вости ее рассказов, но им казалось очень странным, что княжна д’Аргонь фигурирует в роли танцовщицы на канате, странным и очаровательным. Иными словами, молодые люди влюбились.
Пылкий итальянец объяснился первым:
– Мои сестры будут счастливы назвать вас своей сестрой.
Это было на четвертый день их знакомства. На пятый день Эррингтон заговорил о своей матери, о домашнем уюте и о том, что мать его была бы очень счастлива иметь такую дочь, как Доротея. На шестой день настала очередь Вебстера, а на седьмой все они смотрели друг на друга волком и на следующее утро потребовали от Доротеи прямого ответа, к кому из них влечет ее душа.
Доротея весело расхохоталась:
– Неужто к одному из вас? Представьте себе, что у меня есть еще полдюжины кузенов и добрая сотня знакомых, готовых вступить в состязание с вами.
На девятый день ей пришлось вынести настоящую атаку, и, чтобы прекратить споры, она согласилась сделать выбор.
– Когда же? – настаивали иностранцы.
– Первого августа.
– Честное слово?
– Конечно.
После этой беседы поиски бриллиантов окончательно прекратились. Эррингтон вполне согласился с Монфоконом, что Доротея – самое лучшее сокровище на свете и лучшего наследства Богреваля нет и не может быть.
Утром двадцать четвертого июля Доротея приказала сниматься. Прощаясь с Рош-Перьяком, прощались они и с надеждой найти сокровище.
– Это потому, что вы не захотели нам помочь, – уверял Дарио. – Вы одна способны найти этот клад, за которым охотятся целых два века.
Но Доротея беззаботно рассмеялась и замахала руками:
– Забудьте о бриллиантах, милый друг.
Напрасно умоляли они Доротею сесть в поезд и отправить фургон багажом. Доротея стояла на своем, и им пришлось ехать с «Цирком Доротеи» и на каждой остановке присутствовать на представлении. Ловкость Доротеи привела их в восторг, и они не сводили с нее восхищенных взглядов. Правда, репертуар Доротеи был неисчерпаем: Доротея на Кривой Вороне, Доротея в партере, Доротея на канате, Доротея танцовщица, Доротея, беседующая с публикой.
В Нанте остановились на три дня. Доротея хотела повидаться с нотариусом. Несчастный Деларю уже оправился от путешествия в Рош-Перьяк. Он очень приветливо встретил Доротею, познакомил ее с семьей и пригласил позавтракать.
Тридцать первого июля рано снялись со стоянки. День был жаркий и душный, и путники с трудом добрались до Мануар-О-Бютта. Оставив фургон за воротами, Доротея быстро направилась к дому.
В усадьбе было тихо и пустынно. Должно быть, все ушли в поля. И только из открытых окон дома доносился громкий спор. По простонародному говору и сварливому тону Доротея узнала ростовщика Вуарена.
– Извольте уплатить! – выкрикивал он, стуча по столу кулаками. – По продажной, совершенной вашим дедом, вы обязаны уплатить мне триста тысяч франков наличными или билетами государственных займов по курсу. Срок сегодня, в пять часов пополудни. Сейчас без четверти пять, а денег я не вижу. Но знайте, в случае неуплаты – имение мое!
Рауль и граф Октав де Шаньи напрасно пробовали его успокоить и просить дать отсрочку.
– Никаких отсрочек! – орал Вуарен. – Деньги на стол! Уже четыре часа сорок восемь минут.
Вебстер тихонько дернул за рукав Доротею:
– Кто этот Рауль? Это наш кузен?
– Да, молодой барон Дювернуа.
– А кто другой?
– Ростовщик, у которого заложено имение.
– Предложите ему мой чек.
– Он не возьмет чека.
– Почему?
– Потому что он всю жизнь мечтает об этом имении.
– Ах, подлец! Разве можно допустить подобную гадость?
– Спасибо, милый Вебстер, большое спасибо. Но наш приезд ровно за четверть часа до срока – не простое совпадение.
Она быстро взбежала по ступенькам террасы и вошла в комнату. Рауль и Шаньи встретили ее изумленно-радостными восклицаниями. Рауль побледнел от счастья.
На шум появилась мадам де Шаньи и горячо расцеловала Доротею.
А за столом сидел Вуарен, разложив бумаги и портфели. Рядом сидели приведенные им понятые и с нетерпением следили за движением минутной стрелки на часах.
– Пять! – воскликнул он победоносно.
– Ошибаетесь, – отозвалась Доротея. – Ваши часы спешат на целых три минуты: потрудитесь взглянуть на башенные часы.
– Это не меняет положения.
– Наоборот: трех минут вполне достаточно, чтобы уплатить вам ваш глупый долг и попросить вас оставить нас в покое.
Доротея быстро расстегнула пальто и вытащила из внутреннего кармана объемистую пачку тысячефранковых билетов.
– Получайте и проверьте. Нет, нет, пожалуйста, не здесь. Вы будете долго возиться, а нам хочется поскорее покончить. Пожалуйте в соседнюю комнату или на террасу.
И, тихонько подталкивая, выпроводила ростовщика за порог.
– Извините, пожалуйста, но у нас совершенно исключительные причины. Встреча родственников ровно через двести лет. Надеюсь, вы на меня не обижены. Отошлите расписку нотариусу Деларю в Нант. Ах, вот начинают бить часы: ровно пять часов и долг уплачен. До свидания, всего наилучшего.
Глава 18. Богатство в твердости души
Рауль, казалось, был обижен.
– Нет, это ужасно, это невозможно, – нервно повторял он. – Вы должны были меня предупредить.
– О чем?
– Об уплате моего долга.
– Не сердитесь на меня, – просила Доротея. – Мне так хотелось выставить этого наглеца. Теперь мы все обдумаем спокойно. Или, знаете что: отложим все дела на завтра, а пока… Одним словом, я приехала к вам не одна. Позвольте-ка вас познакомить: наш общий кузен Джордж Эррингтон из Лондона. Такой же кузен Марко Дарио из Генуи и Арчибальд Вебстер из Филадельфии. Я знала, что мадам де Шаньи будет здесь с мужем, и мне захотелось собрать в этот день всех потомков маркиза. Знакомьтесь… Мы должны так много рассказать друг другу. Я снова столкнулась с Эстрейхером. Помните мое предсказание? Оно исполнилось – Эстрейхер повешен. А вашего дедушку, Рауль, я встретила вместе с Жюльеттой Азир далеко-далеко отсюда. Впрочем, зачем я болтаю. Надо прежде всего хорошенько всех познакомить. Только предупреждаю вас, что без вина знакомство плохо клеится.
Доротея быстро распахнула буфет, достала бутылку портвейна и вазу бисквитов, отрывочно рассказывая свои приключения в Рош-Перьяке. У графини вытянулось лицо.
– Значит, бриллианты безнадежно потеряны?
– Спросите кузенов, они их искали, не жалея сил.
Но кузены были заняты своими мыслями: их мучила новая загадка. Они мялись, переглядывались и, наконец, заговорил Эррингтон:
– Не сочтите это неделикатностью, Доротея, но нам непонятно… Вы позвольте сказать откровенно?
– Ну, конечно, Эррингтон.
– Эти триста тысяч франков…
– Вас удивляет, откуда они взялись?
– Вот именно.
Доротея шаловливо наклонилась к уху англичанина и прошептала:
– Это все мои сбережения, добытые в поте лица.
– Вы шутите.
– Не верите… Ну хорошо, я буду откровенна… – И, наклонившись к другому уху, прошептала с плутоватой улыбкой: – Я их украла.
– О кузина!.. Так не шутят.
– Неужто не верите? Откуда же им взяться? Конечно, украла.
– А я и мои друзья решили, что вы их нашли.
– Где?
– На развалинах Перьяка.
Доротея захлопала в ладоши.
– Браво! Вы угадали! Я их нашла в песке, под дубом. Наш сиятельный предок устроил банк под корнями и положил их туда на проценты. Закопал деньги в восемнадцатом веке, а я нашла билеты выпуска двадцатого года.
– Перестаньте шутить, Доротея, – вмешался Дарио. – Скажите прямо: найдены бриллианты или нет?
– Почему вы об этом спрашиваете, раз давно решили, что дело гиблое?
– Потому, что у вас откуда-то появились огромные деньги. Вы могли их выручить от продажи одного из бриллиантов. Это во-первых, а во-вторых, мне всегда казалось странным, что, потратив такую бездну энергии, вы вдруг сложили руки и не захотели нам помочь.
Доротея лукаво посмеивалась.
– Значит, вы полагаете, что я могла найти бриллианты, не разыскивая их?
– Вы можете все, – развел руками Вебстер.
– О да, – продолжала графиня. – И я уверена, что вы их нашли.
Доротея молча улыбнулась.
– Правда, нашли? – повторила графиня.
– Да, – сказала наконец Доротея.
– Где? Когда? – воскликнул Эррингтон. – Ведь вы все время проводили с нами.
– О, вы не могли мне помешать. Еще гостя в Роборэе, я поняла, где спрятано сокровище.
– Каким образом?
– Благодаря девизу!
– Нашему девизу?
– Да. Это так просто, что я удивлялась слепоте всех искавших клад и наивности маркиза Богреваль. Но оказалось, что у маркиза был правильный расчет. В словах девиза – прямое указание на тайник. Девиз проставлен им повсюду: и на башенных часах, и на медалях, и на печатях конверта. И несмотря на это, сокровище было прекрасно спрятано.
– Но если вы сразу разгадали тайну, почему же сразу не достали сокровище?
– Потому что в девизе сказано, в чем спрятано сокровище, но не указано место. О месте я узнала по медали. А попав в Рош-Перьяк, я через три часа нашла тайник маркиза.
Марко Дарио был сбит с толку и несколько раз повторил про себя:
– In robore Fortuna…
Все про себя повторяли те же три слова, точно волшебное заклинание.
– Ну-ка, – подзадоривала их Доротея. – Все вы знаете латынь. Попробуйте перевести эту фразу.
– Фортуна – значит богатство, – ответил Дарио.
– Да, но речь шла не о богатстве, а о бриллиантах. Значит, можно перевести так: «Бриллианты в…» Ну, что же вы молчите?
– In robore – в твердости духа, – смеясь, перевел Эррингтон.
– В крепости, в силе, в стойкости, – подсказывал Вебстер.
– А еще? Ну-ка, поднатужьтесь. Здесь творительный падеж. Вы его производите от слова robor, а нельзя ли его произвести от другого слова? Не помните? Ну так вот: я очень плохо помню латынь, но когда я прочла девиз, то сразу вспомнила, что это творительный падеж от двух слов: robor и robus, то есть дуб. Значит, девиз означает, что бриллианты спрятаны в дубе. Где растет этот дуб, написано на медалях – в замке Рош-Перьяк. Вот почему я привела вас двенадцатого июля к дубу. Видите, как это просто. Потом я внимательно осмотрела его кору и увидела на высоте полутора метров шрам от старого надреза коры. Я и решила, что это тайник маркиза. И в первую же ночь, когда вы спали в башне, мы с Кантэном взялись за работу. В темноте это было трудновато, но мы упорно пилили и резали, пока не наткнулись на что-то твердое. Тогда мы расширили отверстие, просунули руку и вытащили четыре ядрышка с орех величиной. Сверху они обросли грязью, но мы их отмыли, оттерли, и бриллианты засияли как кровавые звезды. Три бриллианта со мной. Вот они. А четвертый в залоге у нотариуса Деларю в Нанте. Он согласился дать мне под него триста тысяч, хотя долго раздумывал и даже вызвал ювелиров-экспертов для оценки.