Вероятно, сейчас с ним пытаются связаться его соотечественники. Он слегка ускорил шаг. Войдя в комнату, он поймал луч. Луч был личный, можно было не сомневаться, что его не подслушают. Не нужно никакого приемника, никакого прибора из металла и проводов, чтобы уловить слабый поток электронов с импульсами, несущимися через пространство из мира в тысяче световых лет от Земли.
Само пространство в его комнате поляризовано и приспособлено к приему. Его структура изменена по закону случайности, и нет никакой возможности угадать это изменение структуры. И в этом ограниченном объеме пространства только его мозг мог служить приемником, только электрические характеристики его собственной нервной системы могут резонировать в ответ на вибрации луча, несущего информацию.
Послание было таким же личным, как уникальная характеристика его мозговых волн, и вероятность того, что во вселенной с ее квадратильонами человеческих существ кто-то мог уловить предназначенную для него информацию, равнялась отношению единицы к десяти в степени с двадцатью нулями.
Мозг Джонти уловил призыв, несущийся в бесконечной пустоте пространства.
— Вызываю! Вызываю!
Передавать было гораздо сложнее, чем принимать. Необходимо было сложное механическое устройство для создания особого типа волн, несущих информацию за пределы туманности. Это устройство находилось в большой красивой пуговице на правом плече Джонти. Когда он вступил в поляризованное пространство, устройство автоматически включилось, и после этого ему оставалось только думать, сосредоточенно и целеустремленно.
— Я здесь!
Более точные указания были не нужны.
Монотонное повторение вызова сменилось словами, которые обретали в мозгу Джонти форму.
— Приветствую вас, сэр. Вайдемос казнен. Новость, конечно, не объявлена.
— Это меня не удивляет.
— Ранчер ничего не сказал. Он храбрый и верный человек.
— Да. Но простой храбрости и верности мало, иначе его бы не схватили. Иногда полезна маленькая трусость. Неважно! Я говорил с его сыном, новым Ранчером, который тоже едва не погиб. Он будет нам полезен.
— Каким образом, сэр?
— Лучше пусть события ответят на ваш вопрос. Я не могу предсказывать. Завтра он вылетает к Хинрику Родийскому.
— К Хинрику? Молодой человек подвергает себя ужасному риску. Знает ли он, что…
— Я сказал ему столько, сколько мог, — резко ответил Джонти. — Мы не можем слишком доверяться ему, пока он не проявил себя. В нынешних обстоятельствах он для нас такой же человек, как все остальные, и должен подвергаться риску. Больше не вызывайте меня здесь. Я оставляю Землю.
Джонти резко прервал мысленный контакт.
Спокойно и внимательно обдумывая события ночи и дня, взвешивая каждое из них, он слегка улыбнулся. Все сделано аккуратно, и теперь комедия будет разыгрываться сама.
Ничего не оставлено на волю случая.
Глава 3Случай и наручные часы
Первый час подъема космического корабля, когда он вырывается из планетарного рабства, весьма прозаичен. Суматоха отъезда в принципе такая же, как и та, которая сопровождала отталкивание челна от берега на какой-нибудь первобытной реке.
Нужно разместиться, позаботиться о багаже. Повсюду — бессмысленная, напряженная торопливость. Последние выкрики, вопросы, глухой звон закрываемых люков сопровождаются глухим шумом нагнетаемого воздуха.
Затем зловещая тишина и вспыхивающие в каждом помещении красные надписи: «Займите противоперегрузочные устройства».
Стюарды снуют по коридорам, стучат во все двери и распахивают их:
— Прошу прощения. Наденьте костюм.
Вы сражаетесь с костюмом, холодным, жестким, неудобным, но помещенным в гидравлическую систему, которая поглощает опасное ускорение при взлете.
Далекий грохот атомных моторов, низкое гудение атмосферного маневрирования.
Костюм оседает в колыбели с густым маслом, а потом медленно подается вперед. Если в этот период вам удастся справиться с тошнотой, можете считать себя застрахованным от космической болезни.
В первые три часа полета смотровая комната закрыта для пассажиров. Образовалась длинная очередь ждущих, пока останется позади атмосфера и откроются двойные двери. Тут не только обычная публика, никогда не бывавшая раньше в космосе, но и более опытные путешественники.
Вид Земли из космоса никому не хотелось пропустить.
Смотровое помещение представляло собой пузырь в обшивке корабля, выполненный из прозрачнейшего, в два фута толщиной пластика. Подвижная крышка, защищающая пузырь от действия атмосферы и частиц пыли, скользнула назад. Свет погасили, и галерея заполнилась пассажирами. Их лица четко вырисовываются в сиянии Земли. Она висит снизу, гигантский сверкающий оранжево-сине-белый шар. Видимое полушарие залито солнечным светом, и континенты в разрывах облаков, оранжевые пустыни с тонкими полосками зелени, голубые моря резко выделяются на фоне черных пятен. А все черное небо усеяно звездами.
Все терпеливо ждут.
Полярная шапка, ослепительно белая, перемещается ближе к центру, по мере того, как корабль набирает скорость, поднимаясь к оси эклиптики. Медленно по шару двигается тень ночи, и вот на сцене появляется величественный евроафриканоазиатский материк.
Его мертвая поверхность таит свои ужасы под жемчужным ночным узором. Радиоактивная почва превратилась в море радужно-голубого блеска, разливаясь обширными полями на местах, где когда-то падали атомные бомбы за поколение до того, как была создана защита из силовых полей.
После создания этой защиты ядерное самоубийство стало уже невозможным.
Много часов зрители не отрывают взглядов от Земли, пока она наконец не превратится в яркую половину маленькой монеты на бесконечно черном фоне.
Среди зрителей был и Байрон Фаррил. Он сидел в переднем ряду, сжимая руками поручни. Взгляд его был печален и задумчив.
Не так он собирался покинуть Землю. Не таким способом, не на таком корабле, не в том направлении.
Загорелой рукой потер он щетину на подбородке, нехорошо, не успел утром побриться. Скоро он пойдет в свою каюту и исправит ошибку. Но пока уходить не хотелось. Тут люди. А в каюте он будет один.
Но поэтому ли он не хотел уходить?
Ему не нравилось новое чувство, которое он испытал, — чувство преследуемого, одинокого.
Дружба, которой он был окружен раньше, отхлынула от него в тот момент, когда он проснулся от телефонного звонка сутки назад.
Даже в общежитии он стал помехой.
Старый Эсбак набросился на него, когда он вернулся после разговора с Джонти. Эсбак был встревожен, голос его звучал резко.
— Мистер Фаррил, я искал вас. Какое неприятное происшествие! Я не понимаю, как это случилось. У вас есть какие-либо объяснения?
— Нет! — почти выкрикнул Байрон. — Когда я смогу войти в свою комнату и забрать свои вещи?
— Утром, я думаю. Мы только что доставили оборудование для проверки комнаты. И больше в ней нет радиоактивности, кроме обычного уровня. Для вас все кончилось очень хорошо. Должно быть, не хватило нескольких минут.
— Да, но если вы не возражаете, я хотел бы отдохнуть.
— Пожалуйста. До утра пользуйтесь моей комнатой, а потом мы переместим вас на оставшиеся несколько дней. Кстати, мистер Фаррил, еще одно… — он был чрезвычайно вежлив.
— Что еще? — устало спросил Байрон.
— Кто бы мог так подшутить над вами?
— Так подшутить? Конечно, никто.
— Каковы же тогда ваши планы? Администрация была бы, конечно, крайне огорчена, если бы этот инцидент был предан гласности.
Он называет случившееся «инцидентом». Байрон сухо сказал:
— Я понимаю вас. Не беспокойтесь, я не хочу, чтобы это дело расследовала полиция. Я скоро покидаю Землю, и пока мои планы не нарушены. Никого не собираюсь обвинять. В конце концов, я жив.
Эсбак явно испытывал облегчение. От Байрона больше ничего не хотели. Всем хотелось представить ночное происшествие как случайный инцидент, который должен быть забыт.
В семь утра он снова был в своей старой комнате. Все было тихо, не слышалось щелканья в шкафу. Бомбы здесь больше не было, не было и счетчика. Должно быть, Эсбак унес его и бросил в озеро. Бомбу должны были где-нибудь обезвредить, но это уже забота администрации.
Байрон сложил вещи в чемодан и попросил другую комнату. Он заметил, что свет снова горит, визиофон тоже, конечно, действует. О ночном происшествии напоминала только согнутая дверь с расплавленным замком.
Ему дали другую комнату. Здесь труднее будет подслушивать. По фону в вестибюле он вызвал воздушное такси. Он не думал, что кто-нибудь увидит его. Пусть гадают о его таинственном исчезновении, сколько хотят.
В космопорте он на мгновение увидел Джонти. Они встретились взглядами. Джонти ничего не сказал, не подал вида, что они знакомы, но когда они разошлись, в руке у Байрона оказался маленький черный шарик — личная капсула и билет до Родии.
Первым делом Байрон занялся капсулой. Она не была закрыта, позже он прочел в своей комнате послание. Простая инструкция с минимумом слов.
Некоторое время Байрон думал о Сандере Джонти, глядя, как уменьшается в смотровом иллюминаторе Земля. Он знал Джонти очень поверхностно, пока тот не ворвался в его жизнь, сначала спас его, а потом послал в неизвестное. Байрон знал его по имени, кивал, встречая где-нибудь, обменивался незначительными вежливыми словами и фразами, когда им случалось разговаривать. Но это все. Ему не нравился этот человек, не нравилась его холодность, его манерность и щегольство.
Но все это не имело отношения к случившемуся.
Байрон пригладил свои коротко подстриженные волосы и вздохнул. Теперь ему даже не хватало присутствия Джонти. Тот был по крайней мере хозяином событий. Он знал, что нужно делать, знал, что делать Байрону, и заставил его это делать.
И вот Байрон один теперь и чувствует себя очень юным, лишенным друзей, беспомощным и почти испуганным.
И все это время он упорно избегал мыслей об отце. Мысли не помогут.