторожу на плотине пруда, но он подтвердил: Стратоныча не видел…
В столовой барского дома часы считали минуты десятого вечернего часа, за столом ужинали Агапия и Муромцев. Прислуживал им седой старик, старший лакей Каллистрат. Муромцев недавно вернулся в Старый завод из Екатеринбурга.