На Земле одновременно бывают видимы две тысячи звезд. Энниус мог видеть Сириус, вокруг которого вращалась одна из тысяч наиболее населенных планет Империи. Там был Арктурус, столица его родного сектора. Солнце Трантора, столичного мира Империи, было затеряно где-то во Млечном Пути. Даже в телескоп оно было неразличимо.
Он ощутил прикосновения мягкой руки к плечу и накрыл ее своею.
— Флора? — прошептал он.
— Кто же еще? — прошептал полунасмешливый голос жены. — Тебе известно, что ты не спал со времени твоего возвращения из Чики? Более того, тебе известно, что уже почти светает?.. Прислать тебе сюда завтрак?
— Почему бы и нет? — Он нежно улыбнулся ей и ощутил в темноте прикосновение к своей щеке ее каштанового локона. Он коснулся его.
— Но почему ты должна оставаться со мной, пряча самые прекрасные в Галактике глаза?
Она отвела волосы и мягко ответила:
— Ты сам прячешь свои за тобой же приготовленным сахарным сиропом, но я уже видела тебя таким, так что ты не обманешь меня и теперь. Что тебя беспокоит сегодня, дорогой?
— Только то, что и всегда. То, что я похоронил тебя здесь, в то время, как ты могла служить украшением вице-королевского общества Галактики.
— Есть и кое-что еще! Ну же, Энниус, я не позволю с собой играть.
Энниус покачал головой в полутьме и сказал:
— Не знаю. Думаю, что меня выбила из колеи совокупность мелких озадачивающих обстоятельств. Есть Шент со своим синапсифером. Есть этот археолог, Алварден, и его теория. Есть еще кое-что. А какой в этом толк, Флора? Я все равно ничего не могу сделать…
Конечно, подобное время суток не является слишком подходящим для душевного самоанализа.
Но Энниус продолжал говорить сквозь стиснутые зубы:
— Эти земляне! Почему такая горстка должна быть новой Империей? Ты помнишь, Флора, предостережения, полученные мной от старого Фарула, когда я впервые получил прокураторство? Относительно трудности положения? Он был прав. Собственно, он не так уж далеко зашел в своих домыслах. И все же, в то время я посмеялся над ним и считал его, про себя, конечно, жертвой собственной некомпетентности. Я был молод и деятелен, дорогая. Мне было бы лучше… — Он замолчал, погруженный в собственные мысли, потом продолжал, уже о другом: — И все же очень много независимых друг от друга деталей указывают, что эти земляне вновь погружены в мечты о восстании.
Он посмотрел на жену.
— Тебе известно, что доктрина Общества Древних состоит в том, что Земля была когда-то единственным домом человечества, что она является центром расы, истинным представителем человечества?
— Но ведь об этом Алварден говорил нам два вечера назад, не так ли?
— Да, говорил, — мрачно согласился Энниус, — но даже в таком контексте он говорит только о прошлом. Общество Древних говорит же о будущем. Земля снова, говорят они, будет центром расы. Они даже провозглашают Второе земное королевство, они предупреждают, что Империя будет уничтожена во всеобщей катастрофе, которая оставит Землю триумфатором во всей ее предысторической славе, — здесь его голос дрогнул, — во всем ее варварстве и приверженности к собственным традициям. Земля уже знала подобные бессмысленные восстания, но все разрушения ничему не научили глупых фанатиков.
— Они всего лишь несчастные существа, эти земляне, — сказала Флора. — Что у них осталось, кроме их веры? Во всем остальном они явно ущемлены — и в приличном мире, и в приличной жизни. Они ущемлены даже в достоинстве, которым сопровождается принятие базиса равенства в числе остальных миров Галактики. Вот они и вернулись к своим мечтам. Можно ли их винить за это?
— Да, я могу винить их! — с энергией воскликнул Энниус. — Пусть они борются за признание. Они не отрицают того, что отличны от других. Просто они желают изменить слово «худшие» на «лучшие», но вряд ли вся остальная часть Галактики в этом согласится с ними. Пусть оставят свои странности, свои возмутительные и обидные «обычаи». Пусть будут людьми. И люди признают их. Но если они останутся только землянами, то таковыми их и будут считать.
Но оставим это. Возьмем синапсифер. Это тоже одна из деталей, которая не дает мне спать. — Энниус задумчиво посмотрел на полосу, появившуюся на отполированной черноте восточной части неба.
— Синапсифер?.. Но разве это не тот прибор, о котором говорил доктор Алварден? Ты из-за этого ездил в Чику?
Энниус кивнул.
— И что ты там узнал?
— Да ничего, — сказал Энниус. — Я знаю Шента. И могу сказать, когда он чувствует себя непринужденно, а когда и по-другому. Этот человек умирал от мрачных предчувствий все время, пока говорил со мной. Когда же я ушел, он вздохнул свободно. Это нехорошая тайна, Флора.
— Но машина будет работать?
— Разве я нейропсихолог? Шент говорит, что нет. Он подводил меня к тому, чтобы рассказать о почти убитом ею добровольце. Но я в это не верю. Он был взволнован! Даже более того. Он был полон триумфа! Его доброволец пережил эксперимент, и эксперимент был удачным. Если я не прав, значит, я никогда не видел счастливого человека… А теперь скажи, почему он тогда солгал мне? Ты думаешь, он сможет создать новую генную расу?
— Но если так, то почему это держат в тайне?
— А! Почему! Неужели тебе непонятно? Почему Земля терпела поражения во времена восстаний? Но это ведь только один ответ, не так ли? Подними средний уровень интеллекта землянина. Удвой его. Утрой его. И что можно будет сказать тогда?
— О, Энниус.
— Мы можем оказаться в положении обезьяны, нападающей на людей. Что можно к этому добавить?
— Ты борешься с тенями. Они не смогли бы скрыть что-либо подобное. Ты всегда можешь сделать так, что Отдел Внешних Провинций пришлет сюда несколько психологов и подвергнет тестам взятых наугад землян. И, конечно же, любое отклонение от нормального сразу же будет обнаружено.
— Да? Я тоже так думаю… Но может получиться и по-другому. Я ни в чем не уверен, и в воздухе, кажется, пахнет восстанием. Готовится нечто вроде восстания 750, только в худшем варианте.
— А мы к нему готовимся? Я хочу сказать, если ты так уверен…
— Готовимся? — Смех Энниуса был отрывистым, как лай. — Я готовлюсь. Гарнизон наготове и полностью вооружен. Я сделал все, что можно сделать с материалом, находящимся под рукой. Но я не хочу, чтобы восстание разразилось. Я не хочу, чтобы мое прокураторство вошло в историю как прокураторство периода восстания. Я не хочу, чтобы мое имя через столетия вошло в исторические книги как имя кровавого тирана. Как вице-короля Антания Шестого. Мог ли он сделать что-либо другое, кроме того, что сделал, когда погибли миллионы? Тогда он был в почете, но кто скажет о нем доброе слово теперь? Я предпочел бы получить известность как человек, предотвративший восстание и спасший жизни миллионам дураков. — Но в его голосе звучала безнадежность.
— Ты уверен, Энниус, что это невозможно? — Она села рядом с ним и провела кончиками пальцев по его щеке.
Он поймал их и крепко сжал.
— Как я могу? Все действует против меня. Сам Отдел оказался на стороне земных фанатиков, послав сюда Алвардена.
— Но, дорогой, мне не кажется, что этот археолог делает что-то ужасное. Он, я допускаю, говорит вещи, которые кажутся нелепыми, но какой он может причинить вред?
— Неужели это неясно? Он хочет, чтобы ему позволили доказать, что Земля является истинной колыбелью человечества. Он хочет придать суевериям научную основу.
— Тогда останови его.
— Не могу. Честно тебе говорю — не могу. Есть мнение, что наместники могут все. Но это не так. Этот человек, Алварден, имеет письменное разрешение от Отдела Внешних Провинций. Так что оно полностью превосходит мои полномочия. Разрешение вдобавок одобрено Императором. Я ничего не могу сделать, не обратившись предварительно в Центральный Совет, что заняло бы месяцы… И какую я смогу выставить причину? Если бы я попытался остановить его силой, такое мое действие рассматривалось бы как попытка восстания, а ты знаешь о готовности Центрального Совета удалить любого исполнителя, преступившего, по его мнению, возможную черту. И что потом? Я был бы заменен кем-нибудь другим, кто вообще не разобрался бы в ситуации, и тогда Алварден смог бы с успехом сделать все, что посчитал бы нужным. И это еще самое худшее, Флора. Тебе известно, как он намерен доказать изначальность Земли? Попробуй догадаться.
Флора тихо засмеялась.
— Ты смеешься надо мной, Энниус. Как я могу догадаться? Я не археолог. Полагаю, он попытается выкопать статую или кости и датировать их.
— Хотел бы я, чтобы это было так. Алварден сказал мне вчера, что он намеревается сделать. Он хочет пойти в радиоактивные зоны Земли. Он намерен искать в таких местах следы пребывания человека, доказать, что человек существовал ранее того времени, как Земля стала радиоактивной, ибо он настаивает, что радиоактивность — дело человеческих рук. И таким образом он обоснует новую хронологию.
— Но это почти то же, что говорила я.
— Тебе известно, что значит войти туда, где имеется радиоактивность? Это запрещенные зоны. Один из самых наистрожайших обычаев из всех тех, которых придерживаются земляне. Никто не смеет проникнуть на запрещенные земли, а все радиоактивные земли — запрещенные.
— Но тогда все в порядке. Алварден будет остановлен самими землянами.
— О, прекрасно! Он будет остановлен Верховным Министром! А каким образом мы сможем убедить его в том, что Империя не намеревалась провести намеренный акт святотатства?
— Верховный Министр не может быть таким чувствительным.
— Не может? — Энниус подался назад, глядя на жену. Лицо его было едва видимым в ночной тьме. — Твоя наивность удивительно трогательна. Конечно же, он вполне может быть таким чувствительным. Известно ли тебе, что случилось… о, лет тридцать назад? Я расскажу тебе, а потом — суди сама.
Случилось так, что Земля получила разрешение не носить знаков господства Империи, поскольку она настаивала на своем автономном праве правления в Галактике. Но потом молодой Станнельп — мальчик-император, который был некоторым образом душевно нездоровым и которого с помощью убийства удалили от трона через два года правления, — ты должна помнить! — приказал, чтобы знаки императорского отличия были установлены на здании Совета в Вашине. Само по себе это требование благоразумно, поскольку эти знаки присутствуют на здании каждого планетарного Совета Галактики как символ императорского единства. Но что произошло в этом случае? В день появления знаков город превратился в средоточение безумцев. Сумасшедшие Вашина сорвали все знаки и поднялись против гарнизона. Со стороны Станнельпа было явным безумством требовать выполнения приказа, ибо это означало убийство каждого живого землянина, но он был убит раньше, чем смог завершить свое начинание, а Эдард, его преемник, отменил приказ. И снова установился мир.