Как ты? Как все вы? Много ли сидит сегодня?[274]
Голубчик мой Коля, в один прекрасный день случится катастрофа: я лопну от стыда перед тобой!.. Если не хочешь такой ужасной кончины моей, то прости меня и еще раз так, как прощал прежде. Вот право, без шутки, какой-то рок тяготеет надо мной. Опять я позвал тебя к себе в тот день, когда не могу быть дома. Уже Бог весть как давно я обещал Ане[275] пойти на 2-ое представление Ruy Blas[276]. А оно будет в пятницу. Я вчера измучился (истинно тебе говорю). Прийти бы ты мог в субботу, если можешь в 6 ч. В 9 ч. мы читаем с Аней. До 9-ти я совсем свободен. Приди, пожалуйста, я буду очень тебя ждать, буду также ждать прощения.
Крепко тебя целую. Поклон от меня своим.
Твой ВК [подпись]
21 февр. [18]91 г.
АХ, ф. 81, д. 98, л. 120–121
№ 11
20 июня [18]91 г., Троекурово [Московской губернии]
Голубчик мой, Коля, я получил твою телеграмму и собрался в субботу ехать повидать тебя, но сегодня неожиданно проявилась лихорадка, кажется, впрочем, не из крупных: я хожу и даже занимаюсь. Если она не усилится, то к субботе я буду здоров и с радостью увижу тебя. Целую тебя крепко. Всем мой искренний привет.
Твой ВК [подпись]
Я очень поправился, но от простуды видимо меня могила исправит. Зато мог бы повидать тебя. Когда едете за границу?
АХ, ф. 81, д. 98, л. 132
№ 12
26 июня [18]91 г., Москва
Милый друг Коля, посылаю тебе Чупрова[277]. Будь добр вручить Прасковье программы. Я забыл оставить тебе вчера 1 р. 25 за извозчика.
Крепко целую тебя, жму руку и жду к себе в Троекурово.
Поклонись хорошенько Вере и Елене Ник.[278] и пожелай им от меня всего лучшего. Мой поклон Алексею Ник.[279]
Твой ВК [подпись]
АХ, ф. 81, д. 98, л. 130
№ 13
28 сентября [18]91, Одесса
Ужасно мне досадно было, дорогой друг Коля, что не удалось побывать у вас в понедельник. Я совершенно замучился от езды по нашим достославным мостовым, да и брат Володя[280], горевавший о моем отъезде, просил меня побыть с ним лишние полчасика. Так я и не уехал, п[отому] ч[то] вечером еще д[олжен] б[ыл] быть у Шейманов[281], ибо были его именины. – И вот я здесь, на юге, цену к[ото]рого хоть приблизительно поймешь именно осенью, когда вместо сизых туч – синейшее небо, вместо аромата «Moskau» – освежающий запах моря, вместо сетки дождя – лучи яркого солнца, вместо мутных луж – беспредельное море. Но … «все в природе прекрасно» и одним югом не проживешь. – Как-то твои дела? Душит ли тебя теперь кошмар сна наяву, что послала нам двуликая судьба? Здесь солнце разгонит его: луч радости. Мне некогда плакаться. И лишь ночью … ну, да Бог с ней, с ночью, когда солнце светит. Господи, как хочется определенности, хоть какой нибудь! Но хочется и удовлетворения. Сумбур в сердце. Жму твою руку – крепко целую тебя. Товарищ по крушению[282].
Твой ВК [подпись]
АХ, ф. 81, д. 17, л. 71–72
№ 14
6/18 Ноября [18]91. Вена
Видишь, дорогой друг Коля, обещание свое написать из Вены исполняю. Спешу похвастаться. Как-то ты исполнишь свое? Теперь уже 10 дней, что мы в Вене и 11 из России[283]. И можешь себе представить я начинаю уже привыкать и к окружающей чуждой речи, и к иноземным лицам, фигурам, движениям и даже выучиваюсь говорить на немецкий манер «gut Mo-ogen», «zohlen» вместо johlen и «cornix» вместо gar nichts[284]. Интересного тут так много, что я и не передам. Красивого тоже не мало, впрочем, кроме дамских физиономий и немецких масляных картин. Древняя, «так сказать», старина и гармонично с ней звучащая новизна – «вот суть 2 красных пункта» Вены. Нет, серьезно, здесь на многое можно глаза проглядеть, хотя многое и не по вкусу. Но поражает эта немецкая точность, предусмотрительность и рядом с ней быстрота. Все сидит в рамках и из них не вынут, а не то и голодным посидишь и многого не увидишь. В 7 ч. театр, концерт, в 10 конец, почти без антрактов, в 10 1/2 все спит. В 6–7 все на ногах и т. д.
Отсюда послезавтра мы едем в Мюнхен, затем в Милан, Лугано и числа 20-го нашего стиля будем в Париже, где надеюсь найти письма от тебя, их слать по адресу: Paris, Rue d’Assas, 130, Mlle Tsiklinsky для меня. А пока до свидания. Крепко целую тебя и жму твою руку. Аня просит передать тебе ее большой поклон, а мы вместе еще раз благодарим тебя. Передай Марии Михайловне[285], твоим сестрам и Екат. Ив.[286] мой поклон и пожелание всего лучшего. А Елене Ник.[287] передай мое поздравление и исполнения желания, которого я не дождался.
Еще раз целую тебя.
Твой ВК [подпись]
[Приписка на левом поле листа:] Пиши же побольше о себе.
АХ, ф. 81, д. 17, л. 77–78
№ 15
25 ноября / 7 декабря [18]91, Милан
А вдруг пропало то письмо и пропадет и это? Что же это будет?
Сегодня ровно месяц, что я женат и уехал за границу. Как это и мало и много в одно и тоже время! То вся поездка, а Италия в особенности, казались недостижимыми мечтами, а теперь они в руках и, конечно, не так ценятся, как в мечтах. Все же здесь хорошо. Ты пишешь, что я счастлив. И это правда. Ведь, не может же быть на земле такого счастья о котором когда-то мечталось, счастья, когда не боишься копнуть поглубже, чтобы не выскочило нисколько тяжко обманутых надежд, счастья, которое не сознаешь, за которое не цепляешься. Это все «мечты, мечты, где ваша сладость?»![288] И опять повторяю: я счастлив.
Теперь я убежден, что ты уже давным-давно получил мое письмо из Вены, посланное, кажется числа 3–4, если только оно не пропало. Если же письмо пропало, то это невозможно обидно, т[ак] к[ак] ты окончательно, наверное, утвердился в своих право обидных подозрениях. Я, Коля, все тот же и почему ты думаешь, что я мог измениться? Почему? Оттого, что мне хорошо? Но ведь это было бы … Я все тот же и люблю тебя по-прежнему. По-прежнему ты мне дорог или, лучше, становишься все дороже. Я иду вперед. Услышь же это, Коля. Завтра мы едем в Nervi, близ Генуи. Там хочется пожить не туристами, а я мечтаю о мазне красками. Числа же 20 по нынешнему стилю мы уже будем, вероятно, в Париже. Напиши же мне, голубчик, туда поподробнее о своих делах. Из твоего письма ничего ясно не видно. И не выдумывай, что портишь мне настроение. Это не по-дружески. Напиши мне подробнее . Как ты себя чувствуешь? Спишь? Голова? Все пиши. Хорошо? Крепко, крепко целую тебя, дорогой Коля, и жму твои руки.
Твой ВК [подпись]
[Приписка на левом поле листа:] Аня тебе кланяется.
АХ, ф. 81, д. 15, л. 109–110
№ 16
27 декабря 1891 г. / 8 января 1892 г., Париж
Начинаю тебе письмо, голубчик Коля, с просьбы. Правда, мне совестно просить тебя, т[ак] к[ак] знаю, как ты занят, но дружба понуждает меня к тому. Нет, серьезно: тебя я с самым легким сердцем побеспокою. Будь добр вышли мне наложным платежом 2 книги: Анучинские сани, лодка и проч.[289] и на днях вышедшую книгу Менделеева , название которой к досаде моей я не знаю, но содержание направлено на доказательство исключительной производительности фабричного производства и преобладания его над земледелием[290]. Если, как мне помнится, Анучин вышел из продажи, то не можешь ли прислать мне свою; через месяц я его перешлю тебе обратно. Если же тебе почему либо неудобно исполнить или все поручение или часть его, то, пожалуйста, прошу тебя, не исполняй неудобного тебе.
– Очень бы мне хотелось видеть первые взмахи весел твоей лодки и первые удары подводных камней по злобной волне. И уже твой парус широко разовьется и гордо выпрямит грудь под напором попутного ветра, когда я еще буду в поте лица трудиться над сталкиванием моей лодченки с песка, в к[о]т[о]рый она погружена и где засосана тиной. Мне разрешили держать экзамены 3-ий раз, но по всем предметам[291]. Впрочем в Мин[истерст]ве конфиденциально сказали, что, б[ыть] м[ожет], профессора сами зачтут сданные экзамены. Но это бабушка на двое сказала.
Радуюсь за тебя, что ты так спишь. Это необходимо при усиленных работах. Поздравляю тебя с секретарством[292]. Читал «Рус[ские] Вед[омости]». Оставь на меня, пожалуйста, экземпляр сборника былин[293].
Живем здесь по-старому. На днях сажусь за лекции. А пока только наслаждаюсь Парижем да живописью. Видел Казминых 3 раза и гулял с ними[294]. Теперь они уже в Берлине и 10-го будут в Москве.
Крепко целую тебя, голубчик мой Коля, и жму твои руки. Аня кланяется тебе и благодарит за поклоны. Я же шлю всем вашим большой поклон.
Твой ВК [подпись]
АХ, ф. 81, д. 98, л. 113–114
№ 17
15 / 27 февраля [18]92 г., Париж
Не зная, голубчик мой Коля, так давно, что ты поделываешь, как живешь, я пеняю, конечно, только на себя самого, т[ак] к[ак] ты написал мне последний и я давно не отвечал тебе. Но все эти справедливые соображения нисколько не заставляют меня меньше беспокоится за тебя. Петр Мих.