— Теперь можно сообщить и властям, — заключил я. — Сообразно принципу: не нам, значит — никому!
— Вот что, — лениво пережевывая бутерброд, отозвался Вова. — Запомните, что надо делать в таких случаях: ехать в надежный банк, снимать там ящик в хранилище и правом допуска к нему наделять лишь полностью укомплектованную команду дольщиков — и никого по отдельности. И без обиды, и без искушения…
— Да и вас троих достаточно, — поправил его папаня. — Мне-то зачем? Вдруг откину концы, наживете правовой геморрой.
— Ты случайно не путаешься во временах и наклонениях? — спросил я. — Благодаря интенсивному общению на немецком?
— Понимаешь, — перебил меня Вова, неторопливо запивая бутерброд кока-колой, — вчера я отметил, что у Васьки забегал взгляд. У него, жулика, он и без того плохо фиксировался…
— Как у алкоголика, — счел своим долгом уточнить папа.
— Не, у алкоголика взгляд плавает, — выразил несогласие Вова.
— Ну-ну! О деле давай! — нетерпеливо прикрикнул Сергей.
— Вот. Пошел друг Вася перед сном сортир и душ навестить, вы — поддатые, храпака задаете, а я, покумекав, вытряхнул от греха картинки из гильз да и припрятал их. А в гильзы старых газет напихал — уже сколько времени макулатуру на помойку не отнесем…
— Так где картины? — выдохнул я.
— Погоди! — поморщившись, отмахнулся Вова. — Ну, залег я, глаза прикрыл, жду. Чего будет. И, блин, прозевал! Уснул-таки! А он, жучара, свинтил! Чисто, с концами. Просыпаюсь — привет!
— А что же ты, изверг, молчал?! — вытирая испарину со лба, рявкнул Серега.
— Зато сколько восторга! — молвил Вова. — Или нет? Ну, извиняйте, я хотел, как лучше…
— Еще один прикол — и получишь укол! — предупредил я. — Но — не иголочкой!
— Да, мы у него в должниках, — двусмысленно произнес Сергей.
Предварительно сфотографировав полотна, мы поспешили воспользоваться весьма уместной Военной рекомендацией относительно банковского хранилища.
Вечером заглянули к Лене, узнав, что только что по телефону ей звонил наш сбежавший друг.
Через час звонок прозвучал вновь.
Замечено, что собственной подлости особенно стыдятся, если ее не удалось довести до конца: путаясь в междометиях крупного рогатого скота — то есть застенчиво мыча и блея, Вася выдвинул покаянную версию: дескать, произошло замыкание в мозгу, остро возжелалось вернуть культурные ценности мировому сообществу, но теперь проводка восстановлена и заизолирована, так что — простите, ребята!..
В своем ответе предателю я руководствовался версией, выработанной Сергеем, опасавшимся, что за первой пакостью от Васи способна последовать вторая.
Я сообщил, что отныне картины пребывают в надежном и недоступном месте, далее — категорически отверг возможность проживания под одной крышей с оскорбившим наши лучшие чувства мерзавцем, прибавив, что побег скостил ему половину положенной доли, обязанной выплатиться по реализации.
Когда сей чудный миг произойдет? Звоните, Вася, пишите письма. Надейтесь.
— И не дай тебе Бог, идиот, начать какие-нибудь хитрожопые игры! — перехватив у меня трубку, веско предупредил изменника чекист. — Тогда гарантирую точный пролет! И — приземление в глубокое дерьмо! Понял?
Вася, поневоле удовлетворившись иллюзорной надеждой, понял. И с этого момента здорово тратился на звонки, едва ли не каждодневно справляясь о новостях и о нашем драгоценном для него здоровье.
Я неоднократно предлагал простить негодяя, высказывая предположение, что он нарвался на оставленную Фирой Моисеевной мину с вирусом шельмовства, но жестокосердные компаньоны, глубоко уязвленные гнусным поступком нашего бывшего приятеля, апелляций не принимали.
— Никаких амнистий! — стучал кулаком по столу папа. — Статья звонковая! Взяли в долю как человека, а он черной неблагодарностью заплатил!
— Переплатил даже… — поднял палец чекист.
— В паршивых овцах стадо не нуждается! — подтвердил Вова справедливость доводов товарищей.
— Это точка зрения волка? — попросил уточнить я.
— Пастуха, — откликнулся Сергей. — За этой овечкой серьезный присмотр требуется, что — утомит!
Жить я переехал к Леночке, куда постепенно подтянулся Сергей, оказавшийся в одиночестве, и теперь мы сутками просиживали у компьютера, чувствуя, что скоро приобретем заочное образование искусствоведов.
Полотна принадлежали кистям известнейших европейских живописцев. Лица же, способные заинтересоваться их приобретением, проживали на Американском континенте, куда с разведывательно-ознакомительным визитом мне вскоре предстояло направиться.
А покуда мы ожидали задержавшуюся в Питере Веру, от которой уже давно не было никаких вестей.
Что наводило на объективные тягостные размышления.
ОДИНЦОВ
Он увидел этих парней и — сразу почувствовал неладное.
Парни стояли, совещаясь, у ворот виллы и воровато поглядывали на окна, у одного из которых, скрытый портьерой, стоял он, Одинцов.
Национальность и род занятий этих коротко стриженных, накачанных субчиков в долгих определениях не нуждались: стандартные российские группировщики.
— Игорь! — Он взял с журнального столика «глок», прикрытый газеткой. — Зови Лену, у нас гости!
Володин, оторвавшись от компьютера, бросил короткий напряженный взгляд во двор. Вздохнул — с истомленным пониманием ситуации.
— Леночка, — обратился Одинцов к хозяйке дома. — По-моему, сюда направляются нехорошие ребята. По чью душу — неясно. Твоя задача: спокойно прими их. Если спросят, кто в доме, ответь: ты и ребенок. Веди их в гостиную.
Лена, заметно побледнев, молчаливо кивнула. В этот же миг брякнул колокольчик у входной двери.
— Э, есть кто дома? — осведомился развязный баритон.
— Да, слушаю вас… — донесся испуганный голос Леночки. Сергей указал Володину на подсобку, располагавшуюся рядом со входом в гостиную:
— Давай туда!
Прикрыв за собой дверь, они услышали раздавшиеся в коридор шаги, а затем баритон продолжил довольно вежливо:
— Мы от Веры… Вы ведь Лена, я не ошибаюсь?
— Да, что с ней?
Проигнорировав этот вопрос, второй мужской голос — простудно-гнусавый, с одобрением произнес:
— А ничего ведь так хижина! Вот же расстарался покойник, а так и не воспользовался. За что, спрашивается, башку сложил?
— Простите, да кто вы?
— Мы-то… Друзья сеструхи твоей. В доме кто есть?
— Нет… То есть ребенок…
— Это хорошо. Значит, Ленок, так, — произнес наглый баритон. — Докладываю: очень, понимаешь, Вера о своем спиногрызике переживает, убивается, я бы сказал, но приехать не может, все дела и дела…
— Какие же дела? — невозмутимо спросила Лена.
— Дела-то? — вздохнул гнусавый. — Покойник подбросил проблем вдовушке, он всему виной. И вкратце ситуация обстоит так: должен он нам денег. А потому… Сделаешь банковский перевод — это раз. Два — переоформим хижину. Вот и все.
— И… что дальше?
— А дальше, детка, — довольно рассмеялся баритон, — катись в Питер, к сестренке своей ненаглядной, мы тебя честь по чести проводим, не сомневайся…
— А мудрить надумаешь, — гремя угрозой в сиплой интонации, добавил другой бандит, — так мудри, дело твое. Но учти: жизнь сестры на себя берешь, такая вот цена всей мудрости… Это ясно?
— Ясно.
— Ну и ладушки. Спокойная ты, погляжу, девка, уживемся.
— Вы здесь собираетесь жить? Гангстеры зашлись в восторженном гоготе.
— Конечно, дорогая! Готовь, кстати, обед! Одинцов толкнул локтем Володина: пошли!
Встав в дверях гостиной, произнес, безразлично глядя на подобравшихся посетителей:
— Не знаю, как насчет обеда, Ленок, но в одном наши гости угадали: им действительно придется тут некоторое время пожить. И ничего не поделаешь. — Вздернул «глок», направив его в переносицу начавшего подниматься с кресла короткопалого типа с приплюснутым носом и крутым боксерским затылком. Пояснил холодно: — Замри, гнида, котел враз разнесу!
Короткопалый угрюмо переглянулся со своим сотоварищем, рыскавшим по сторонам колючими цепкими глазками загнанного в угол хорька.
Подобного сюрприза визитеры явно не ожидали.
— Пора, думаю, представиться, — произнес Одинцов. — Я — по всем вашим понятиям — мент. Квалифицированный, как пишут в характеристиках, специалист по вопросам организованной преступности. Вашего шакалья завалил гору. Я не хвастаюсь, а подсказываю вам вывод… Хотя вы тут уже чесали что-то об излишней мудрости, необходимости повторяться нет.
— Ты пожалеешь, волк, — сказал короткопалый, оказавшийся обладателем баритона. Из-под его голых, лишенных ресниц, век таращились прозрачные, навыкате глаза.
— О чем пожалею? — усмехнулся Одинцов. — О ваших загубленных жизнях? Едва ли. Но если хотите их сохранить, выполняйте команды. Команда номер один: лечь на пол.
Парочка, угрожающе пыхтя, подчинилась приказу, подкрепленному выразительными передвижениями в воздухе не дающего осечек ствола.
— Веревки! — обронил Одинцов в сторону Лены, умело обыскивая арестантов и отбрасывая в сторону швейцарские офицерские ножи и бумажники. Кивнув на ножи, заметил Володину: — Откуда, интересно, моду переняли? От црушников? Их ведь стандартный причиндал…
— А ты грамотей, — пропыхтел короткопалый, уткнувшийся носом в ворс ковра.
— И тебя это, чувствую, не радует, — произнес Володин, перетягивая пленникам запястья надежными и грамотными морскими узлами.
— Ты где так канаты вязать научился? — поинтересовался у него злобным голосом сиплый. — Ослабь, гад, больно…
— Потерпишь. А за «гада» могу тебе показать, как делать петлю для висельника.
Протянув напарнику «глок», Одинцов, уцепившись в короткий бобрик волос сиплого, резким рывком приподнял взвывшего от боли бандита на колени.
— Сейчас двигаем в подвал, там сегодня у тебя ночлег, — пояснил миролюбиво. — Ну, подъем!
Бандитов следовало по одиночке подвергнуть жесткой психологической обработке. Технологию обработки полковник знал досконально.