Сразу после ужина я схватила поднос с едой и сообщила всем, что спешу к Су А. Вызвав рвоту в лесу неподалеку и наскоро перехватив сухого рамена в нашей комнате, я вошла в помещение медпункта. Свет не горел, и я включила его. Су А сидела точно в той же позе, в которой я ее оставила: тело неподвижно, взгляд вперился в стену. Есть она, конечно, отказалась.
В тот день так никто и не приехал за ней, и меня это тревожило. Неужели ее родственникам не хватило целого дня для того, чтобы добраться сюда? И вообще, сообщила ли им Джи Хе о случившемся?
Взгляд упал на ржавые заскорузлые бинты на ее предплечьях – их, наверное, стоит сменить. Я не знала, будет ли от этого какая-то польза, но лучшего предлога пропустить хотя бы начало вечерних посиделок не нашла. Су А не сопротивлялась, когда я, снимая бинты, смочила водой присохшую к коже марлю. Порезы уже подсохли, но выглядели чудовищно. Длинные, глубокие, словно отпечатки острых когтей. Я представила, как она, истекая кровью, продолжала резать собственную плоть. Разве нормальный человек способен на такое?
Страшнее зрелища ее израненной кожи было только ее молчание. Мрачное, отстраненное. Говорила я с ней или не произносила ни слова – ничто не менялось: ни ее выражение лица, ни поза. Словно в комнате со мной был живой труп. Но… Уходить не хотелось. Там, снаружи, у костра слышались голоса сектантов. Они, как обычно, рассказывали друг другу страшилки, от которых их, наевшихся за день этой отравы из столовой, пробирал первобытный ужас. Уж лучше торчать здесь.
Я сидела прямо на полу, среди бурых пятен, въевшихся в доски, как вдруг услышала голос Чан Мина. Он и Тэк Бом утром провожали Катю в «клинику». Они же после ужина ушли за ней. Я вскочила и бросилась к двери.
Оказавшись за пределами медпункта, я побежала к площадке у костра, где теперь собрались все, кроме Су А. Катя стояла за спинами сидевших на бревнах, но, прежде чем я успела подойти к ней, Чан Мин преградил мне дорогу. Я непонимающе взглянула на него. Джи Хе вышла вперед.
– С сегодняшнего дня Катя живет отдельно от остальных в третьем ханоке, – сказала она. – Су А туда не вернется, а Ха Енг переедет к Рае.
Я сделала шаг в сторону, пытаясь подойти к сестре, но Чан Мин шагнул туда же и снова встал у меня на пути. Я посмотрела на Катю, выглянув через его плечо, но она не видела меня. Сестра смотрела прямо перед собой безжизненным опустошенным взглядом. Таким же, какой я только что видела, глядя в лицо Су А. Меня передернуло.
– Дай мне пройти, – сказала я Чан Мину, – мне нужно поговорить с сестрой!
Чан Мин не пошевелился, и я попыталась обойти его, но на моем пути встал Тэк Бом. Я оглядела остальных в поисках поддержки, но все лишь молча пялились на нас. Джи Хе снова заговорила:
– Ваше общение теперь ограничено, Рая. Пожалуйста, прими это как должное. Роль Кати в жизни общины с сегодняшнего дня меняется. У нее будет индивидуальное расписание, и мы должны способствовать тому, чтобы она могла исполнить свою миссию надлежащим образом.
От строгого спокойствия ее голоса, тупого безразличия на лицах остальных, а особенно от отсутствующего взгляда Кати меня начало трясти.
– Тупые сектанты! – заорала я и толкнула Чан Мина, пытаясь прорваться к сестре: – Пустите меня! Это моя сестра! Что вы с ней сделали? Пустите меня!
Джи Хе кивнула, и Чан Мин с Тэк Бомом схватили меня под руки. Я пыталась вырваться, продолжая кричать, но они были намного сильнее.
– Катя! – кричала я уже по-русски. – Что они сделали тебе? Почему ты молчишь? Катя!
Я орала не своим голосом, а Чан Мин с Тэк Бомом волокли меня прочь. Ни Катя, ни Джи Хе – никто – не произнесли больше ни слова. Я же, отталкивая их, фонтанировала ругательствами и угрозами, но сама себе не верила.
Мы ведь должны были сбежать! А теперь все кончено – сестра с ними! Они победили… И почему только я не бросила все еще вчера? Идиотка! Что толку от меня Су А? Ей уже не помочь! Нужно было спасаться самим! Проклятые сектанты! Что же теперь делать? Боже, что делать?!
Я думала так, валяясь на ледяном полу в прачечной, где меня заперли Чан Мин и Тэк Бом. Рыдания распирали грудь, а я в бессильной злобе молотила кулаками по доскам. Проклятая секта! Ненавистная проклятая секта!
«Ты осталась одна, – шепнул внутренний голос. – Теперь тебе не сбежать».
С площадки у костра доносились веселые ритмы кей-попа – в ежевечерней программе ничего не изменилось из-за того, что произошло. Им дела нет до меня и моих криков. Они уже забыли обо мне. В этот самый миг они кривляются у костра, ползая и трясясь в конвульсиях. И моя сестра среди них. Катя даже не смотрела на меня только что. Какая же я идиотка! Как могла отпустить ее в эту «клинику»? Надо было бежать, а теперь… Теперь мы пропали…
Когда раздались звуки гонга и музыка стихла, я уже знала, что меня не выпустят этой ночью. После вакханалии, которая только что была у костра, разве кто-то вспомнит обо мне? Вдруг за окном послышался шорох, и я замерла, прислушиваясь. Катя! Это Катя! Она пришла за мной! Конечно, она только притворялась такой, как они! Она обманула их, чтобы мы могли убежать сегодня! Я подскочила к двери, но услышала лязг цепи и недовольное фырканье. Сальджу. Я ошиблась – в лагере обо мне не забыли. По крайней мере Чан Мин не страдал забывчивостью. Он обещал Джи Хе усыпить пса на ночь, но не сделал этого, чтобы скрасить мое одиночество. Он хорошо знает этот мой страх и не смог отказать себе в удовольствии.
Я забилась в дальний угол между стиральной машиной и корзиной с хлоркой и стиральным порошком. «Уходи! Уходи отсюда!» – повторяла я про себя и, слушая лязг зубов за дверью, ощущала, как капли пота холодили лоб. Как тогда. В тот день, когда родился этот мой страх.
Это случилось теплым летним вечером много лет назад. Мы всей семьей были в парке аттракционов на ВДНХ. Катя с мамой пошли за билетами на карусели, а я стояла в очереди за сахарной ватой, пока папа сидел на скамейке рядом. С ним я оставила Тошу – моего любимого плюшевого медведя. Он появился у нас в день нашего с сестрой рождения и был со мной сколько себя помню. Сидя рядом с папой, он ждал, когда я принесу ему нашу общую порцию липкой и ароматной ваты.
Не знаю, как собака оказалась рядом, не знаю, как ее хозяин умудрился выпустить волкодава без намордника, и не знаю, чем псу так не угодил Тоша. Только когда я, подбежав, нашла медвежонка глазами, он… Превратился в кучку разодранных ошметков. Клочья набивки разлетались по ветру, а на земле лежали обгрызенные лапки и пластиковые глаза. Папа пытался отогнать собаку, защищая меня, а я кричала, видя, что, отступая, пес уносил в зубах моего истерзанного друга. Когда подоспел хозяин волкодава и вырвал из пасти то, что осталось от медвежонка, он показал мне на лоток с игрушками неподалеку и предложил купить любую. Любую взамен моего Тоши.
В тот вечер мы с Катей ревели вместе, помогая маме зашивать его. Мама – врач, и мы обе верили, что ее волшебные руки способны вернуть Тошу. И он вернулся. Я любила его с тех пор не меньше, может. даже больше, но мой друг уже никогда не был прежним. Залатанный в нескольких местах живот, мех с проплешинами и следы клыков на пуговке носа. Даже взгляд изменился – может, мама просто криво приклеила глаза, – но теперь в них я видела то, чего не замечала никогда раньше: грусть и обиду. Тоша стал в тот день совсем другим. Как и я.
Сальджу принюхивался и протяжно подвывал под дверью. Если развоется и разбудит Джи Хе, Чан Мин пожалеет. Урод! Решил поиздеваться! Да еще собака, тупая, как и он сам! Этому псу что, здесь медом намазано?
Никого теперь не было рядом, чтобы помочь мне. Никто не рыдал со мной вместе, размазывая слезы по щекам. Враг поджидал прямо за дверью, да и все здесь были моими врагами. Отняли даже сестру, которая всегда была на моей стороне. Из нас двоих именно она всегда принимала решения – я привыкла доверять ей больше, чем самой себе. Не может быть, чтобы Катя стала сектанткой! Не может быть, чтобы согласилась быть с ними! Ее заставили, или… она притворяется. Но как разгадать ее план? Ведь выбраться отсюда мы сможем только вместе…
Я прислонила пылавший лоб к прохладной стали стиральной машины. Как поступила бы Катя? Что сделала бы на моем месте? В висках стучало. Я слышала собственное прерывистое после истерики дыхание. Катя ни за что не совершила бы такой ошибки, как я. Да, теперь стало ясно – мои крики были ошибкой. Они сильнее, и воевать с ними открыто – значит подписать себе приговор.
Сестра ведь предупреждала меня: «Не умеешь врать – не открывай рта!» Так и нужно была поступить, но я поддалась эмоциям и оказалась здесь. Вот идиотка! Одна среди врагов, и такое устроила! Теперь сбежать будет лишь сложнее. Но мне все равно придется найти способ выбраться отсюда и вытащить Катю. И для этого я стану – да, стану – такой, как они. Притворюсь так, чтобы никто не смог вывести меня на чистую воду. Я буду членом общины, такой, какой нужна им. Тупой и послушной. Незаметно выясню, что здесь творится, а потом сбегу вместе с сестрой!
В ту ночь я вспомнила все, что знала о лагере. В том, что тут окопалась секта, я убедилась давно. Также не было сомнений, что приправы, которые они подмешивают в еду, одурманивают, вызывая эйфорию и провалы в памяти. Помимо этого, они проводят какие-то ритуалы в лесу, среди которых, возможно, жертвоприношения. И еще. Регулярно один из них отправляется в так называемую «клинику», и те, кто побывал там, возвращаются другими.
Что касалось людей, окружавших меня, то большинство из них уже успели показать свои истинные лица. И это было мне на руку. Администратор лагеря – Джи Хе – лживая паучиха, она заманила в свои сети Катю, а от меня, если буду мешать, найдет способ избавиться. Она вычеркивает людей одним взмахом маркера – с ней каждую минуту нужно быть настороже. Чан Мин – старший – ненавидит меня так же, как и его приспешник Тэк Бом. Их стоит избегать. Ха Енг пыталась отравить меня. Ю Джон… угрожал он мне или предупреждал? Я не знала этого до сих пор, но то, как колотилось мое сердце от одной мысли о нем, заставляло верить – он не может желать мне зла. Он не такой, как все тут. И все же… В нем было что-то пугающее. Остальные… Казалось, им нет до меня дела.