Все закончилось с гонгом. Бом! И все тела, конвульсивно дергавшиеся вокруг меня, вдруг обмякли. Бом! Валявшиеся на земле поднялись на ноги. Бом! Не глядя друг на друга, все начали расходиться по ханокам.
Все они – марионетки. Их воля полностью подчинена секте, но этого мало. Их травят для того, чтобы подчинить и их тела. Лагерь зомби. Когда те же три удара в гонг разбудят вас завтра, мы будем уже далеко.
Мы ждали, затаившись за дверью ханока, пока все звуки вокруг смолкнут. И когда погасли огни в других домах и во дворе, в спешке натянули на себя по несколько футболок и свитеров – все, что привезли с собой, – прихватили пакеты с едой и водой и собирались выйти. Как вдруг на крыльце, прямо за дверью, раздался жалобный и протяжный вой.
Только бы не Сальджу! Но вой не смолкал – пес выл снова и снова, но не озлобленно, а гулко, со стоном. У меня мороз пробежал по коже. Что-то неприятное внутри шевелилось от таких звуков. Но это был не страх перед собакой, а нечто совсем другое. Необъяснимое, смутное и сильное, затягивающее, как вонючая болотная трясина. Собаки способны учуять это. Их вой – предупреждение людям о том, что ждет на пороге. Доски крыльца задрожали, когда на них рухнуло что-то тяжелое.
Мы с Катей оторопели. Выпустив из рук пакеты с припасами, я дрожащими руками включила фонарик на мобильном. Мы открыли дверь. Ночной воздух пахнул теплым и тяжелым запахом. Распластавшись на крыльце, перед нами лежала Су А. Ее руки, исчерченные глубокими порезами от локтей до запястий, истекали кровью.
Мой собственный крик, разбудивший лагерь, прозвучал как чужой. Катя застыла на пороге. Я соскочила на землю, перепрыгнув через ступени, и едва не упала – ноги подкосились. Оказавшись рядом с Су А, я не знала, что делать. Она была без сознания, а из ран на ее предплечьях сочилась кровь, капая на доски.
Спустя полминуты появилась Джи Хе. Увидев, что произошло, она сдержала крик, зажав рот ладонью. А потом обратилась к Кате:
– Ты – медик, – сказала она. – Что нам делать?
Я взглянула на сестру. Она продолжала истуканом стоять в дверном проеме и смотрела перед собой невидящим взглядом.
– Катя! – окрикнула я ее.
Она вздрогнула и посмотрела на меня. Джи Хе повторила вопрос. Катины глаза забегали, а голос прозвучал холодно, отстраненно.
– В медпункт, – проговорила она, не глядя на нас. – Нужно отнести ее в медпункт.
Один за другим появлялись обитатели лагеря, и каждый вскрикивал от ужаса, завидев Су А. Первыми из парней прибежали Ю Джон и Ан Джун – они перенесли Су А в медпункт и уложили на кушетку. Джи Хе вывалила на стол перед Катей содержимое местной аптечки.
– Бинтов надо больше, – сказала Катя. – Еще нужны кровоостанавливающие лекарства, антибиотик и капельница.
Джи Хе записала названия, которые продиктовала сестра, и обещала немедленно съездить за ними в «клинику». Услышав это, Катя, до сих пор словно пребывавшая в трансе, очнулась:
– Нам стоит отправить ее туда, – выпалила она. – В клинику. Ей нужен будет специальный уход…
Но Джи Хе перебила ее:
– Это невозможно. Мы привезем лекарства, но помощь ей должна быть оказана здесь. Пожалуйста, позаботься об этом.
Эта фраза была сказана резким и повелительным тоном, и Катя не стала возражать. Было не до споров – Су А истекала кровью, и помочь ей нужно было немедленно. Джи Хе попросила всех выйти, в помещении остались только мы с Катей.
Сальджу не прекращал выть под дверью, и я услышала, как, едва ступив за порог, Джи Хе рявкнула на Чан Мина:
– Делай что хочешь, но чтобы, начиная со следующей ночи, я его не слышала!
– Нуним, но… – попытался оправдаться Чан Мин, но она не дала ему договорить:
– Снотворное в медпункте. Тебе все понятно?
Чан Мин что-то буркнул в ответ, но я не расслышала – гулкий и протяжный вой заглушил слова.
– Господи! – застонала сестра, закрыв лицо руками.
Я схватила со стола упаковку стерильных бинтов и подскочила к ней.
– Вот бинты, – выпалила я. – Чем тебе помочь?
– Вымой руки, – все так же не отрывая ладоней от лица, сказала Катя, – потом…
Я бросилась к умывальнику и принялась тщательно намыливать ладони. «Быстрее, быстрее!»
– Вскрой упаковку бинта и достань его, – командовала сестра. – Подойди к ней и бинтуй руку, начиная с запястья. Потуже, но не передавливай.
Я метнула взгляд в ее сторону:
– А ты? Ты разве не будешь?..
– Нет, – отрезала сестра. – Я буду искать лекарство.
Я подскочила к Су А и, приподняв ее левую руку, приложила конец бинта к запястью. Ткань тут же пропиталась кровью. Я обернула бинт вокруг запястья несколько раз и начала подниматься выше. В один из порезов забилась земля.
– Здесь грязь! – крикнула я сестре. – В ране земля!
Катя схватила со стола какой-то флакон и большой кусок ваты.
– Намочи в этом и промой! – скомандовала она.
Флакон был у нее в руках. Она продолжала стоять у стола.
– Катя! – заорала я. – Дай мне его! Я не могу бросить ее! Крови слишком много!
Катя машинально приблизилась и сунула мне флакон. Я больше не смотрела на сестру, но знала: она отошла обратно к столу. Промыв рану, я забинтовала ее и принялась за вторую руку. Рукава толстовки, джинсы, мои руки – все было в крови. Там, где только что лежала рука Су А, кровь струйкой стекала с кушетки, капая на пол. Закончив, я подскочила на ноги. Меня трясло.
– Что еще нужно делать? – спросила я сестру.
Мой голос звучал надрывно, истерично. Катя покачала головой: ничего.
– Какое-то время она будет без сознания, – тихо сказала она. – Когда принесут лекарства, я… поставлю капельницу.
От нервного напряжения мне было трудно устоять на месте – нужно было что-то делать. Я схватила из угла какую-то тряпку и, намочив ее, принялась отмывать кровавые пятна с пола и кушетки. Раз за разом я терла окровавленную поверхность, возвращалась к раковине, чтобы смыть с тряпки кровь, и снова терла пятна. Даже отмыв все, я продолжала натирать потемневшие от впитавшейся крови доски.
– Она не умрет? – с дрожью в голосе спросила я.
Катя снова покачала головой:
– Порезы неглубокие. До вен она не дошла.
Сестра продолжала стоять у стола, пялясь на рассыпанные по нему тюбики, блистеры, баночки. Она все еще была будто в трансе. Я посмотрела на нее, и меня вдруг как громом поразило. Слова сами сорвались с губ:
– Ты боишься… Крови?
Сестра молчала, продолжая стоять вполоборота ко мне. Я обошла стол, встав прямо перед ней. Она отвела взгляд.
– Боишься?! – едва не выкрикнула я, уставившись в ее побледневшее лицо.
Она кивнула на окровавленную тряпку в моих руках:
– Убери.
Я швырнула тряпку под раковину и отвернулась к стене. Моя сестра – будущий врач. Она бредила медициной, все уши мне прожужжала. Она закончила в этом году второй курс медицинского и была лучшей в потоке. Она только что заставила меня оказывать первую помощь человеку, потому что боится крови.
Если бы мама только знала… Для нее кровь – все равно что слюна или слезы. Вытер и пошел дальше. Она не раз спасала людям жизни, и не только на операционном столе. Однажды мы ехали в автобусе и один из пассажиров – мужчина – внезапно начал задыхаться. Пока все остальные охали и хватались за телефоны, мама заглянула ему в рот, а потом ощупала горло. А затем – все были в ужасе – повалила его на пол и, выхватив из волос, собранных пучком на затылке, острую заколку-шпильку, которую всегда носила в прическе, воткнула ее ему прямо в горло. Потом попросила меня достать ручку и вытащить стержень, и, когда я дрожащими руками протянула ее, мама вставила полую трубку от ручки в горло пассажира вместо заколки.
Оказалось, мужчина сильно подавился, и еда попала в дыхательные пути. Пробив трахею, мама дала ему возможность дышать до приезда скорой. Когда она вытащила свою заколку из его горла, та была вся в крови. Я помню, как мама, в спешке забыв обтереть ее, снова воткнула себе в волосы – на прежнее место. Но, даже когда заколка прошла насквозь толстый узел волос и показалась с другой его стороны, на ярком металле остались алые прожилки.
«Моя сестра, которая мечтала спасать жизни, как мама, боится крови».
– Глупо, верно? – вяло усмехнулась она. – Ее… надо укрыть. Ей будет холодно…
Я выскочила наружу – Джи Хе и Ю Джон все еще стояли здесь.
– Нам нужны одеяла, – сказала я.
– Су А не умрет? – спросил Ю Джон.
– Нет, – сказала я. – Конечно, нет, но она потеряла много крови, и, чтобы согреть ее, нужны одеяла.
Ю Джон молча зашагал к дому. Через минуту он принес два пледа. Мы укрыли Су А потеплее и отправили его спать, заверив, что подежурим с ней. Он колебался, но все же вернулся в ханок. Когда он оглянулся, уходя, в его взгляде я увидела… Что это? Благодарность или… Нежность? Если так, то она не для меня. Конечно, нет. Она предназначалась той, что расчерчивала ножом собственные руки, пока он дрыгался у костра.
Я вернулась в медпункт. Сестра сидела у стола, спрятав лицо в ладонях. Я не могла не спросить:
– Как ты додумалась пойти учиться на врача? Неужели из-за мамы?
Катя кивнула.
– Но… Не могу поверить, что ты и правда боишься! Для врачей ведь кровь – обычное дело… Да что кровь! Вас ведь в морг водили, вы же… Резали трупы настоящие…
Мне было трудно даже произнести это, но я хорошо помнила Катины рассказы о зачете по патологоанатомии. «Ни один макет не покажет строение организма так наглядно!» – воодушевленно рассказывала она нам с мамой после первого визита в морг. «Какое самообладание!» – восторгалась я тогда. А теперь… Но как?
– С моргом… Мне помог Сережа. Сама я бы не выдержала… – тихо проговорила Катя. – Он подрабатывает… Там.
– Твой парень работает в морге? – опешила я.
– Санитаром.
– И как он помог? Подсунул преподу по патанатомии твою зачетку вместо своей?
Катя посмотрела на меня. Бледная, с потухшим взглядом.
– Помнишь ту ночь, когда меня не было дома? – спросила она.