– Я нашёл путь Горха, – сказал Нил-Сонов.
– Не сомневаюсь, – ухмыльнулся любитель экспериментов с растениями.
– Ты не представляешь, насколько это сокращает путь до Пирогово и обратно.
– Дай-ка подумать: можно управиться за сутки?
– Мимо цели, – возразил Нил. – Это в подземелье, в метро. Там рельсовый путь и дрезина, а на ней лодка точь-в-точь, как моя. Даже светового дня убийце будет более чем достаточно.
– Интересно, интересно. – Патологоанатом задумчиво посмотрел на него. – У меня тоже есть кое-какие новости.
– Не тяни, – попросил Нил.
– Ну, помнишь, я говорил тебе про фермент, который тормозит разложение? Может, это и не значит ничего, но я покопался с этим делом, так, на досуге… Правда, интересно.
– Будешь тянуть, мне придётся тебя пристрелить, – рассмеялся Нил-Сонов.
– Тут уж не до угроз, друг мой, – улыбнулся патологоанатом и вновь задумчиво нахмурился. – Если б не твоё заявление про «световой день», вероятно, это ничего бы не значило. Но я тут поработал с кое-какими препаратами… Словом, почти уверен, да что уж там, наверняка уверен, что мы несколько заблуждались… со сроками.
– Ещё одна заминка, и я взведу курок, – предупредил Нил.
– Куда ты так торопишься? Теперь-то уж чего? Я к тому, что столько времени прошло, а ты как на иголках.
– Что-то должно произойти, – хмуро отозвался Нил. – Вот-вот… И мне нельзя больше в кутузку.
– Ясно. Никому нельзя в кутузку.
– Я не о том… Петропавел говорил что-то насчёт сегодняшнего полнолуния, и я обязан выстроить всю логическую цепочку, прежде чем вернусь в Университет. Хайтек, по-моему, совсем сбрендил, а убийца всё ещё на свободе.
– Всё-таки Лазарь?
– Вероятно. Только не уверен, что он действует в одиночку.
– А что может случиться в сегодняшнее полнолуние?
– Не знаю. Что-то… Старик не доверял мне до конца, и, к сожалению, имелись основания. Меня очень грамотно подставили.
– Со сторожкой он всё ловко провернул. И с этой лодкой твоей…
– Если б только этим всё ограничивалось.
Патологоанатом бросил на него быстрый вопросительный взгляд, но Нил-Сонов лишь отрицательно мотнул головой.
– Петропавел велел сохранить это в тайне, – пояснил он. – Прости, таков его приказ. Скажу только, что это связано с сеансом гипноза.
– Вот как? Какие-то новые подробности?
– Прости. Приказы старика не обсуждаются.
– Нил… ты всегда, говоря «а», говоришь «б», – мягко улыбнулся патологоанатом. – И сейчас не случайно заговорил об этом. Ты ведь чувствуешь, что придётся быть более откровенным?
Нил-Сонов пожал плечами, его взгляд остался непроницаемым.
– Нил, если хочешь, чтобы я тебе помог, мне необходимы подробности. Потому что… это, правда, очень странно.
– Говори.
– Этот твой путь Горха и всё, что ты рассказал, – патологоанатом серьёзно посмотрел на него. – Нам сейчас придётся крепко подумать. Возможно, происходит что-то совсем другое. Этот фермент, разложение… Нил, есть основания полагать, что бойня в сторожке произошла раньше, чем мы считали. Где-то на сутки. И возможно, это меняет всю картинку.
– И как ты считаешь, я смогу отпустить тебя? – Мелани изумлённо посмотрела на Еву.
– Ты же знаешь, что я говорю правду, – тихо откликнулась та.
– Вероятно, – согласилась Мелани. – Петропавел предупредил меня о важности предстоящего полнолуния, но он в беспамятстве.
– Пойми. Я здесь именно ради того, что произойдёт сегодня.
– С чьих слов?! Ведьма позволяет себе заявиться сюда после всего, что произошло, и ты хочешь, чтобы я ей верила?!
– Агнец собиралась отомстить гидам, это правда, – вздохнула Ева. – Но давно всех простила, и сейчас она – друг. Петропавел доверяет ей безоговорочно… и Фёдор тоже.
– Фёдор… – Мелани удручённо покачала головой. – Петропавел велел мне и Нил-Сонову не спускать с тебя глаз сегодня, и я не ослушаюсь приказа.
– Вот именно!
– Что?
– Ты ведь уже доверилась своей интуиции, – осторожно напомнила Ева. – И выпустила Нила из темницы.
– Уже сожалею, что созналась тебе в этом, – бросила гид.
– Мелани…
– И потом, это другое, Ева. Нила я знаю как свои пять пальцев. Это братство. Только Нил сам способен найти недостающие ответы. Я уверена, что Петропавел ни за что бы не позволил посадить его под замок.
– Так доверься своей интуиции ещё раз, – попросила девушка.
– Интуиция – этого недостаточно. Ты слишком важна, чтобы вот так позволить себе опрометчивые поступки.
– Агнец знает больше нас с тобой и больше Петропавла. И потом, вот же амулет Фёдора… – В голосе Евы зазвучали просительные нотки.
– Манок, – сухо поправила Мелани.
– Ты ведь знаешь, насколько эта вещь связывает нас. И Фёдор сумел сообщить мне, что Агнец – друг.
– Ведьма способна на любое наваждение.
– Мне не к кому, кроме тебя, обратиться за помощью.
– И я заявляю: если не отступишься, мне придётся посадить тебя под замок.
– Не отступлюсь, – чуть слышно обронила Ева. – Пожалуйста, Мелани.
– Послушай, Петропавлу намного лучше, – миролюбиво начала гид. – Дождёмся, пока он придёт в сознание, и тогда ты можешь полностью рассчитывать на меня.
– У нас нет времени! Всё случится сегодня. Иначе произойдёт непоправимое – контур разомкнётся.
– Это всё ведьма…
– Тогда хотя бы не мешай мне, – горько сказала Ева. – Прошу тебя.
Мелани странно посмотрела на неё. Словно услышала отзвук угрозы в голосе. За окнами мелькнула какая-то тень.
– Тебя ничто не остановит, да? – с еле уловимой иронией поинтересовалась она.
Ева молчала. Затем отвернулась и уставилась в окно. Фрамуга была приоткрыта.
– Это любовь, девочка, – мягко и печально произнесла Мелани. – Сама была такой. И была готова идти за ним куда угодно. Только вот теперь его нет, а у меня нет ноги.
– Тогда дай мне шанс на собственную ошибку, – сокрушённо сказала Ева. – Если ты уж так считаешь.
– Послушай, мне недостаточно слова ведьмы, которого не слышала лично…
Тень за окнами. Это взмах крыльев крупной чёрной птицы. И знакомый стук в стекло: точка, тире, две точки, точка, тире…
Лицо Евы застыло. И голос Мелани показался низким, хриплым, каким-то грудным:
– Это ведь… – ошеломлённо начала она.
Ева сглотнула.
– Это ведь ворон Хардова? – вопросила Мелани.
– Мунир, – заворожённо прошептала Ева. И бросилась открывать окно.
У гидов было не принято касаться чужих скремлинов. Но, видимо, не в этот раз. А ещё высшие гиды умели читать послания по глазам скремлинов. Это было как автоматическое письмо, когда рука с грифелем двигалась по листу бумаги вроде бы без участия человека. Лишь единицам – Петропавлу, Хардову, Тихону – порой бумага не требовалась. А также не нужен был карандаш. С Мелани дела обстояли не так, и сейчас она убрала руку, и ворон деликатно взлетел, уселся на спинку кресла. Склонил голову, глаза-бусинки… лист бумаги с несколькими только что написанными строчками лежал перед Мелани.
Тишина в комнате. Лишь глаза ворона Мунира внимательно изучали обеих женщин. Мелани потребовалось усилие, чтобы заговорить.
– Да, Ева, – всё ещё хрипотца в голосе. – Я помогу тебе. Теперь всё в порядке. Теперь всё в полном порядке!
Хрипотца и еле уловимое восторженное благоговение. Ворон захлопал крыльями, из глотки вырвался клокочущий и радостный звук, взлетел, описал по комнате круг, словно прощаясь, и устремился в раскрытое окно.
– Он удивительный, – сказала Мелани. – Мы больше не увидимся, но я его не забуду. Мы… Вот.
– Полетел, да?
– Да, Ева, – Мелани рассмеялась. – К твоему Фёдору. Чтобы вы собрали этот ваш… круг.
– Контур, – голос Евы чуть слышен.
– Круг лучше, – возразила Мелани и снова рассмеялась. Поймала себя на том, что впервые назвала Учителя Фёдором. И на том, что это ей нравится. Следующая мысль оказалась более неожиданной и какой-то весело-нелепой: что не только эти двое, Мунир и Ева, одной природы, но и она сама, Мелани. И всё вокруг. И как же этому можно мешать? Как?! Ни для чего больше всего этого не надо! И вовсе не обязательно произносить слово «любовь», которой невозможно противостоять, сколько бы губительны или радостны ни были её пути. Обречённые или полные надежд, по-другому никак. Но произносить не надо. Потому что изречённое – оно может погибнуть, произнесённое – оно уже начинает увядать…
– Ева, конечно же, я помогу тебе, – сказала Мелани. И почувствовала что-то странное. Словно грозная тень прислушалась к её словам. То, что всегда ждёт на другой стороне. И тогда она улыбнулась. Чтобы эта вечная тьма знала о её улыбке и проваливала куда подальше со своими угрозами.
Рука Хайтека дрогнула. Та, в которой он держал пипетку с парой капель мутноватой жидкости. Лазарь велел ему, и он всё делает правильно. Лазарь… К имеющейся формуле следовало добавить семь частей белладонны, две части спор болотных грибов летнего сбора, в ночь перед солнцестоянием, три части стогницы придонной и две части выдержки из слизи червя. Но не обычной слизи, вызывающей наркотические видения и эйфорию, а вытяжку из трупиков червя. Тогда вместо сильнейшего и опасного лекарства, которое, подобно яду змеи, может убить, а может и помочь, вопрос лишь в пропорциях, раствор точно станет ядом. Необратимым и почти не оставляющим следов. Всё шито-крыто. Лазарь…
Хайтек вдруг невидяще уставился в стену. Рука с занесённой пипеткой всё ещё не совершила своего рокового действия. Лазарь велел, и он всё вроде бы приготовил: одну пробирку для Мелани, одну – для Петропавла. Всё шито-крыто, старик просто уснёт. Надо лишь нажать на пипетку и выдавить две капли. И смесь готова. Прекрасная смесь, высшего качества, она даже подарит старику с Мелани восторженные красочные сны, из которых они просто не захотят уходить. Лазарь знает! Пальцы начали давить на пипетку, и снова, будто против воли, остановились. Хайтек перевёл взгляд на свою руку – одна часть для Петропавла, другая для Мелани – пальцы хотели и одновременно не хотели давить. Хайтек капризно поморщился.