– И ты придумал скремлинов?
– Не поэтому.
– Никогда не была чёрной! Ведь знаешь…
– Женская магия непостижима и разрушительна для мужчины, Агнец.
– Поэтому ты сбежал от меня?
Он молчал. Сказал, не подбирая слов:
– Я не мог поступить по-другому. От твоих чар… Я почти утонул, как в трясине.
– Да. Ты сильно любил. Но не было никаких чар. И никаких приворотов. Хотя я могла. Но не стала. Вот она – любовь-трава. – И она указала на клубок перекати-поля. – Я извлекла её из мира. Чтобы и самой не воспользоваться. А ты просто струсил.
– Нет.
– Странно признать, что Учитель всех гидов – трус?
– Это не так, Агнец, – почти с мольбой произнёс Фёдор. – Мы ведь убивали друг друга каждое наше свидание.
– Это ты…
– Ну вот, видишь, даже спустя столько лет мы не можем разговаривать.
Она горько усмехнулась:
– Ты писал законы этого мира. Великий Тео… Но видишь, ничего не вышло, потому что червоточина в тебе.
– Во всех…
– Тебе бы поучиться у Хардова. Что, никогда не вспоминал меня?
– Всегда. Каждую секунду. Пока всё не закончилось на мосту.
– Ах, да, мост… Знаешь, Хардов предпочёл бы не жить без неё. Как и ты когда-то. Но ты сбежал.
– Я ошибся, Агнец, – чуть слышно прошептал Фёдор. И посмотрел на спутанный клубок трав, что привёл его сюда. – Но… Я не мог позволить погибнуть ещё и Хардову.
– Ты ошибся не тогда. Раньше.
– Знаю. Но, может быть, мне удастся что-то исправить.
– Может быть… Ещё хочешь меня?
– Агнец…
Она рассмеялась, громко, но не по-ведьминому:
– Как же меня сводили с ума эти твои смущения, великий воин Тео… Известно мне, что ты любишь другую. Не так сильно, как меня когда-то. Хотя… Да и стара я.
Он улыбнулся:
– По-моему, нет, Агнец. Ты вечная.
Теперь она рассмеялась хорошим и открытым смехом:
– Ах, Тео, Тео, если б ты тогда не сбежал… Думал ли ты, как мы могли бы быть счастливы вместе? И сколько могли бы сделать? Твоя чёрная ведьма, которая никогда не была чёрной… Я помогу тебе. В этом тоже есть надежда.
– Агнец?
– Любовь-трава, которая на веки могла бы сделать тебя моим… Она привела тебя сюда, потому что ничего не проходит.
– О чём ты, Агнец? – хрипло спросил Фёдор.
– Не о том, что сейчас подумал. Я ведь чувствую это. Что-то в тебе сейчас борется и хочет навсегда остаться со мной. Но вот это была бы непростительная ошибка.
– Я ведь мало что помню. А её полюбил… когда ещё был юношей.
– Да знаю я всё.
– Не чёрная, да? – печально произнёс Фёдор.
– Эй, – она рассмеялась, Фёдору показалось, что подбадривающе, и от этого тихая боль коснулась сердца. – Помнишь, ты мне рассказывал, что на перстне одного великого древнего царя было написано: «Всё пройдёт»… И даже когда он его в отчаянии разбил: «Пройдёт и это»?
Фёдор молча смотрел на неё.
– А на внутренней стороне перстня было: «Ничего не проходит». Только это уже другой уровень. Я поняла это. Первое – это «как жить», чтобы оставаться сильной. И я не стала чёрной. Второе – «с чем жить», чтоб не стать пустышкой. Или чудовищем. Я не стала ни тем, ни другим. Не стала чёрной. И я помогу тебе. Для этого любовь-трава и вернула тебя ко мне. Ненадолго. Но только ты должен мне две вещи.
– Какие? – Фёдор поймал себя на том, что по-прежнему любуется ею и не может оторвать глаз.
– Пообещай, что не поступишь с нею так же, как со мной. Ева… Ты опять любишь ведьму, Тео.
– Я знаю.
– Нет. – Агнец протестующе тряхнула волосами. – Я не о той части женской сущности, что есть в каждой и что ведьма всегда. Ева очень сильна. Невероятно. Она этого ещё не знает, но обернуться может по-всякому. И вот если она станет чёрной…
– Почему ты так говоришь?
– Потому что Харон прав, и всё теперь зависит от тебя. Обещаешь? Мне, твоей чёрной ведьме, которая никогда не была чёрной?! Ты понимаешь, что я сейчас беру с тебя клятву? Понимаешь, какую?
Фёдор кивнул. Она улыбнулась:
– Не задумываясь… Это хорошо, Тео. Клятва принята. Оракул Южного Порта, знаешь, конечно? Когда они соберутся все вместе, все двенадцать, тогда и придёт срок.
– Подожди, Агнец, а вторая вещь? – попросил Фёдор.
– Торопишься? Ну ладно, пусть так. – Она загадочно улыбнулась. – Давай начнём с этого…
Запахло пряными травами. У Фёдора закружилась голова. Наверное, не было никаких приворотов и никаких чар, но она околдовала его сразу, как только он её увидел. В первую же их встречу он понял, что она – самая прекрасная женщина на земле и он может утонуть в ней навсегда.
– Поцелуй меня ещё раз, – попросила Агнец. – Только по-настоящему…
Глава 7Окно 317
Это повторилось, когда лодка Петропавла подошла вплотную к самым высоким башням города, одна из которых насчитывала больше ста этажей. Небоскрёбы Москва-Сити даже на фоне других, очень высоких зданий казались невероятными.
– Мы давно подумывали обжить их, – поделился Петропавел с Евой. – Сейчас, как видишь, всё чисто. Но даже в плохие дни туман никогда не поднимается выше одиннадцатого этажа. Но здесь что-то не то. Наши экспедиции работают постоянно, но мы никак не можем разобраться, в чём дело.
– Они… восхищают, – призналась Ева.
– Угу, – кивнул Петропавел. – И стратегическое положение очень удобно. Столько этажей в постоянной безопасности. Но здесь происходит что-то, мне кажется, не связанное с туманом. Отсюда постоянно пропадают вещи. А иногда появляется что-то, чего прежде не было.
– Как так? – не удержалась Ева.
Петропавел задумчиво пожал плечами:
– Это и пытаемся выяснить. Совсем рядом с Великим Университетом есть станция бывшего метро, я тебе рассказывал…
– Поезда под землёй.
– Да. «Воробьёвы горы» называется. Там тоже происходит нечто подобное. Но здесь значительно сильнее. Мы даже сначала полагали, что их попросту воруют. Вещи.
– Но кто же может воровать у гидов?
– О, Ева, есть кому. Одичавшие люди, к примеру, они достаточно опасны. Или животные, которые обжили город и совсем не боятся тумана.
– Хардов всегда говорил, что туман опасен для всего живого.
– Разумеется, Хардов прав. Но они чувствуют, когда туман агрессивен, и просто не покидают своих убежищ. А то, что происходит в Москва-Сити, не связано с плохими и хорошими днями. И этого ещё никто ни разу не видел своими глазами. Только без свидетелей. Такое впечатление, будто что-то внутри зданий знает о нас, играет и ждёт, когда не будет людей, чтобы вытворять свои фокусы.
– А что за вещи? – с неожиданным интересом спросила Ева.
– Разные. – Старый гид неопределённо пожал плечами, но глаза его хитро, по-мальчишески заблестели. – Я как-то раз обнаружил на своих вещах опрокинутый «Ундервуд».
– Оружие?
– Не совсем, – усмехнулся Петропавел. – Печатную машинку. Она была стара как мир, очень древняя, выпущенная задолго до катастрофы. Мои вещи были сложены в углу в бывшем кабинете большого босса на двадцать шестом этаже – в ту весну самая высокая активность была отмечена именно там. Рюкзак, верёвки, обвязка… Только с оружием я, как видишь, никогда не расстаюсь. Вышел переговорить с Хайтеком, Главой учёных, рассказывал тебе о нём…
Ева кивнула, не очень понимая, к чему он клонит.
– Хайтек тогда нагнал в башню Федерации кучу учёных и приволок не меньшую кучу приборов – всё безрезультатно… Вышел, переговорили, возвращаюсь к своим вещам – а там лежит это старое хламьё. «Ундервуд», как из старых романов о великих писателях. Вот Хайтек-то бесился, что там не успел установить ни одного из своих хитроумных приборов. Древняя, но совершенно исправная. В рабочем состоянии. Обычно мы сдаём все «неожиданные» вещи в отдел артефактов и реликвий, там их изучают, но я почему-то решил оставить машинку себе. Покажу, у меня в кабинете стоит.
– Вы ведь что-то хотите сказать мне? – спросила Ева.
Петропавел рассмеялся:
– Не больше того, что сказал. А у твоего отца, профессора Щедрина, никогда не было ничего подобного? У вас дома? В качестве украшения кабинета люди иногда держат старые ненужные вещи. Или, может, профессор работал на ней?
Ева покачала головой:
– Только радиоприёмник, выпущенный в середине двадцатого века. Очень красивая и очень бесполезная вещь, – улыбнулась она.
– Угу-у, понятно… Но всё равно, зайди посмотреть печатную машинку как-нибудь.
Ева подозрительно покосилась на Петропавла. Она уже убедилась, что старый гид ничего не говорит просто так. И даже разговор, кажущийся необязательным, влечёт за собой последствия. Порой очень важные. Так было в Пирогово. Так было перед мостом: Петропавел не знал, что произойдёт, и Ева не знала; он лишь высказал некоторые предположения, но благодаря этому разговору она оказалась готовой к нападению Лабиринта. Но при чём тут печатная машинка? Почему бы не сказать прямо? Как это может быть связано с ней? И при чём тут папа? Ева решила задать эти вопросы и тогда уж рассказать Петропавлу про… ключ. Не боясь, начистоту, не смущаясь, что будет выглядеть несколько не в себе, когда заявит, что ключ… заговорил с ней. Но лодка быстро прошла Москва-Сити, хотя Ева ещё бы любовалась и любовалась этими невероятными и впечатляющими зданиями, и за поворотом реки показался шпиль гостиницы «Украина»; Петропавла вызвали на нос лодки, потому что, по мнению вперёдсмотрящего, всё здание гостиницы поблекло.
Гостиница «Украина» выплывала из-за поворота реки в окружении буйной растительности, пробившейся сквозь каменную набережную, и она сразу не понравилась Еве. Построенное в той же помпезной стилистике сталинского ампира, что и основные сооружения канала, здание, казалось, должно было радовать глаз своей парадной торжественностью. Одна из семи знаменитых московских высоток, возведённых до эпохи небоскрёбов, как и все, увенчано башенками и шпилем. И место было выбрано превосходно – изгиб реки, переброшенный через неё свободно парящий мост, соединивший два широких проспекта… Но мост весь порос кустами и сорной травой, придя в явный упадок, и присмотревшись, Ева поняла, что так же обстоят дела и с самой гостиницей «Украина». Чёрные пустые окна казались мёртвыми, и вся она походила на гробницу, саркофаг живого здания, что стояло здесь когда-то. Вокруг шпиля кружили стаи воронья, и, к своему удивлению, на высоте нескольких этажей, там, где из более широкого основания росла основная башня, Ева обнаружила лису, то ли забравшуюся так высоко, чтобы разорить чьё-то гнездо, то ли живущую там.