– Лживый, насквозь лживый…
– Прекрати. – Он поморщился и мягкой походкой двинулся им навстречу. По пути бросил: – Остановись, Горх, там. Надо дождаться появления луча.
– Куда делась твоя хромота? – горько спросила Ева. – И заикание?
– А-а, это? – откликнулся он. Ни насмешки, вообще никаких эмоций. – А их и не было никогда. Как увечья руки. Но кому дело до хромого и увечного? Так, иногда пожалеть если. Меня даже перестали замечать. Как вещь. Посмеивались. Это помогло мне быть везде. Хромой Алёшка был прекрасной одеждой.
– Значит… это ты был тайным возлюбленным Лидии?
– Я следил за тобой. Ты о многом догадалась, Ева. Мне правда жаль того, что сейчас произойдёт.
– Она любила тебя. И оставила тебе череп Горха. И вот как ты распорядился вашей любовью.
Он посмотрел на неё, склонив голову, и впервые в его голосе прозвучали слабые нотки сожаления:
– Ничего ты не знаешь. Я любил её больше всего на свете. Мы собирались бежать вместе. Но она предпочла погибнуть за Университет. И меня ждала та же участь. Наша любовь умерла вместе с нами. Но я сумел вернуться. Другим. Хромой Алёшка… Одинокий во всём этом мире. И целью моей стал эликсир.
Ева вдруг странно усмехнулась:
– Уверен, что такого тебя она смогла бы полюбить?
На её усмешку он никак не отреагировал, а голос его снова стал ровным.
– Что теперь об этом говорить? – сказал он. Ни оправданий, ни сожаления.
– Кое о чём можно было бы, – Ева снова усмехнулась. И вдруг с требовательной настойчивостью, хоть и мягко, произнесла: – Горх, отпусти меня!
И мощные, с когтями и перепонками пальцы чудовища на её плечах так же внезапно разжались.
– Горх?! – Лёгкое удивление на его лице тут же сменилось снисходительной улыбкой. – Даже тебя сумела очаровать юная красотка? С монстрами такое случается… Разве я разрешил отпускать её?!
Чудовище словно виновато и почему-то раздражённо мотнуло мордой и замерло. Никаких трескуче-пустотных звуков. Тот, кого называли хромым Алёшкой, расценил это на свой лад.
– Ладно, пусть стоит, – позволил он. – Теперь уже без разницы. Вот и луч.
Это было похоже на огни дальнего маяка, потерявшего свой ориентир. Пятно света, как трость в руках слепого, двигалось зигзагами по тёмным склонам Воробьёвых гор. Сползло к реке, поймав свинцово-пенные барашки, прочертило набережную, занятую гидами, пробежалось в незрячем поиске по Метромосту. Снаружи послышалось завывание ветра, которого только что не было.
– Всё повторяется, как в тот день, – тихо произнёс он. – Как в ту ночь… Только ничего не повторяется дважды. Смотри.
Пятно света, будто среагировав на эти слова, отвернуло от прозрачных стен станции и устремилось вверх, уплотняясь, сжимаясь. Луч, вырвавшийся из окна гостиницы «Украина», сверкающей нитью прочертил ночное небо, разрезав диск полной луны ровно посередине. Что-то пульсировало внутри луча, набухало, а потом цвет его стал меняться. Медленно заструились внутри багряные пятнышки, как будто луч впитывал в себя кипящие брызги лунного света, наполнялся ими, отравляя свою смертоносную природу для чего-то, что должно было сегодня произойти впервые. Ударив ровно в шпиль Университета, луч преломился, отражаясь от него, и пополз по Метромосту, не причиняя тому видимого вреда. Однако больше он не напоминал трость слепого, скорее ищейку, взявшую верный след.
– Какая тайная красота, – прошептал тот, кого считали хромым Алёшкой. – Сегодня этот луч уйдёт очень далеко: Оракул – старцы монастыря собрались все вместе. Уйдёт намного дальше Пирогово и моста, где сейчас ждёт их Учитель, – он усмехнулся, – твой Фёдор. Думала, я не знаю? Это всё не важно, Ева, я на тебя не в обиде. Окно триста семнадцать – такая же тайна, как и ты. Как и старцы Перервинского монастыря, как и миры, что лежат за всем этим. И всё связал, соединил эликсир.
Его глаза лихорадочно заблестели, хоть, возможно, это в них играли отсветы приближающегося луча. Всё-таки Ева подумала, что это единственное оставшееся в нём от прежнего Алёшки – поглощённость, заворожённость неведомым. А потом она подумала, что никакого прежнего Алёшки никогда не существовало.
– Это предназначено не для тебя, – с тёмной тяжестью, сделавшей голос сиплым и низким, почти грудным, произнесла Ева. – Все эти убийства, столько смертей…
– Луч рядом, Ева. Скоро всё закончится.
– Ты прав, – откликнулась девушка. – Узнаёшь, что это?
Она показывала ему ключ Фёдора на длинной тесёмке, безделицу для новобрачных. Только сейчас Ева уже знала, насколько не случайно эта вещь оказалась у неё в рюкзаке. Всё окончательно встало на свои места.
– Ключ? – Он равнодушно пожал плечами. – Я давно догадался, что дело не в нём. Ключ – это ты сама.
– Правильно догадался, – согласилась Ева. – Но кое-что очень важное всё же упустил из виду.
– О чём ты? – Он поглядел на неё с полным безразличием: ни сочувствия, ни вины, ни даже простого сожаления. И от этого девушка ещё раз подумала, как же она смогла так ошибиться.
Всё же Ева сказала:
– Отступись, и будешь спасён. Я ещё могу помочь.
– Полагаешь, из нас двоих я нуждаюсь в помощи? – теперь он посмотрел на неё с искренним удивлением. – Как считаешь, если б меня интересовала жизнь в клетке у Петропавла, я стоял бы сейчас здесь? Но за благородное предложение спасибо.
– Ты не единственный вернувшийся воин!
– Не спорю.
– Так ничего и не понял?! – Она потрясла тесёмкой. – Вспомни, как эта вещь впервые попала к тебе. Ты так искусно изображал незаинтересованность, но так жаждал поскорее заполучить ключ…
– Говорю же, тогда я ошибался.
– И вспомни, что ты дал мне за него взамен.
– Расписку? – Он ухмыльнулся.
– Что ты дал мне взамен за ключ Учителя?
– Ну прекрати уже…
– Один тотемный предмет в обмен на другой. Вышло случайно, никто тогда ничего не знал. Но что ты мне дал?
– Ах, вот ты о чём… ну, да, я показал тебе череп Горха.
– Ты мне его дал. В руки.
Он рассмеялся.
– И что?! Это ничего не меняет. Что ты там себе навыдумывала?
Ева отвернулась, вглядываясь в дальний конец станции. Но там ничего не было, лишь глухая заваленная стена угадывалась в кромешной темноте. Произнесла тихо, не оборачиваясь к собеседнику:
– Горх не выдал тебя. Лидия ему запретила. А я ведь могла бы догадаться, почему произошёл обмен, – сокрушённо покачала головой. – Ведь он возможен только добровольно, верно?
– Ты… – Отблеск озадаченности в его глазах мгновенно прошёл, но впервые он посмотрел на неё с интересом. – Ты сумела прочитать тайные страницы её дневника?
Услышав рядом своё имя и имя Лидии, чудовище немедленно отозвалось привычным трескуче-пустотным речитативом.
– Горх скучает по ней, поэтому и тебе оставался верен… Я на кого только ни думала, – призналась Ева с горечью. – Но ты был последним в списке. Потому что считался другом. И Горх словно вычеркнул твоё имя из моей головы. Но теперь всё поменялось.
Гкрх – тра-апп-апамм-гкркх
Наконец тот, кого считали хромым Алёшкой, сообразил, куда она клонит:
– А ты боец, Ева, – похвалил он. – До последнего цепляешься за жизнь. Представляю, чего ты себе нафантазировала… Уж не знаю, как тебе удалось прочитать её дневник, но вынужден огорчить: не было никакого обмена. Одного тотемного предмета недостаточно. А Лидии давно нет. Она умерла. Ты не хозяйка черепа.
Гкрх – тра-апп-апамм-гкркх – настойчиво повторил Горх.
Собеседник Евы поморщился, глядя на девушку почти с сожалением:
– Поэтому ты приволокла череп сюда, – ухмыльнулся, указывая на обёрнутый куском ткани крупный предмет, который она прижимала к груди. – Думаешь, я не догадался, что это?! Бедняжка Ева. И ты решила, что Горх станет служить тебе? Увы, ты напрасно обворовала Университет.
– Так считаешь? Это единственное, чего ты не учёл в безупречном плане.
– Решила поболтать напоследок? – Он не удержался от наигранного сопереживания. – Я тебя понимаю. Но бесполезно тянуть время. Никто не придёт на помощь.
– Именно время, – странно произнесла она. И снова посмотрела в глухой конец станции. – Твоё висит на волоске.
И что-то ещё услышал он в её голосе. Не только сожаление о том, что ничего уже не поменять. А какой-то внезапный и поэтому тем более непонятный отзвук угрозы. Он проследил за её взглядом: там кромешная тьма. Или… какие-то переливы, ещё более густые и тёмные. Почему-то плечи передёрнуло, а по лицу прошёл озноб.
«Что там такое?» – мелькнула бесцветная мысль.
Луч уже почти достиг алтаря с эликсиром. Пора. Он извлёк никелированный браунинг с насаженным на ствол цилиндром глушителя. Точно такое же оружие было у её наставницы. Тот, кого называли хромым Алёшкой, даже подумывал обыграть и это сходство. Потом решил, что это перебор. Если не соблюдать чувство меры, вещи ломаются. И тогда всё летит коту под хвост. Медленно, почти бесшумно взвёл курок: славное оружие – именно из этого ствола было отнято и собрано всё серебро живых. Остался последний выстрел, осталось, подобно алхимику, закончить грандиозную работу и вдохнуть жизнь в эликсир.
– Где Мелани? – монотонно и негромко спросила Ева. Она видела, что у него появилось в руках.
– Ах, да, Мелани… Ты знаешь, этот безвольный болван Хайтек оказался ни на что не годен, – он пытался говорить беспечно, необходимо было вернуть контроль, но эта набухающая тьма в дальнем конце станции… – Не способен справиться даже с пустяком. Пришлось обо всём позаботиться самому.
– Холодно мне! – вдруг крикнула Ева. – Где Мелани?!
«Вот это уже лучше, – подумал он. – Истерика тут гораздо уместней».
Он указал стволом на колонну:
– Она здесь, твоя Мелани. Тоже пыталась тебя защитить, – на одеяло, которым укрыл мёртвое тело. – Я же говорю, никто не придёт на помощь.
Потом опустил руку с блеснувшим в ней оружием. Добавил:
– Ей не было больно. И тебе не будет, я обещаю, Ева.
Она посмотрела на него дикими глазами. И опять он расценил это на свой лад, и опять ошибся.