Молодой человек не смог победить эмоции, запрокинул голову и захохотал. Все же, придя в себя, утер слезы:
— Да, этот камуфлет почище моего будет! Но все же я рад ему. Как это восхитительно — дергать судьбу за усы! Ведь сколько раз мог провалиться, да хоть вчера в «Дононе». Но все же, цена того стоит. Держать вас на невидимых ниточках, встречаться лицом к лицу и каждую секунду балансировать на грани разоблачения — разве это не прекрасно?! Какое счастье — вершить ход истории исподтишка!
Ванзаров шевельнул теми самыми «усами судьбы», стиснул пичуг и сказал:
— Кто я такой, чтоб вмефиваться в ход истории и божественное провидение. Пусть оно и рассудит. Выбираете одну птицу, поворачиваемся друг к другу спинами, чтоб осколками не поранить соперника, на счет «три» заводим ключики. Если повезет вам, предъявите Джуранскому фигурку и скажите: «По приказу вафего командира я отпуфен». Вас не задержат. Согласны?
— Если скажете, как разыскали птицу.
— На куче пепла лежал аккуратный клочок письма с приказом убить Менфикова и подписью Николая Берса.
— Правильно. И что?
— Нелогично. Стал искать настояфую улику. Нафел в глубине камина… Так как?
Юноша внимательно пригляделся к птичкам, что-то сравнил и выбрал из правой руки.
— Чем бы ни кончилась дуэль, хочу выразить удовольствие и сожаление, что мы были противниками. Если бы я не обещал… Нам бы вместе трудиться, горы бы своротили. Что уж теперь… Но если повезет вам, помяните мое слово: карьеру в полиции не сделаете. Хоть и наглец отменный, но порядочный человек. Вы романтик, Ванзаров… — Он неторопливо отодрал бутафорские усы и повернулся к окну.
Чиновник сыскной полиции пересек дверной порог, между ними осталось аршин десять, не меньше.
— Раз…
Где-то в доме тикали часы.
— Два…
Нет, в окно не прыгнет, гордость не позволит.
— Три…
Эта минута решила его участь. Ключик повернулся до упора. Феникс повел серебряной головкой и захлопал крылышками.
Августа 10 дня, после шести, +16 °CОколо особняка князя Одоленского
Кажется, хлопок? Нет, показалось. Приказ был отдан точный: ждать, в дом не соваться и следить за окнами. А приказы ротмистр выполнять умеет.
Мечислав Николаевич поправил сползший бинт, сурово огляделся, чтобы никто из агентов не заметил глупой промашки, и дал себе команду «стоять».
За парадной дверью послышалось движение. Брякнули внутренние створки, щелкнул наружный замок, лопнуло бумажное клеймо Ягужинского, и в открывшемся проеме проявился знакомый силуэт. Сюртук и.о. начальника сыскной полиции опять пострадал.
— Несчастный дом…
Сказал это Ванзаров с такой печалью, что у «железного ротмистра» заныло сердце. Помощник подоткнул проклятый бинт и озабоченно спросил:
— Что случилось?
— Бедный мальчик… Подумал, что полную птичку тяжелее держать, а значит, кулак напряжется. И попал на камуфлет. Я не должен был… Конечно, он убийца, но какой невероятный талант… Неужели гений совместим только со злодейством, ротмистр?
— Не могу знать… Да что произошло-то?
Родион Георгиевич прижал феникса к груди:
— Последняя жертва.
— Кто?
— Мемнон…
— А кто это?
— Белый царь эфиопов, сын богини утренней зари Эос, погиб при осаде Трои.
— Ч-что?! — Ротмистр испугался, что мозг начальника не вынес испытаний.
Ванзаров вымученно улыбнулся:
— Все в порядке… Вызывайте Казанский участок, пусть они занимаются. Дело простейфее, никаких тайн. Юнофа свел счеты с жизнью, потому что прокутил состояние. Как его зовут, подумаю и сообщу позднее.
— Господин начальник, хоть расскажите, как дело распутали?
— Да вы и так все знаете, — устало отмахнулся чиновник сыскной полиции.
— Прошу вас!
— После, все после… — Ванзаров дружески похлопал Джуранского по плечу и пошел прочь, шаркая пыль парадными ботинками.
— Вы куда? — брякнул вслед верный помощник от напряжения рассудка.
— Спать…
Августа 10 дня, ближе к полуночи, похолодалоОтделение по охранению общественной безопасности и порядка, Набережная реки Мойки, 12
Не спится служивым в такой час, все заботы одолевают. Вот один у ворот топчется, сторожит или дожидается кого, замерз весь, бедный, в шинельку укутался. Видать сердешному, курить хочется, а нельзя. Везде страдает душа христианская ни за что!
Тетка Ефросинья, приехавшая навестить сыночков на заработках, женщина дородная и душевная, собралась наградить солдатика пирожком, да он так зыркнул, что вологодская крестьянка поскорее унесла ноги. А полковник Герасимов закутал подбородок воротом армейской шинели. Ждал с полчаса, но гость что-то задерживался.
Но вот по набережной прошуршали шины. Угловатый силуэт шестиместного «Рено» с задернутыми занавесками на стеклах замер напротив ворот. Двое крепких господ в штатском соскочили с передних сидений — на третьем остался водитель — и перекрыли возможные подходы к мотору. Герасимов лично открыл дверцу, выпрямился и отдал честь.
— Ну, что вы, голубчик, нашли место и время, — тихо пожурил его приятный голос.
Из кабины вышла невысокая фигура в офицерской шинели. Фуражка сидела излишне глубоко, закрывая козырьком глаза.
Начальник «охранки» торопливо толкнул калитку, приглашая войти. Посетитель, почти не нагибаясь, проследовал внутрь двора, его же караул не двинулся с места.
Охранное отделение, казалось, вымерло. Александр Васильевич проводил полуночного гостя по первому этажу, затем они спустились в подвал, но и там не встретили ни единой живой души, даже тюремных часовых. Как ни странно, везде горел электрический свет.
Около дальней двери Герасимов остановился и сказал приглушенно:
— Это здесь. Прошу заранее простить, зрелище не из приятных.
— Я понимаю, — спокойно ответил спутник в шинели.
Полковник лязгнул замком и распахнул вход в камеру.
Гость, прежде чем войти, все же вынуждено достал надушенный платок и прикрыл нос.
Белейшая простыня скрывала на деревянных нарах нечто длинное, в два аршина с вершком.
Герасимов взялся за край покрывала, но в сомнении обернулся к спутнику:
— Прикажите, открывать?
— Да-да, поторопитесь…
— Слушаюсь, — прошептал полковник и дернул простыню.
На деревянных нарах покоилось тело молодого мужчины с пятнами трупного разложения. Вместо головы торчал обрубок с рваными краями, а руки и ноги держались на толстых нитках, грубо пришитые к торсу.
Гость зажмурился, но заставил себя посмотреть еще раз, затем тихо спросил:
— Вы уверены, что это… именно он?
— Так точно.
— Но ведь головы нет?
— Она уничтожена сегодня взрывом на даче в Озерках, надеюсь, вам доложили, что погибло много моих людей, ротмистр Модль и…
— Нельзя ли короче?
— Слушаюсь… Агенты видели и опознали по снимку. Сомнений нет.
— Оставьте меня, — вдруг резко потребовал посетитель.
Полковник козырнул и вышел. Но позволил себе остаться поблизости в коридоре, внимательно прислушиваясь. Кажется, разобрал тихие всхлипывания, шепот молитвы и даже слова «бедный мальчик». Впрочем, излишнее напряжение слухового нерва могло сыграть злую шутку.
Гость находился в камере не более трех минут. Когда он вышел, лицо его было спокойно. Лишь покраснели белки глаз.
— Тело должно исчезнуть навсегда, — приказал он и добавил совсем иным тоном: — Похороните по-христиански, как полагается, но подальше от столицы. На кресте надгробном напишите «Иванов», с датами что-нибудь придумайте. Потом сообщите… Нет, не стоит, я ничего не хочу знать.
Августа 17 дня, половина третьего, холодает по-осеннемуВ дачном поселке Озерки
— Я же говорил: дрянь! — заявил Аполлон Григорьевич, в раздражении швырнув последний листок машинописной рукописи в папку.
Лебедев трясся в пролетке уже час, и вовсе не к хорошеньким актрискам и не по доброй воле.
С неделю назад Ванзаров испросил срочный отпуск спасать здоровье жены, оставив объемную посылку с непременным условием прочесть в тот же день. Но руки у криминалиста дошли до нее только сегодня. Под промасленной оберткой обнаружилась целая кипа бумаг. Во-первых, окончание рукописи уголовного романчика с пометкой «Прочесть в первую очередь». Затем, тонкая папка с завязанными тесемками, на которой рука Ванзарова вывела строгую надпись: «Не вскрывать до прочтения письма № 2», и два конверта, озаглавленных: «Письмо № 1» и «Письмо № 2 Только для ваших глаз!».
Само собой, Аполлон Григорьевич сделал, как хотел, а именно: вскрыл «Письмо № 1». И немедленно пожалел. В нем оказалась слезная просьба, то есть откровенная спекуляция на дружеских чувствах. Коллежский советник умолял криминалиста съездить на дачу и забрать самые нужные в хозяйстве Софьи Петровны и Глафиры вещи (список из тридцати пунктов прилагался), иначе не сносить ему головы.
Подстрекаемый остатками совести, Лебедев потащился за город. И в дороге ознакомился с окончанием романчика. Настал черед «Письма № 2».
Из конверта, вскрытого рывком, вывалились странички, густо исписанные подчерком чиновника сыскной полиции:
Дорогой друг! Обстоятельства не позволили выразить вам искреннюю благодарность. Без вашего таланта я бы вряд ли писал эти строки. Ваша заслуга в определении заряда пироксилина в брильянтовой птичке — выше сяких похвал.
Надеюсь, вы уже прочли творение «Камуфлет» и знаете подробности встречи в особняке. Вам наверняка интересно: что же происходило на самом деле?
Начну с удивительной истории, редчайшей в своем роде, если не сказки вовсе. Итак, когда-то давным-давно, лет двадцать тому, на свет явился ребенок, которого нарекли Петей. Мать мальчика, происходя из древней княжеской семьи Одоленских, видимо, скончалась при родах. А отец… впрочем, о нем позже. Словом, мальчик был незаконнорожденным. С фамилией его вышла неприятность: отцовскую дать не представлялось возможным, поэтому взяли материнскую и обкромсали до «Ленский», но отчество — Николаевич — по необъяснимой причине оставили. Впоследствии с фамилией мальчика случилась изрядная путаница, но пока он беспечно рос сиротой, под неусыпным надзором.