Из «своих» в ресторане остался один Куперович. Он сидел над бутылкой пива и выглядел отчего-то абсолютно несчастным. Может быть, надрался вместе с Максом и впал в пьяную тоску?
Как только они с Глебом прошли мимо его столика, Варя вдруг будто спохватилась.
– Извини, я на секундочку. Узнаю у Антона, что поделывает Тоня. Слышал, как Эдик с ней вчера обошелся?
Неосознанно Варя вела себя с Глебом, как с убийцей, которому нужно заговорить зубы, пока не подоспело подкрепление. Она действительно боялась его. Теперь ей казалось, что нутро у него темное, как дьявольский котел. Почему она сразу не ушла от него? В тот миг, как он признался, что вступил в игру против Ярослава. «Да я просто струсила, – поняла Варя. – Я знаю, что простого отказа для Глеба будет недостаточно. Возможно даже, отказ только распалит его. И он изобретет какой-нибудь хитрый способ усыпить мою бдительность. Мне нужно бежать от него. Бежать и прятаться».
– Антон, дай мне ключ от своего номера, – потребовала она без всяких предисловий, нависнув над Куперовичем.
Тот безропотно достал из кармана куртки ключ и, обратив к Варе туманные стекла очков, спросил:
– А как же я?
Варя не могла, в свою очередь, отдать ему ключ от своего номера, потому что он остался у Глеба. Глеб забрал оба ключа у портье и положил в карман своей куртки.
– А ты будешь спать на диване, – решила она. – Приходи через полчаса. Подай условный сигнал, и я тебя впущу.
– Ладно, – кивнул несчастный Куперович, вероятно, не понимая, за что ему приходится страдать.
Глеб топтался в холле, держа в охапке одежду. Варя сказала:
– Пойдем. Я ужасно устала.
В ответ он нежно поцеловал ее в висок. По спине у нее проползла холодная змейка страха.
– Не надо, я не хочу, – сказала она, тряхнув головой.
– Чего ты не хочешь? – опешил Глеб.
Они стояли возле открывшихся дверей лифта и смотрели друг на друга. Вернее, это Глеб смотрел на Варю. А она уперлась взглядом ему в грудь и тяжело дышала.
– Варь, ты что, с ума сошла? Ты пожалела Яра, и я в твоих глазах тут же превратился в отрицательный персонаж? Знаешь, это капельку обидно. И ужасно несправедливо. Ты ведь ни в чем толком не разобралась. И ты не слышала Диану, ее историю. Яр для тебя идеал, да? Прости за банальность, но идеальных людей не бывает.
– А тебе не приходит в голову, что я просто расстроилась? – Варя неожиданно вскинула голову. Взгляд ее показался Глебу невыносимым. – Я никого не обвиняю и никого не защищаю. Я всего лишь устала и хочу спать.
– Варя! – Куртки мешали Глебу, но он все равно ухитрился схватить ее за запястье. – Ради бога, послушай меня… Если я ошибся, если ты считаешь, что я серьезно ранил Ярослава, я пойду к нему и во всем признаюсь. Я тебя послушаю. Только тебя одну. Ты многое для меня значишь. Может быть, я немного запутался… Но это не значит, что нужно от меня сразу отворачиваться! А ты сейчас именно воротишь нос.
Варя не знала, что делать. Ее чувства менялись, словно картинки в калейдоскопе. Она почти влюбилась в Глеба и вдруг возненавидела его, потом с облегчением простила и сразу же страшно разочаровалась. И вот теперь снова у нее в груди закипала жалость, рождалось приятие. Она опять ощутила на себе силу его обаяния. Возможно, Глеб влиял на атомы, из которых состояло ее тело? Или же его аура поглощала ее собственную, подстраивала ее под себя?
– Пойдем, – сказал он и, еще раз нажав на кнопку, потянул Варю за собой в кабинку лифта. Двери мягко зашипели и закрылись. – Мы всего лишь посидим вместе, и все. Я хочу просто твоего присутствия, понимаешь? Не больше. Ничего больше…
Оказавшись внутри наедине с Глебом, которого она то любила, то не любила, Варя вдруг почувствовала, что должна немедленно бежать. Она прижала сумочку к животу. Ключ от номера Куперовича лежал внутри.
– Дай мне мою куртку, – сказала Варя, улыбнувшись негнущейся улыбкой. – Я повешу ее в шкаф и приду к тебе. Через пять минут, ладно?
Теперь они уже шли по коридору – напряженные, как два агента спецслужб, выполняющих задание.
– Пять минут, – повторил Глеб. – Пожалуйста, не обманывай меня.
Варя была уверена, что своими последними словами он ее обезоружил, что она действительно не может обвинять его в обмане и тут же, не отходя от кассы, обманывать его самого. И все же, как только за ним закрылась дверь, инстинкт самосохранения буквально бросил ее вперед. Она пулей промчалась по коридору, выбежала на лестницу и, некрасиво перепрыгивая через ступеньки, взлетела на один этаж. Ключ от номера Куперовича Варя вырвала из своей сумочки едва ли не вместе с подкладкой, неосторожно разбрызгав по ковру серебряную мелочь. Трясущимися руками открыла замок, впрыгнула внутрь, заперлась и в изнеможении опустилась прямо на пол, уронив голову на колени.
Сердце трепетало в груди, а чувство облегчения было таким огромным, таким всеобъемлющим… Глеб остался где-то внизу, на другом этаже, и он никогда не найдет ее здесь. Где угодно будет искать – может быть, даже у Тони или у Муси. Но уж точно не у Куперовича!
Она достала из сумочки телефон и быстро набрала сообщение: «Я не приду. Между нами ничего не может быть. Не ищи меня». Дважды прочитала то, что получилось, и дала команду «отправить».
Тотчас ею овладело почти истерическое веселое возбуждение. Она поднялась на ноги, включила свет и оглядела номер. Куперович оказался аккуратистом. Гостиничный порядок не был нарушен, единственное, что бросалось в глаза – это носки, трогательно висевшие на спинке стула, и малоформатная книжка в изголовье кровати. Варя не удержалась и посмотрела на обложку. «Осип Мандельштам», – было написано на ней.
– Можно прослезиться, – пробормотала она и отнесла «Мандельштама» на диван.
Предполагалось, что Куперович будет спать именно на диване. Не зная, куда себя деть, и стараясь не думать ни о чем важном, Варя включила телевизор, нашла музыкальный канал и принялась разгуливать по номеру, распевая песни и делая смешные «па», которые со стороны были больше похожи на обезьяньи ужимки. Впрочем, никто ее не видел.
Резвилась она до тех пор, пока не услышала в коридоре, за дверью какой-то посторонний шум. Сердце мгновенно улетело в пятки, а Варя дрожащими руками выключила телевизор и прислушалась.
– У-ху! У-ху! – донеслось до нее.
Звук был настолько странным, что девушка на секунду опешила. Но тут же до нее дошло, что за дверью стоит Куперович. Вероятно, в его понимании крик совы и был тем самым условным сигналом, который ему велели подать.
– Антон, это ты? – негромко спросила Варя, припав щекой к холодному дереву.
– У-ху! У-ху! – раздалось в ответ.
Она решила, что вряд ли это Глеб ухает за дверью, и открыла.
Куперович стоял по стойке смирно, а по коридору с пустым подносом шел официант. Вид у него был невозмутимый. Варе во второй раз за вечер стало неловко.
– Тебе что, больше делать нечего? – напустилась она на Антона.
– У вас продается славянский шкаф? – важно спросил тот и подбоченился.
– Да входи же ты, – пробормотала Варя и втянула его внутрь, ухватив за полу пиджака. – Тоже мне, Штирлиц.
– Бери выше! – возвестил Куперович, воздев палец, искривленный от постоянной писанины. – Бонд. Джеймс Бонд!
Из-за плохого зрения Антон не мог подолгу сидеть за компьютером. Он писал от руки, и его нежные суставы не выдержали напряжения. Он с удовольствием демонстрировал «производственную травму» по делу и без дела.
– Вот, видишь мой кривой палец? – угрожающе спросил он у Вари. – Меня пытали спецслужбы.
– Господи! Что сегодня за день?! – Она завела глаза к потолку.
– Сегодня вторник, – сообщил Куперович, посмотрев на часы.
– Сегодня вторник, и тебе пора спать. Немедленно раздевайся и ложись на диван. Если хочешь, можешь почистить зубы.
– Не хочу, – тотчас откликнулся тот и попытался снять с себя ботинки. – Я же не лошадь.
Ботинки были зашнурованы и не поддавались. Тогда Антон наклонился и принялся развязывать шнурки, опасно раскачиваясь из стороны в сторону.
– Дай мне пройти, – потребовала Варя.
– Иди, – проворчал Куперович. Голова его была внизу, а зад наверху.
– Тогда убери круп.
Он убрал и тут же весело продекламировал:
– Крупный немецкий промышленник Круп упал в котел, где варился суп.
– Антон, я сама сниму с тебя ботинки, – сказала Варя и опустилась на колени. – Давай сюда ногу.
Куперович послушно выставил вперед одну ногу и продолжил декламацию:
– Немецкого промышленника Крупа на части разорвали два оживших трупа!
– Очень смешно. Стой, не брыкайся!
Варе пришлось приложить немало усилий, чтобы стащить с Куперовича пиджак. Вероятно, снятие пиджака отправило в его мозг некий сигнал, потому что в следующую минуту он разделся сам, до трусов, причем очень ловко. Впрочем, тут же возжаждал снять и трусы, но Варя угрожающим тоном произнесла:
– Только попробуй.
Куперович хихикнул, повалился на диван и забрался под покрывало, которое Варя поспешно сдернула с кровати и принесла ему. Выпростал голову и торс и с выражением прочитал:
– В немецкого промышленника Крупа для бодрости вкрутили два шурупа.
– Не могу поверить, что человек, который возит с собой томик Мандельштама, под завязку набит глупыми стишками, – пробормотала Варя.
– «Я качался в далеком саду
На простой деревянной качели»…
– Куперович, если ты сейчас же не заткнешься, я задушу тебя твоими же носками.
– Они уже проветрились? – с интересом спросил тот.
– Не знаю, не нюхала.
Куперович захохотал, и его очки от смеха сползли набок. Варя подхватила их и положила на тумбочку. Вероятно, это было некое ритуальное действие, потому что, оставшись без очков, Антон мгновенно закрыл глаза и отключился. Его ровный, рокочущий храп покрыл все остальные мелкие звуки.
От этого храпа Варе стало уютно. Ее отец никогда в жизни не храпел – спал тихо, вальяжно раскинувшись, занимая все предоставленное ему пространство. Мама говорила, что он святой. Единственным мужчиной, с которым Варя проводила ночи, был Владик. Вот он-то храпел, как больной дракон, да так громко, как будто у него и вправду было три головы. Храп был свистящим, шипящим и легко переходил из одной октавы в другую. Порой он доводил Варю до зубовного скрежета.