Задержанную девицу встретил суровый чиновник полиции, который грозно шевелил усами, скрестив на груди руки, как Наполеон на поле Бородинском:
— Ну-с, сударыня, фпионим?
Пойманная пташка испросила освободить руку, довольно жалобно. Путы пали, она расправила одежку и принялась лепетать оправдания, дескать, оказалась тут случайно, и вообще…
— Ай-ай, как некрасиво Антонина Ильинична, обманывать! Везде за мной ходите, подсматриваете, теперь запираетесь, а ефе дядя в Департаменте полиции служит. Как нехорофо! Кто приказал фпионить?
— Я не шпионю…
— А вчера ночью зачем у моего дома стояли?
— Это не я, честное слово!
— Допустим. А на даче? У трактира тоже — не вы?
Антонина опустила глаза.
— Я мечтала участвовать в настоящем криминальном расследовании какого-нибудь великого сыщика, как мистер Холмс или вы… — тихо проговорила она. — А вы меня отвергли. Что оставалось делать?
Нет уж, умиляться тут нечему. Не хватало, чтобы под ногами путалась девчонка, обчитавшаяся уголовных романов. Не ко времени шутки. Придется отвадить ее раз и навсегда.
— Госпожа Берс! — В голосе Ванзарова загремел гром Фемиды, или кто у них на Олимпе отвечает за молнии. — Уголовное Уложение Российской империи определяет наказание за недозволенную слежку за государственным чиновником в виде трех лет тюрьмы или года каторги. Параграф девятьсот восемьдесят три, часть вторая. Поздравляю, доигрались.
Что скрывать, даже ротмистр поверил. Мечислав Николаевич раз в месяц заставлял себя читать свод законов, но тут же засыпал. А барышня так и вовсе задрожала, как из проруби.
— Слежка за коллежским советником — это революцией попахивает, больфой проступок… Господин ротмистр, препроводите задержанную в холодную и грязную камеру…
— Не надо в камеру… — в ужасе прошептала Антонина.
В самый неподходящий момент заглянул дежурный: коллежский асессор Берс просил срочно принять его.
Пришлось спрятать молнии в колчан.
Николай Карлович торопливо вошел в кабинет и застыл, уставившись на пленницу.
— Что вы здесь делаете? — проговорил он, тяжело дыша.
Кандидатка в арестанты с немой мольбой посмотрела на Ванзарова, но мучитель не сжалился:
— Антонина Ильинична изволят заниматься частным сыском, попросту — филерит за мной. Так мы рефили голубицу вафу за рефетку спровадить. Не возражаете?
Берс, и так раскрасневшийся, побагровел окончательно. Однако ему хватило выдержки на то, чтобы принести глубочайшие извинения и испросить дозволения выставить оскандалившуюся родственницу за дверь. Антонина покинула кабинет, уныло протирая стекла очков и надув губки. А дядя ее без сил рухнул на стул.
— Никак, от зоологического сада бежали? — спросил Родион Георгиевич, подавая воду.
Между глотками выяснилось, что нанятый извозчик въехал в империал, сломал ось, взять другого не получилось, и Берс действительно бежал, но лишь от Дворцового моста.
— Там его не было… — осушив стакан, выдохнул Николай Карлович. — Но я разузнал фамилию «Аякса»…
— Уж не томите нас с ротмистром.
— Меншиков.
Последняя буква совпала. Выходит, «К.В.М.» расшифрован. Завтра откроется адресный стол полиции, и верный содал к вечеру будет давать показания. А там, глядишь, и вся «Первая кровь» сыщется. Остается мелочь: найти, что ему предъявить. Ну, хоть крошку фульмината ртути.
— Я так понял, служит он при дворе, в канцелярии, кажется, — добавил Берс.
Телефонный справочник канцелярии Двора Его Императорского Величества со списком всех служащих, даже не имевших счастья телефонного аппарата, был немедленно извлечен с полки и перелистан. Господин Меншиков, оказывается, имел чин штабс-ротмистра, но не простого, а… инженерного. И, самое любопытное, служил в отряде охраны Е.И.В., и не просто стражником, а помощником начальника отряда. То есть самого Ягужинского.
Джуранский, дисциплинированно молчавший, приметил, что начальник его еле заметно дернулся. Как будто собрался бежать, но вспомнил, что сапоги дома забыл. Лишь усы выдали — предательским шевелением. Мечислав Николаевич хорошо изучил повадки командира: «превосходительство» бьет копытом в нетерпении!
Между тем Родион Георгиевич, как ни в чем не бывало, уселся около Берса и невинным образом подавил зевок:
— Устал я что-то, Николай Карлович, да и вы, наверное, набегались?
— Вовсе нет…
— Тогда скажите: где найти господина Менфикова прямо сейчас. Вспомните любую мелочь, привычки. Где он может проводить воскресный вечер? В бане был, теперь в опере?
Берс беззвучно пошевелил губами и вдруг резко вскочил:
— Наверняка в «Иллюзионе»! Там сейчас последний сеанс.
— Готовы его опознать?
— Располагайте мной!
Ротмистр не стал дожидаться команды — сразу побежал за пролеткой.
Берс испросив минутку, чтобы устроить племяннице головомойку, исчез в коридоре. А Родион Георгиевич отпер сейф и отправил в карман личный браунинг. Что случалось лишь в исключительном случае.
Августа 7 дня, лета 1905, в то же время, +24 °CТипография газеты «Новое время», Эртелев переулок, 6
Время такое исключительное! Воскресный вечер, когда самый распоследний приказчик надевает лучшее и идет гулять по Невскому, для наборщиков — горячая пора. В типографии сущий ад. Что ни минута, вбегают запоздавшие репортеришки, впихивают статейки, кричат и убегают, главный требует верстки, как назло в набранном тексте корректоры раскапывают злокозненные ошибки; ведь еще полагается подписать у цензора! Оттиски фотографий выходят блекло, рекламное объявление зубоврачебного кабинета забыли вставить. Все орут, всем все надо в ту же секунду, а стрелка часов неумолимо приближается к часу, когда набранные полосы утреннего выпуска должны встать на печатный станок.
Среди кутерьмы сохранял невозмутимое спокойствие только один человек — Игнат Филиппович Проскурин. Старый и уважаемый печатник, делал свое дело ровно, верно и без спешки. В заготовленную рамку статьи молниеносно сажал кегли свинцовых буковок, причем за долгие годы Проскурин научился читать слова в зеркальном виде как обычную страницу.
Проскурин сверстал колонку объявлений, когда подскочил помощник редактора, мальчишка, взятый с неделю назад.
— Филипыч, срочно в номер! — крикнул сопливый газетчик, размахивая бумажкой. — Сыщите местечко в объявлениях. Заголовок — кеглем полдюйма.
Наборщик нахмурился: что за срочность такая? Но машинописный листок прочел:
К опознанию. Обнаружен труп неизвестного мужчины, лет двадцати от роду, крепкого телосложения, без конечностей и головы. Тело будет выставлено для опознания в морге Медико-хиругической академии на Загородном проспекте. Всех, кто может дать какие-либо сведения, сыскная полиция просит прибыть по указанному адресу с 9-ти утра до 2-х часов дня, сего числа. Лицам, не достигшим совершеннолетия, и дамам в положении осмотр возбраняется.
Дело и вправду важное. Против такого не поспоришь. Игнат Филиппович прикинул, куда можно вставить срочную замену: места не было, надо чем-то жертвовать.
Выход нашелся быстро. Объявление некоего доктора Звягинцева, лечащего методом фототерапии, было выкинуто из номера. Потому что за лето изрядно намозолило глаза наборщику.
Низ столбца заняло новое объявление.
Августа 7 дня, лета 1905, начало девятого, +20 °CТеатр синематографа «Иллюзион» на Невском проспекте
Бумажка кричала о душераздирающем зрелище: история несчастной любви бедной девушки к молодому офицеру, разбитые надежды и холодное безумство, старинное проклятие и жажда денег — в общем, «Максим, или рок страсти», студия Пате, продолжительность сеанса четыреста тридцать метров. Афиша настоятельно просила дам снимать шляпы в зрительской зале.
Пылать страстям на экране оставалось не более пяти минут. Выход для публики — только один. Джуранский и старший филер Курочкин, снаряженный в помощь, заняли места у двери. Берс находился невдалеке. Барышня Антонина была оставлена в пролетке на Невском с грознейшим приказом не сметь и туфельку высунуть. Ловушка готова.
Отгремели рыдающие аккорды таперского пианино. Стулья зашаркали. Выскочили капельдинеры, с поклоном провожая почтенную публику. В нынешний вечер фильма собрала хороший улов. Зрителей всех сословий набралось на аншлаг. За дамами в модных платьях топтался рабочий люд в простеньких пиджачках.
В разномастной толпе Меншиков выделялся идеальным смокингом. На первый взгляд и не скажешь, что штабс-ротмистр когда-то служил сапером: росту низкого, тело щуплое, личико ангелочка. Салонный юноша, да и только. Бородавка над верхней губой слегка портила образ.
Ванзарову вдруг почудилось, что господин Меншиков ожидал. Именно его. Чуть заметно кивнул, даже не кивнул, а так, неуловимое движение, тень, дуновение чувств. Нет, привиделось. Просто человек в отличном расположении духа.
Николай Карлович уверенно, хоть и нервно, подал условный знак.
Джуранский с Курочкиным исполнили партию блестяще. Зайдя с тыла, разом завернули локти, выдернули господина из толпы и отволокли в сторону.
От неожиданности Меншиков не успел дать отпор, а как собрался, было поздно.
Берс, по уговору, исчез из виду, растворившись в толпе.
Против обыкновения задержанный не сыпал угрозами и даже не стремился вырваться. Казалось, покорился участи. Родион Георгиевич приказал отпустить и представился.
Меншиков неторопливо оправил лацканы, бабочку и котелок.
— Задерживать меня — большая ошибка, — сказал он, спокойно улыбнувшись. — Права не имеете даже прикасаться ко мне.
— Почему же?
— Я старший стражник отряда охраны дворца Его Императорского Величества. Надеюсь объяснений достаточно?
— Вот как? — Коллежский советник скроил озабоченную мину. — Что ж, это меняет дело.
Меншиков покровительственно хлопнул непутевого чиновника полиции по плечу:
— Рад, что поняли, и даже готов принять извинения…