(Они сообразят… Что смогут обняться.)
Более сильные поглощали слабых, и это делало их сильнее. Возможно, как и оборотни Икши, они взаимно дополняли друг друга, были единым организмом, лишь имитирующим раздробленность, обособленность отдельных частей, возможно, их кошмарная тайная суть находилась где-то в другом месте, поэтому они и выглядели поначалу как тени.
Раз-Два-Сникерс ничего об этом не знала. И не хотела знать. Они оживали, тени. И причиною была она. И только это сейчас имело значение. Она видела, как её главный поклонник попытался дотронуться до строительного рабочего, но тот успел «обняться» со своим незатейливым помощником и оттолкнул агрессора, явно не признавая его лидерства. Однако хозяина площади и это не смутило, его всё вполне устраивало, жертв-новичков вокруг и так было предостаточно. Строительный рабочий поспешил «обняться» с ещё одной тенью, и физкультурник исчез в нём. Рабочий чуть поводил шеей и с основательностью потрогал ногой свою тачку, потом попытался её сдвинуть и остался удовлетворён – тачка оказалась почти неподъёмной. Рабочий победно повёл головой, остановив взгляд на звоннице, и со злобной мстительностью ухмыльнулся Раз-Два-Сникерс. Да и «танцующих» пар на площади почти не осталось: они все соединялись, больше не были разделены. И если ещё несколько минут назад от чудовищной догадки, как всё произойдёт, по спине Раз-Два-Сникерс крался холодок, сейчас и он прошёл. Лишь накатило какое-то рыхлое, словно ватное одеяло, оцепенение. Её ночной кошмар сделался жуткой реальностью прямо там, внизу.
Хозяин площади поднял увесистый булыжник, и по хищному выражению его лица, которое ещё можно было различить в сумраке, Раз-Два-Сникерс поняла, что, скорее всего, это был первый предмет, который ему удалось осязать за очень долгое время.
«Это случилось благодаря мне. Благодаря моему здесь присутствию. Глупая муха слишком сильно била крылышками».
Камень, запущенный рукой её славного поклонника, врезался в ворота с чудовищной силой. Больше ждать не имело смысла. Раз-Два-Сникерс задержала дыхание и плавно нажала на спусковой крючок. Пуля ответным любовным посланием прошила грудь её главного поклонника как раз в области, где могло бы быть сердце. Тот удивлённо посмотрел на отверстие, что появилось в его груди, поднял взгляд со всё ещё застывшим в нём ликованием и ухмыльнулся. Это ватное одеяло ухнуло куда-то в пустоту. Обычные пули их не брали. Её шансы выжить катастрофически таяли.
«Где ты, моя глупая добрая птичка?»
– Смеёшься, ублюдок, – процедила Раз-Два-Сникерс. – А как тебе это?!
Следующей в магазине шла серебряная пуля. Раз-Два-Сникерс заставила себя не нервничать и уж ни в коем случае не прицеливаться с большей осторожностью и тщанием, дабы великая драгоценность – серебряная пуля – не ушла мимо цели. Просто ещё раз нажала спусковой крючок. И пуля легла рядом с первой. А потом лицо Раз-Два-Сникерс застыло – результат превзошёл все ожидания. Он всё ещё ухмылялся, когда стал рассыпаться, словно трухлявый гриб, взорвался, испустив сероватое облачко. Хозяин площади перестал существовать. И никакой агонии, как это случалось с поверженными серебряными пулями оборотнями. Лопнул, подобно надутому пузырю, лишь облачко развеивалось над тем местом, где он стоял.
Но с неприятным ощущением бессмысленности её пирровой победы она поняла, что было и роковое отличие от оборотней. Гибель хозяина площади не остановила остальных. Но придала дополнительной злобной решимости. Глаза строительного рабочего гневно блеснули, он ухватился за ручки неимоверно тяжёлой тачки и, почти согнувшись в три погибели, всё же сдвинул её с места. Идеальное сейчас, убийственное орудие тарана набирало скорость. Раз-Два-Сникерс взяла рабочего в прицел. Через одну – сначала идёт нормальная пуля со стальным сердечником. Следующая будет серебряной. А потом она вдруг отклонила голову от прицела. Тачка оказалась слишком тяжела, и чтобы придать ей ускорение, на неё навалились трое. Раз-Два-Сникерс подняла ствол. Покусала губу. Снова прицелилась. И отвела оружие в сторону.
Две пули на троих, как нелепо… Бессмысленная суета, тщета, все её усилия тонули в ватном одеяле – даже полный магазин серебряных пуль не помог бы остановить эту саранчу… «Где ты, моя добрая глупая птичка? – Раз-Два-Сникерс смотрела на самый настоящий штурм её колокольни. Похоже, теперь шансы упали до нуля. – Ты уж прости, видимо, мне не удастся их остановить. Но я всё равно благодарна тебе. За подаренные минуты. И дни. Целые огромные дни! И хотела бы попрощаться по-человечески».
Их слишком много, и ей их не остановить.
Раз-Два-Сникерс спокойным движением отстегнула магазин. Зачем расходовать последние драгоценные серебряные пули впустую? Также неторопливо стала извлекать из магазина патроны, чуть утапливая, чтобы пружина вытолкнула их. Две гильзы с серебряными пулями положила на ладонь, любовалась ими, как величайшим сокровищем. Улыбнувшись, крепко сжала пули в кулаке.
– Я не дам вам сделать себя такой же, как вы.
Поискала глазами, где б оставить серебряные пули. И поняла, что лучше на самом видном месте: пригодятся какому-нибудь хорошему человеку. А никто из тварей Икши тронуть их не посмеет, серебро отпугнёт. Зачем расходовать впустую, а для неё сгодится и самая обычная пуля.
– Чтоб тебе повезло больше, – обратилась она к кому-то, кто придёт сюда после неё, бережно положила оба патрона на виду, рядом с запасом самого необходимого. А потом услышала, как внизу, на площади перед колокольней прозвучало нечто, от чего кровь захотела застыть у неё в жилах: душераздирающий одинокий вой. Который невозможно было спутать ни с чем и который тут же подхватили со всех сторон.
– Ну, нет же, – с горечью и отчаянием промолвила Раз-Два-Сникерс и обречённо усмехнулась. – Ещё и вы…
Похоже, этот проклятый город решил закрыть тему до конца. Не было необходимости смотреть вниз, чтобы понять: оборотни пожаловали. Странно, но она почему-то рассчитывала, что хотя бы эти о ней позабыли. Глупая беспечная муха… Только, видимо, пирушка обещала быть столь грандиозной, что оборотни не смогли отказать себе в приглашении.
– Не доставлю я вам такого удовольствия! – Она пристегнула обратно магазин. Вздохнула и быстро передёрнула затвор.
«Я, конечно, ещё полюбовалась бы рассветом. Я б многое сделала по-другому».
Уселась поудобней в уголке. Как-то не так всё представлялось – она совсем не готова умереть. Ничего, кроме давящей депрессии, сухой невыносимой тоски. Нелепо. Упёрла ствол себе в подбородок, протянула руку вдоль цевья, поправляя оружие, наконец, дотянулась до спускового крючка и положила на него большой палец.
(Где ты, моя добрая птичка Раджа?)
И стала ждать, не сводя взгляда с крышки люка. Однако когда удар сокрушительной силы сотряс здание церкви, вызвав гул в стенах, и стало ясно, что там, внизу, таран наконец увенчался успехом, и ворота теперь выбиты, она застонала, а потом снова сглотнула, как перепуганный ребёнок.
10
Потребовалось всего несколько ударов, чтобы тяжёлая крышка разлетелась в щепы. Тот, кто появился в отверстии люка, не был тенью, только оказался значительно мощнее всех предыдущих гостей. Раз-Два-Сникерс смотрела на косматую голову громадной твари и вдруг совершенно чётко осознала, что видит перед собой не просто оборотня – их Королеву.
– Тени пропустили тебя вперёд, милочка? Какая честь для меня. – Синие глаза Раз-Два-Сникерс потемнели до густого цвета вечернего неба, когда она напрягла большой палец, что касался холодной стали спускового крючка. – Ну, давай!
Тварь заревела, мотнув головой.
– Дава-а-й! – заорала на неё Раз-Два-Сникерс. – А то передумаю! Угощу тебя серебром…
И тогда она решила, что у неё начались галлюцинации. Что её бедная психика не выдержала. Галлюцинации, наверное, милосердные, но она тут же осадила себя. Ей хватило решимости вспомнить, что она находится в Икше, проклятом городе призраков, демонов и видений, и, скорее всего, имеет дело с безжалостной манипуляцией её психикой, дарящей напрасные грёзы и надежды. Чтоб она не успела уйти, не успела вышибить себе мозги. Потому что всё дальнейшее стало происходить одновременно, и эта нежность…
Раз-Два-Сникерс не услышала свой собственный скрип зубами, когда начала давить на спусковой крючок. И всё-таки дёрнула головой. Эта глупая птичка, горлица (Раджа?), это её крылья хлопают в воздухе, обдувая лицо, и светом-воспоминанием наполняют мрачное пространство.
(Мы всегда будем вместе, малышка.)
Рука на спусковом крючке ослабла. Потому что источник этого света, беспощадного, невыносимо-нежного, совсем рядом, там, над люком, как множество ярких светлячков…
Громадная тварь, чёрная Королева оборотней, да такая, что все прежние, виденные Раз-Два-Сникерс, казались просто карлицами, начинает подниматься из люка. Рёв, от рокового прыжка отделяют считанные мгновения. И эти мгновения словно замирают. Могучие плечи человека-волка покрыты густой переливающейся шерстью, лишь самые концы, как благородной сединой, посеребрены сумраком; мощные челюсти застыли в страшном оскале, медленно падает капля густой слюны… И свет, там, между Раз-Два-Сникерс и люком. Только искрящиеся точки, множество светлячков уже сложились в законченный образ. Настолько любимый, что от этой нежности теперь можно задохнуться – девушка. Та, что была когда-то светлой королевой детства… Раз-Два-Сникерс замирает в неподвижности. Хотя большой палец на прежнем месте, готов утопить спусковой крючок. И чёрная тварь, самый могучий оборотень из оставшихся в этом проклятом городе, вдруг заскулил, наткнувшись на этот свет, дёрнулся и стал подвывать, не сводя взгляда с той, что стояла перед ним. Подвывать всё более плаксиво и всё более одиноко, и никто из оборотней не посмел вторить своей Королеве в её песне смертельной тоски. А девушка, Лия, или её призрак, протянула руку и ласково коснулась морды зверя, словно это был не оборотень и не человек-волк. И так они стояли, хотя секунды уже двинулись вперёд. Раз-Два-Сникерс выдохнула. Глаза зверя – они не просто были осмысленными…