– Ну, привет тебе, Страна Теней, – проговорил Нил-Сонов. – Значит, опять…
Никуда не денется, пока всё не закончится. Так или иначе… Пока убийца Николая не будет наказан.
Во сне он шёл по чему-то тёмному, похожему на тоннель, в котором он никогда не был прежде, которого никогда не видел наяву. А потом неожиданно оказался в одном очень знакомом месте. Оно было окутано прежней темнотой. Только это была Страна Теней, Нил-Сонов знал это наверняка, как бывает во сне. Это существующее в реальности очень знакомое место выглядело бы так, перенесись оно туда. Как и многие чудесные вещи, которые имеют свои проекции, порой извращённые до неузнаваемости, в месте, где всё – тени, и всё показывает свою изнанку. Вот и Весёлая сторожка выглядела пустынной и скорбной, словно всё живое давно высосали из этого места. Зачем он здесь, в этом вечном сумраке? Для чего пришёл? И почему Весёлая сторожка вдруг переносится с такой знакомой плотины, где стояла лодка Николая и где оставался для него шанс уплыть, и сейчас бы пил Нил-Сонов со старым другом эту ополовиненную бутылку арманьяка, почему переносится, уже перенеслась в этот странный тоннель? Ему нельзя туда идти, нельзя подходить к тяжёлой бункерной двери сторожки, но ведь у снов свои законы, в них тоже витают тени, которые всё изменяют до неузнаваемости. Нил-Сонов стучит в бункерную дверь,
(возможно, чтобы спасти Николая, возможно, он ещё жив, там, внутри сторожки, и всё будет как прежде?)
стучит громко, настойчиво, требовательно. Только ведь он чего-то не знает: что скрывает сон? Возможно, он здесь, чтобы спасти Николая, только почему он так боится посмотреть на собственную руку, которой только что колошматил в кованую дверь? Но рука сама, против воли, поднимается к глазам, и как уж теперь не отворачиваться, сейчас он её увидит.
Сейчас, вот прямо в этот кошмарный миг…
С этим Нил-Сонов проснулся на самом рассвете. К счастью, он так и не увидел собственной руки и того, какой она могла бы стать в Стране Теней. К счастью, это был просто сон, ночной кошмар.
Гиды Петропавла в этот момент только начали готовить лодку, чтобы покинуть гостеприимных капитанов-раскольников в Серебряном Бору и продолжить плавание. И никто из живых ещё не знал, что приготовило окно 317 для несчастных одичавших людей, которые ещё тоже спали в своих потаённых убежищах. Лишь сумрачная тень предстоящего события сейчас таяла в этом утреннем небе.
Глава 8Великий Университет
Здание Университета Ева увидела издалека. Как только лодка после стоянки посередине реки миновала Киевский вокзал. Дальше русло делало крутой левый поворот, оставляя справа покрытую буйной растительностью возвышенность Воробьёвых гор. Великий Университет, устремив в небо шпиль, красовался на господствующей высоте подобно гордому древнему замку, что ни разу не брал неприятель. Даже беглого взгляда хватало, чтобы понять, почему гиды обосновались именно здесь. И дело не в том, что задышалось и вправду легче, и не в многочисленных улыбках на лицах команды, потому что люди возвращались домой, и даже не в том, что по всему правому берегу на несколько километров следов тумана не было видно и в помине. Возможно, это Еве показалось, она это лишь выдумала, но от всего здания Университета с его башенками и с этим великолепным парком исходило тихое сияние надёжности, твердыни, не подвластной никаким врагам. И в то же время было что-то удивительно родное и уютное, что осталось в мире, невзирая на все катастрофы, для чего не придумано слов, но именно в этом, сохранившемся, заключалась единственная и последняя надежда.
«Сказочный замок, – подумала Ева. – И он на некоторое время станет моим домом». Петропавел не преувеличивал, назвав Университет одним из самых светлых, благостных мест на канале и уж точно самым безопасным.
Ева рассказала Петропавлу всё. Начиная с того, как случайно обнаружила ключ Фёдора в своих вещах, и заканчивая произошедшим на Новом Арбате и окном 317. Она ничего не утаила и, как ей казалось, ничего не упустила. Лодка стояла напротив Киевского вокзала, а Петропавел слушал девушку, не перебивая. Она рассказала о странном звуке, который, как убедилась, никто, кроме неё, не слышал, и о шершавом тёмном голосе, который появлялся, если коснуться ключа. Голосе, словно прорвавшемся из какой-то жуткой, незнакомой тьмы или из безумия, потому что, в числе прочего, у Евы были опасения, что она сходит с ума. За всё время своего рассказа Ева сорвалась только раз:
– Что со мной?! – негромко и удручённо воскликнула она. – Вы же мудрый и должны знать… Но ведь это ключ Фёдора! Ну как же… Что?!
Петропавел подождал немного, дав девушке время успокоиться, а потом мягко взял её за руку.
– Всё с тобой в порядке, Ева. – В его голосе не было наигранных ободряющих ноток, и это действительно подействовало на Еву успокаивающе. – Однако послушай: существуют вещи очень сильные, но их силой можно воспользоваться во зло или во благо. Первое всегда проще. Думаю, это и происходит. Наверное, мне проще всего было бы сейчас избавиться от ключа. Но он принадлежит Фёдору, и тут я в случайности не верю. Ты понимаешь, о чём я говорю?
– Ну… наверное. – Ева пожала плечами.
– Давай прямо: после того, что произошло на Новом Арбате, мне надо знать, что я могу впустить в Университет. Вместе с тобой и вместе с этим ключом. Прости за суровую и вынужденную откровенность.
– Да, конечно… – девушка кивнула, что-то не понравилось в выражении её глаз Петропавлу. – Вы знаете… так даже лучше.
«Стоит быть с ней поделикатнее», – подумал Петропавел. И хоть в Университете было немало молоденьких девушек, он привык иметь с ними дело и знал, как они легки на обиду, Ева… не была просто молоденькой девушкой. Свой дар она может воспринимать одновременно как проклятье. И если её нечаянно больно задеть, она может навсегда отстраниться.
Петропавел мягко сжал её ладони в своих:
– Не в этом дело, Ева! Ещё раз прости ты старика, – попросил он. – Здесь мне понадобится твоя помощь. Понимаешь?
Ева кисло улыбнулась в ответ.
– Очень понадобится. И ничья больше тут не сгодится. – Петропавел задумчиво нахмурился. – Скажу начистоту: я не знаю, что происходит. Ни разу с подобным не сталкивался. Кто через ключ пытается связаться с тобой… тем более невероятно – через ключ Учителя. Но я это выясню. Обещаю. В Университете тебе ничего не угрожает. Я буду рядом. А пока больше никому не рассказывай про ключ. Даже если с кем-то сблизишься, войдёшь в доверительные отношения. Пусть ключ побудет у тебя до поры, если уж попал к тебе… А если начнёт опять беспокоить, в Университете есть специальное хранилище для таких «спорных» вещей, где их изучают. Отдел реликвий и артефактов. Так уж назвали, – впервые старый гид улыбнулся за время разговора, прежние хорошие морщинки разбежались от уголков глаз, и от этого Еве стало ещё полегче. – Сдашь его с рук на хранение. Под расписку и по моей личной рекомендации. Пусть себе там дожидается возвращения Фёдора. А мы тем временем проясним, что и как. А захочешь сразу сдать – тоже можно. Всё равно всегда под рукой.
Петропавел замолчал, потёр подбородок, задумчиво отвернулся.
– Вы даже не хотите взглянуть на него? – тихо сказала Ева. – На ключ?
– Отчего же?! – Гид вдруг весело щёлкнул пальцами. – Пойдём, покажешь.
Перед тем как задвинуть за собой циновку укрытия, Петропавел дал распоряжение команде продолжить движение. Что-то здесь поменялось, в тени за циновкой. То ли это так подействовали случившееся на Новом Арбате и последующий рассказ Евы, то ли… этот ключ действительно обладает дремучей и неясной пока силой.
«Только ты одна и сможешь нам сейчас помочь. Ева», – подумал Петропавел, глядя на девушку. Та извлекла из своего вещмешка длинную тесёмку, улыбнулась, и одновременно глаза её потемнели.
– Вот он, ключ.
– Хорошо, – ровно сказал Петропавел. – Убирай. Мне нужно подумать.
Но Ева не сразу подчинилась. Подержала ключ в руках, будто бы заворожённо и испуганно любуясь им. Произнесла:
– Сейчас вот молчит.
Прежде чем отпустить тесёмку, чтобы ключ скрылся в тёмной глубине её вещмешка, Ева исподлобья взглянула на Петропавла и почему-то произнесла:
– Хотела кое-что спросить. – Посмотрела на тесёмку в своих руках и не совсем поняла свою последующую эмоцию. Присутствовало в ней что-то от внезапной ревности, словно она вдруг не захотела расставаться с этой драгоценной, хоть и пугающей вещью. – А там он не пропадёт? В этом вашем хранилище? Ключ Фёдора…
Петропавел внимательно посмотрел на неё. Он тоже не до конца понял, что сейчас увидел.
– Вот тут уж не о чем беспокоиться, – заверил гид. – Здание биофака, где находится отдел реликвий и артефактов, – одно из самых охраняемых и надёжных мест на территории Университета.
– Хорошо, – просто отозвалась Ева. К счастью, она уже отвернулась, завязывая свой вещмешок, и не заметила минутного замешательства на лице Петропавла.
А тот подумал: «Странная ты, однако, штучка, ключик для новобрачных».
В Николо-Перервинском монастыре одиннадцать теней скользили по стенам переходов и лестничным подъёмам, что вели в просторную общую трапезную. В ней было светло в этот час, и сторонний наблюдатель, окажись он здесь, мог бы различить, что тени отбрасывали одиннадцать высоких неторопливых старцев, безбородых, хоть и с длинными волосами, сейчас у всех находящихся в чудовищном беспорядке. Вообще, все старцы чем-то неуловимо были похожи друг на друга: не только белыми длинными одеждами, возможно, необычным выражением глаз, а возможно, находясь с ними подольше, кто-то смог бы найти и побольше сходства. Но, как уже отмечалось, стороннего наблюдателя здесь не было, и даже окажись он тут, совсем скоро то, что открылось бы взору, заставило его бежать отсюда как можно скорее. Старцы степенно расселись за полированным круглым столом, на котором ничего не стояло, и взялись за руки. Некоторое время ничего не происходило, лишь седые волосы вроде бы пришли в ещё больший беспорядок. И полированная поверхность стола едва заметно тускло блеснула. Только волосы… Они зашевелились. Вот сейчас сторонний наблюдатель заинтересовался бы, а спустя ещё несколько секунд к нему пришла бы мысль о скорейшем бегстве. На и прежде умиротворённых лицах старцев исчезло какое-либо выражение присутствия в этом месте, словно все одиннадцать стали восковыми куклами с широко раскрытыми ртами. А шевелящиеся волосы, которые вот вроде бы стали расти и сплетаться змеями в огромный овальный общий моток, устремились в их раскрытые рты. Все одиннадцать дёрнулись в конвульсиях, похожих на предсмертные, застыли, а из полированной поверхности стола стало изливаться нечто диковинное, лишь отдалённо напоминающее светящийся дым. И как только его первые всполохи-языки коснулись старцев, силуэты тех стали тускнеть и исчезать. Общий моток седых волос пропитался этим дымом, и те засветились изнутри, рождая какое-то новое существо, однако на стенах трапезной по-прежнему оставались тени одиннадцати фигур, восседающих за круглым столом, взявшись за руки. Пресловутый сторонний наблюдатель бежал бы отсюда со всех ног, потому что пространство вокруг Николо-Перервинского монастыря, словно для защиты происходящего внутри, начало заполняться непереносимым страхом, поэтому он бы не услышал, как звучит голос прежде молчаливых старцев.