«Ты даже не представляешь, насколько прав», — подумал я.
Выступило ещё несколько человек. Все говорили примерно в одном и том же ключе, что человек это был хороший и жизнь свою прожил достойно.
И в тот момент, когда уже вроде бы все выступили, к небольшой трибуне откуда ни возьмись выскочил Николай Григорьевич. Он был растрёпан и взвинчен.
— Ваше Императорское Величество, — проговорил он, нервно сглатывая слюну, — я прошу прощения за происходящее, — после чего он обратился к распорядителю похорон, искоса поглядывая на меня. — Я прошу вскрыть завещание Альберта Эдгаровича для ознакомления.
— Почему такая спешка? — удивился тот. — Есть же протокол!
— У меня есть все основания полагать, что документы были подменены! — выдал Туманов, обернувшись при этом в сторону императора.
Тот, мягко говоря, был ошарашен происходящим. Ему казалось, что подобные выступления на похоронах кощунственны, но при этом понимал, что на его похоронах будет твориться нечто подобное. Если не хуже в несколько раз.
— Откуда у вас такие сведения? — холодно поинтересовался он у Туманова-старшего.
Тому бы уже в тот момент опомниться, но, судя по всему, отец Игоря совсем утонул в своём желании загрести поместье и деньги, поэтому продолжил:
— Ваше Императорское Величество, — он говорил столь подхалимским, но в то же время раздражённым тоном, что становилось противно, — поверенный Альберта Эдгаровича сообщил нам, что за три дня до смерти завещание было изменено. А поскольку у нас на руках есть заключение врачебной комиссии о недееспособности старого графа, любые внесения изменений в завещание должны быть опротестованы! Я просто хочу заявить сейчас, что должен увидеть завещание и, если оно не соответствует тому, о котором я знаю, буду опротестовывать его. Ваше Императорское Величество, прошу справедливости.
От этой горячей и противной, словно свежая рвота, речи обалдели все. Первым в себя пришёл Гагарин. Он даже меня опередил.
— Послушайте, — сказал он с прямотой военного, которому чужды были многие сантименты высшего общества. — Старый граф Озеров в одиночку сдерживал прорыв орков, — я обратил внимание на обычно спокойное лицо, посечённое шрамами, но сейчас на нём застыла гримаса брезгливости, а говорил он немного через губу, показывая своё презрение к Николаю Григорьевичу. — А вы смеете обзывать его недееспособным? Нестыдно? Его пепел ещё остыть не успел, а вы тут подобными заявлениями швыряетесь.
— Знаете, что? — ответил ему Туманов-старший в своей горячности, видя перед собой лишь одно возможное решение проблемы. Что сейчас всё для него сделает император. — В одиночку противостоять армии противника — это вообще ни разу не есть признак здравого рассудка и целостности ума! А, скорее, с точностью до наоборот!
И с победным видом повернулся от Гагарина к императору.
А монарх к этому моменту уже многое успел проанализировать и рассвирепел.
— То есть, — холодно, сквозь зубы, но всё же сохраняя остатки любезности, положенной по этикету, проговорил он, — вы хотите сказать, что защищать свой дом, свой род, в частности, и Отчизну, в целом, для вас является признаком безумия?
— Я… нет… — Николай Григорьевич понял, что просчитался, но никак не мог увидеть, где именно. — Просто он как безумец всё делал. Он вообще близких порой не узнавал. Лежал кабачком на кровати и ни на что не реагировал. Его же прислуга переворачивала, чтобы помыть. А потом в мозгу что-то искривилось, и он вскочил, побежал. Этот, — он махнул в мою сторону рукой, — подсуетился, чтобы тот ему завещание переделал. А орки просто подвернулись, вот он их и полил водичкой. Безумец не становится от такого здравым!
— Алексей! — позвал император Гагарина. — Я тебя знаю много-много лет, и твоему слову верю. Ты тут был с самого начала и видел графа Озерова постоянно. Скажи, он был похож на безумца.
— Но он… — попытался что-то вставить Туманов-старший.
— Молчать! — рыкнул на него монарх и обратился к Алексею.
— Насколько я знаю, — проговорил тот ровным спокойным голосом, словно отчитывался о проведённой операции, — все три дня, что я был тут, старый граф Озеров был в полном сознании, трезвом уме и здравой памяти. Координировал развёртку оборонительных сооружений и содействовал группе быстрого реагирования в полном объёме. Никакого помутнения рассудка я не заметил даже в малой части.
— Хорошо, — кивнул ему император. — А теперь огласите завещание.
Распорядитель огласил завещание Альберта Эдгаровича. По мере того, как он читал, Туманов-старший то бледнел, то зеленел, то багровел.
— Чтобы пресечь любые поползновения и ненужные инсинуации, — негромко проговорил император, и всё равно у него это получилось весьма торжественно. — Императорской волей и своим непререкаемым словом признаю юридическую законность этого завещания в полном объёме и запрещаю любую возможность апелляций.
Николай Григорьевич сокрушённо схватился ладонями за лицо.
Но тут же снова началось землетрясение. Оно чувствовалось ровно так же, как и три дня назад.
Охрана взяла императора в кольцо, но тот, видя, что явной угрозы нет, махнул рукой.
— Кто-нибудь, — сказал он, а затем понял, что неопределённость самый страшный противник выполнения поручений. — Гагарин, Алексей, поезжай, пожалуйста, к разлому, посмотри, что с ним.
Но я уже и так знал, что произошло. Ещё до того момента, как Алексей приехал и отрапортовал:
— Разлом закрылся, словно и не было его. В котлован озера начала прибывать грунтовая вода!
— Да горничную почеши, — высказался император и с досадой махнул рукой. — Ну почему так?
«Потому что Дзен наконец-то разобрался со своим косяком», — мог бы ответить я, но счёл за лучшее промолчать.
Глава 8
Сразу после нового землетрясения улей зашевелился. После Гагарина к разлому, точнее, к тому месту, где он был совсем недавно, поехали и великие князья, и император со свитой. Но увидеть они смогли лишь постепенно наполняющееся озеро.
И никаких следов чего-то такого, что не укладывалось в их картину мира.
— И куда всё могло деться? — интересовался князь Тверской, оглядывая водоём, словно надеялся рассмотреть сквозь водную гладь и дно пропавший мир орков. — Это как-то возможно исправить?
Гагарин почесал подбородок и лишь потом понял, что все присутствующие смотрят на него, словно видят в нём главного, поэтому смутился.
— Я не знаю, — ответил он, покачав головой. — Мы, конечно, можем обследовать дно, но, полагаю, это ни к чему не приведёт.
— Совершенно уверен в том же самом, — согласился я, понимая, что мир с зелёными орками уже далеко-далеко от нас. И мне ещё повезло, что я успел заполучить пропуск Силиконы. — Думаю, что произошёл процесс обратный тому, что вы называете сопряжением.
— И из-за чего такое могло случиться? — император всё ещё искал причины произошедшего.
Я же полагал, что знаю их.
— Думаю, то, что было не в порядке, когда миры столкнулись, снова пришло в равновесие, вот миры и разъединились, — ответил я, думая о том, что нужно бы восстановить беседку по центру.
Уж не знаю, как Дзен допустил, чтобы миры так долго провисели сцепленными, но я надеялся, что он наконец-то навёл порядок и теперь ничего из ряда вон не произойдёт. Я спокойно отбуду свои каникулы до конца и вернусь на Олимп.
И тут я поймал себя на том, что буду скучать по всему, что тут происходило. Может, стоит наведываться на Землю почаще? В конце концов, я уже тут и друзей себе завёл. Но нужно будет что-то решить с человеческим телом. Так как постоянно стеснять Игоря я не собирался. Да и к тому же я — бог, смогу и собственное создать.
Понятно, что на наполняющееся озеро смотреть было не так же интересно, как на дымящийся разлом, из которого вылетали ящеры с зелёными всадниками. Поэтому народ потихоньку начал возвращаться к своим делам.
Когда все разъехались, остались мы вдвоём с Гагариным.
— Пойдём, — сказал он, легонько хлопнув меня по плечу. — Я познакомлю тебя с человеком, который будет обеспечивать твою безопасность.
— Пойдём, — согласился я и повернулся лицом к усадьбе. — С радостью познакомлюсь, а то чувствую, после сегодняшнего меня захотят убить с ещё большим желанием, чем раньше.
— Но теперь это будет крайне тяжело сделать, — откликнулся Алексей, бодро ступая рядом со мной. — После того, как твоей персоной заинтересовался император.
Я не стал ему говорить, что пока бог находится внутри смертного тела, его вообще практически невозможно убить, тем более уровень божественной благодати рос неуклонно. Скоро мне надлежало вернуться к себе, и вот тогда Игорю понадобится вся возможная защита. Ибо мы неплохо разворошили это осиное гнездо.
— А вот эта женщина, которая выступала после тебя, — внезапно спросил меня Гагарин. — Ксения, кажется…
— Ксения Альбертовна, — кивнул я, не совсем понимая, корни интереса военного. — Моя родная тётка.
— Тётка? — переспросил Алексей, о чём-то размышляя, но снова переключился на собственный интерес. — А она замужем?
— Нет, — ответил я, обратился к Игорю и узнал всю необходимую информацию. — И, сколько себя помню, никогда не была.
— Ага, — только и ответил мне Гагарин, больше ни слова об этом ни сказав.
В усадьбе с широкой улыбкой на губах Ксения Альбертовна в который раз перечитывала завещание. Её, как я понимал, всё устраивало. Как устраивало и Светку, которая лишь из дополнительной осторожности пока не скидывала с себя личину уродки.
Туманов-старший, как нам сказали, пытался ворваться в дом и чего-то требовать, но его выгнали взашей люди Гагарина. Одним словом, всё было ровно так, как и должно было быть.
Тут же нас ждал и человек, которого обещал мне Алексей.
— Максим Пожарский, — представил мне его Гагарин. — Отныне твой начальник охраны.
— Что ж, очень приятно, — проговорил я и протянул руку молчаливому и неулыбчивому человеку. Лицо его больше напоминало высеченную из гранита маску. — Игорь Туманов.