полно холестерина!
– На себя посмотри, – хмыкнула Рита, старательно жуя огромный кусок, – сама что хомякаешь?
– Мне можно, а ты растолстеешь.
Рита опустилась на стул.
– Господи, сил никаких. А с едой просто беда! До концерта ни есть, ни пить не могу.
– Почему? – поинтересовалась я, вываливая в чашку полбанки замечательно вкусного клюквенного варенья.
– А как ты себе представляешь, – протянула Рита, хватая упаковку с готовым салатом, – удобно ли с набитым желудком по сцене скакать? Один раз, еще когда в подпевках стояла, не удержалась и сожрала сосиску с булкой. Так, прикинь, она у меня во время концерта восемь раз во рту оказывалась. Проглочу, подпрыгну, здрассти вам, опять жую, глотаю, прыгаю, жую, глотаю, прыгаю, прямо офигела вся, зареклась хоть крошечку перед выступлением в пасть совать. А поскольку работа с двух дня до двух ночи, то брожу голодная. У наших вообще со жрачкой вечная беда, сплошная сухомятка и фаст фуд. У всех гастриты или чего похуже вроде язвы. Впрочем, ты права, колбасой не стоит напихиваться, меня живо в стороны несет, и майонез нельзя, и сахар, и сливки…
Тяжело вздыхая, Рита пошла в ванную. Я без всяких угрызений совести слопала колбасу, проглотила пару кусков хлеба, выпила чай пополам с вареньем, сунула в рот шоколадную конфету и упала в кровать. Раздеваться и умываться было лень, снять хотя бы джинсы показалось невозможным, тело отказывалось подчиняться приказам мозга, вся кровь от обалдевшей головы прилила к наконец-то наполненному желудку. Нет, чем больше я работаю за кулисами, тем лучше понимаю: какое счастье, что сцена никогда не манила меня к себе, иначе бы я обязательно стала добиваться успеха. А похоже, наверх в шоу-бизнес добираются люди с несгибаемой волей, невероятной работоспособностью, сильным характером и желудком из нержавеющей стали. Я не обладаю подобными качествами, я всего лишь ленивая курица, просидевшая всю жизнь за спиной у сестры. Никогда мне не помочь Тане, Наташа-то погибла.
Внезапно по спине пробежал холодок, и я села. Ленивая особа, эгоистичная капризница? Что-то этот наряд жмет в боках, не нравится мне сия одежда. С какой стати я начала ныть? Еще не вечер, рано складывать лапки. Я просто обязана вытащить Татьяну из беды, может, тогда начну уважать себя. Хватит лить сопли. Завтра же поеду в Конаково, найду отделение ГАИ и не мытьем, так катаньем заставлю сотрудников показать мне учетную карточку Насти, там должен стоять ее домашний адрес. Человек не может пропасть бесследно, где-то же Звягинцева живет, покупает продукты, причесывается, ходит в кино, может, имеет любовника, подруг. Я обязательно отыщу мерзавку и запугаю. Чем? Записи-то нет, и после смерти Наташи мне уже не узнать, где хранится пленка.
Я легла и завернулась в тонкое одеяло. Ну и что? Настя-то небось ничего не знает о смерти Наташи, значит, я стану блефовать. Блеф – великое дело, он позволяет выиграть тогда, когда у вас на руках ерундовые карты, мне случалось победить соперников в покер, имея лишь простую пару. Постойте, я умею играть в покер?!
– Опять проигралась, – прозвучал в голове голос, – подчистую, в ноль! С ума сойти! Как жить станем…
Голос стих, я мгновенно вспотела. Господи, мне что, теперь так и собирать до конца дней осколки непонятных воспоминаний? Однако, похоже, я малоприятная личность: самозабвенная эгоистка, убийца, любительница детективов Арины Виоловой, теперь еще и картежница. Впрочем, все не так плохо. Ведь я имею музыкальное образование и люблю животных.
Конаково оказалось крохотным городишком, вернее, деревенькой. Местная власть была тут представлена здоровенной потной теткой, облаченной в ярко-красный сарафан с ядовито-зелеными пуговицами.
– Отделение ГАИ? – пробасила она. – Не, у нас такого нет, в Маркове оно, там наши машины регистрируют. Садитесь на автобус и ехайте.
– Вы уверены, что автоинспекция в Маркове? – осторожно уточнила я.
– Где ж еще, – пожала толстыми плечами тетка, – и больница тама, и школа. Мы слишком мелкие, чтобы тут огород городить, на все Конаково с десяток автомобилей найдется.
– Понимаете, – я принялась самозабвенно врать, – моя сестра, Настя Звягинцева, получила права в Конакове, а потом потеряла их. В Москве ей и сказали: «Езжайте по месту выдачи, там заменят». Настя человек занятой, вот я и явилась вместо нее.
Выпалив это, я замолчала. Честно говоря, я совершенно не знаю, как надо действовать в случае утери водительского удостоверения, но, похоже, глава администрации тоже не слишком сведуща в данной проблеме.
– Конаково, – растерянно повторила она, – вы уверены?
– Стопроцентно.
– Но у нас тута ГАИ нет.
– Однако в документе четко было написано название именно вашего городка!
– Ну и ну… Хотя постойте! Поняла! Отчего же вы сразу не сказали, что она сидела?
– Кто?
– Сестра ваша, – объяснила начальница, – вам к Митричу надо, он на зоне автодело ведет, небось все про права знает.
– Извините, я не понимаю.
– Ладно тебе стесняться, – по-свойски ободрила меня толстуха, – дело житейское, особенно в России. У нас полстраны сидит, а вторая половина первую стережет. Хватит прикидываться.
– Но…
– Ладно, – кивнула баба, – ежели охота выпендриваться, можешь продолжать. Только в Конакове зона есть, ИТК, исправительно-трудовая колония общего режима для женщин. Народу в ней немного, в основном за ерунду парятся, впрочем, точно не знаю, только из нашего поселка народ там служит весь, и мужики и бабы. Считай, эта зона нас кормит. Если твоей сестрице документы в Конакове выдали, то только за колючкой, больше негде. Понимаю, что ты стесняешься про отсидку рассказывать, на мой взгляд, это полная ерунда, но люди разные. Ступай к Митричу, он прямо за углом живет, дом четыре, иди ему пожалуйся, должон помочь.
В легком обалдении я дошла до нужной избы и постучалась в покосившуюся дверь. Богиня удачи распростерла надо мною свое крыло. Митрич сидел дома.
– Меня к вам отправили из сельсовета, – мгновенно заявила я, увидав мужика.
Митрич шмыгнул носом и закашлялся.
– Вот дрянь приключилась, – сказал он, справившись с приступом, – тепло кругом, а я простыл, воды холодной нахлебался да обвесился соплями. Ну и где беда?
– Какая? – растерялась я.
– Машина твоя, – снова закхекал Митрич, – в каком месте застряла? Небось прямо у Светки под окном. Она, ежели кто сломается, мигом ко мне присылает.
Я улыбнулась:
– У меня другое дело, но оно тоже связано с автомобилями. Может, впустите? Все быстро объясню.
– Так входи, – посторонился Митрич, – не пугайся только, неприбрано у нас.
Узнав суть проблемы, Митрич завздыхал.
– На зоне, – сказал он, – автошкола есть, давно работает, обучаем этих басурманок хорошему делу.
– Зачем женщинам водительское ремесло? – удивилась я. – На мой взгляд, лучше дать им профессию швеи или вязальщицы.
Митрич поскреб в затылке.
– Начальству видней, оно так решило. Впрочем, раньше у нас две зоны было. Справа от оврага мужики, слева бабы. В советское время тут школа имелась, десятилетка, цеха рабочие. Парни мебель делали, хорошего качества и дешево. Мы сами у них диваны брали, кресла. А девки бельишко шили, распашонки для новорожденных. Ну и автошкола существовала. Выпускали зэков в свободную жизнь с ремеслом, с рабочим разрядом и правами. Кто хотел честно трудиться, все возможности имел. Желаешь с мебелью работать? Нет проблем, иди на завод или в мастерскую по ремонту, неохота столярничать, садись за руль. Ну а после перестройки десятилетка закрылась, цеха без материала встали, чистая разруха. Потом мужиков отсюда убрали, одни бабы остались и автошкола моя. Уж на чем учу! Слезы горькие! Таратайка убогая, но едет. Одно хорошо, начальником в нашем ГАИ Иван Семенович сидит, душа человек. Когда тут все лопаться начало, я к нему сбегал и давай просить: «Уж оставьте автодело и права нам по-прежнему давайте, не отнимайте у людей шанс, хоть чему бабы научатся».
Ну, он вошел в мое положение, и теперь тем, кто хорошо курс прошел, прямо в колонии бумаги выдают. Единственная беда, что в Маркове, где ГАИ расположена, свои курсы есть, и ихний главный, Витька, все под меня копает, злобится, за конкурента считает. Хотя, ну с какого бока я ему мешаю? Ведь его клиенты ко мне на зону не поедут, и мои сиделицы к Витьке не пойдут, прям смешно. Но только он землю носом продырявил, в ГАИ всем уши прострекотал, дескать, нехорошо, что у «зонских» в правах стоит: «Выдано в Маркове». Якобы тут он один обучает, не дай бог что случится, с него спросится. Во глупость. Пришлось снова перед Иваном Семеновичем шапку ломать. Эх, отличный он мужик, нашел этот, как его… консерв… кон… кос…
– Консенсус, – подсказала я.
– Точно, – кивнул Митрич, – его самый и нашел, стали писать в правах: «Конаково». Пришлось Витьке поражение засчитывать, он-то думал…
– Вы Анастасию Звягинцеву помните? – перебила я не в меру разболтавшегося Митрича.
– Нет, – ответил тот.
– Она у вас училась.
– Эх, их столько было! Разве всех упомнить. В каком году дело-то случилось?
Я вытащила права.
– Вот смотрите.
Митрич уставился на документ.
– Стеша-гипноз! – воскликнул он.
– Кто? – удивилась я.
– Ну, ее все звали Стеша, – пояснил Митрич, – а «гипноз» прозвище такое, за то, что мужики за ней словно завороженные шли. Вот ведь баба! Ни красоты, ни фигуры, вообще ничего, а аферисткой работала.
– Вы не могли бы о ней поподробней рассказать? – попросила я.
– Так я не знаю ничего, – хмыкнул Митрич, – кроме того, что ее за брачный аферизм посадили. Знакомилась с парнями, прикидывалась влюбленной, заявление в загс подавали, а уж дальше как получалось: либо она его до свадьбы чистила, либо после ухитрялась денежки утырить. Говорят, у нее паспортов штук десять было. Да зачем тебе про Стешку знать?
Я улыбнулась:
– Мне просто очень надо выяснить, где она сейчас живет.
Митрич прищурился: