Значит, не бред и то, что в лесу кто-то стрелял в меня. Глаза скользнули по освещенным бликами пламени лицам. Потом я опустила взгляд на руки. Шершавые сильные ладони, привыкшие туго натягивать тетиву. Ю Джон. И жилистые широкие кисти; я видела, как они дрожали, когда их хозяин выцеливал сантиметры мишени прямо над головой Су А. Чан Мин.
Они оба могли напасть на меня. Да, Чан Мин давно уже не скрывал своей неприязни ко мне, а Ю Джон… С ним было сложнее. Сегодня я поняла – он способен причинить мне зло. И именно сегодня стрелы засвистели над моей головой. «Он и до этого пытался запугать меня. Хотел, чтобы я сбежала, – думала я и в то же самое время повторяла про себя: – Это не мог быть он. Он бы не сделал такого!» Снова глаза неотступно следили за каждым его движением, каждым поворотом головы. «Это был не он. Не он!»
Я боялась жестокости Чан Мина. Боялась следившей за каждым моим шагом Ха Енг. Боялась странных взглядов Ан Джуна. Боялась вечно жующего и дергающегося Тэк Бома. Боялась паучихи Джи Хе. Боялась всех, даже Да Вун и Мин Ю. Одной за то, что с улыбкой на лице сдабривала ядом нашу еду, а другой – за то, что… Сама не знаю.
Я не боялась только Ю Джона. Даже после того что случилось на складе и в прачечной, мне хотелось быть ближе к нему. Эта близость дарила ощущение безопасности. Возможно, ложное.
Но за весь вечер он ни разу не взглянул на меня. Отсветы пламени плясали на его лице, делая его то мрачным, то смешным. Хорошо бы перестать пялиться, думала я, но не могла. Глядя на него, я чувствовала себя на удивление спокойно. А стоило отвести взгляд, как спокойствие исчезало. Лица остальных в свете пламени казались жесткими, кровожадными. Словно первобытное племя, собравшееся у костра за дележом дневной добычи, они зыркали друг на друга взглядами исподлобья. «Я не хочу быть добычей, – крутилось в голове. – Но он меня не спасет».
Тому, кто не ест «благословенную пищу», легче жевать песок, чем слушать любимые страшилки сектантов. Они звучат идиотскими сказками, нестрашными и несмешными. Я даже не старалась делать вид, что пугаюсь, когда Ха Енг рассказывала про привидения рабочих-строителей, бродящие по недостроенным и заброшенным жилым комплексам в Сеуле, или когда Тэк Бом болтал какую-то ерунду о том, что в Индонезии, где родилась его бабушка, родственники выкапывают мертвых через много лет после погребения, одевают и усаживают с собой за обеденный стол.
Я вспомнила, как дрожала в первую ночь, слушая историю Чан Мина. Он снова замыкал круг, но на этот раз нес какую-то околесицу об ушедшем под воду отеле, который якобы располагался на небольшом острове рядом с Чеджудо. В этом отеле утопленники-метрдотели якобы до сих пор обслуживают утопленников-постояльцев, а из ресторана иногда слышна музыка… И да, дайверы, спускавшиеся туда, конечно же, исчезли бесследно. «Скорее бы танцы, иначе я отрублюсь!» – думала я, силясь удержать веки открытыми.
– А почему Рая никогда ничего не рассказывает? – спросила вдруг Да Вун.
Все уставились на меня. Наверное, потому, что… Я не знаю тех историй, что популярны в Корее. Или потому, что недостаточно хорошо знаю язык… Но им не пришлось меня уговаривать. Румянец на их лицах говорил о приближении апогея – крышесносных плясок под кей-поп.
«Расскажи им кое-что, что заставит их двигаться быстрее», – шепнул внутренний голос.
– Русские долгое время жили под татаро-монгольским игом, – начала я. – Монголы, подчинившие столетия назад Азию, и на нашей земле были хозяевами. Рассказывают, что в те времена жила необычная девушка. Дочь матери-славянки и насильника-монгола, она родилась с разными глазами. Правый ее глаз был небесно-голубым и широко распахнутым. А левый – черным, как уголь, узким и прищуренным. Девушка была искусной прядильщицей, лучшей мастерицей, но из-за разных глаз считала себя проклятой. Одна ведунья напророчила ей, что тот, кому суждено избавить ее от проклятия, однажды постучит в ее окно. И будет он мастером-прядильщиком куда искуснее ее. Дни и ночи девушка просиживала у окна, прядя и ожидая спасителя. Шли годы, она старилась, так и не сходя с места, а спаситель все не появлялся. Прялку укрыла серая пыль, нитки сточила моль, но она продолжала прясть. И вот однажды, сидя у окна, она услышала стук.
Я сделала театральную паузу. Все замерли, затаив дыхание.
– Но за долгие годы, – продолжала я, – оконное стекло покрылось пылью и паутиной. А девушка и не знала, что, пока она пряла у окна, паук ткал свою сеть подле нее. Плотный кокон, дрожавший в сердце паутины, покачиваясь, стучал о деревянную раму. Этот-то стук она и услышала. Она наклонилась, чтобы разглядеть паука, а тот вдруг вцепился ей прямо в правый небесно-голубой глаз и вмиг высосал его. А потом, не насытившись, принялся и за левый. И вот странно, левый глаз пришелся ему по вкусу гораздо больше. Оставил он ослепшую девушку и с тех пор рыщет по свету в поисках людей с черными, как ночь, глазами. И каждого, кого найдет, оставляет слепцом.
Чан Мин судорожно сглотнул, Тэк Бом смотрел себе под ноги, нервно ковыряя землю какой-то щепкой. Да Вун ежилась, а Мин Ю, нахохлившись, как воробышек, дрожала всем телом. Нелепая, бредовая, неизвестно откуда взявшаяся в моей голове история и вправду напугала их, да так, что, кажется, услышь они теперь звук гонга – и очередь в туалет протянется до самых ханоков. И не все утерпят.
Прошло не меньше минуты, прежде чем кто-то спохватился, что пора бы начать танцы.
Юнг Иль и Кен Хо были с нами все время, пока рассказывались страшилки. Обычно они уходили за Катей раньше, и я уже начала беспокоиться, но наконец они поднялись со своих мест и направились к лесу. Это случилось, когда все потянулись на танцпол, и я решила воспользоваться случаем.
Улучив миг, когда никто не обращал на меня внимания, я направилась в сторону туалета, но, обойдя его стороной, бросилась к тропе, по которой ушли Юнг Иль и Кен Хо. Я собиралась выяснить, где находится «клиника». Страха не было: увидев его только что в чужих глазах, я сама словно стала смелее. Лес сегодня был не слишком-то дружелюбен ко мне – здесь скрывался тот, кто пытался убить меня. Но теперь, кто бы он ни был, он среди танцующих, а значит, бояться нечего.
Держась далеко позади парней, я передвигалась перебежками от одного дерева к другому, стараясь не терять их из виду и в то же время остаться незамеченной. Ночь была ясная, и огромная луна сияла, как начищенная монета. Благодаря ее свету я различала все вокруг едва ли не лучше, чем пасмурным днем, когда тучи висели так низко, что казалось, застилали глаза.
Потребовалось не больше десяти минут пути, прежде чем сквозь деревья впереди замаячили огни. Я различила очертания невысокого – два-три этажа – здания, напоминавшего дорогой особняк: островерхие крыши и башенки делали его похожим на затерянный в лесах средневековый замок. Кроме них, разглядеть что-либо мне не удалось: замок окружал высокий забор.
Я пряталась за толстой сосной метрах в ста от него и наблюдала, как Юнг Иль и Кен Хо подошли к массивной чугунной калитке. Сверху подмигнул красный огонек видеокамеры. Спустя несколько секунд калитка отворилась, и парни, войдя внутрь, скрылись из виду.
Надо было возвращаться. Я уже и без того рисковала, сбежав так надолго, но среди плясок этого могли и не заметить – главное, чтобы не появилась Джи Хе. Я бежала по тропинке через чащу, рассчитывая вернуться как можно скорее. Теперь я знала, где эта странная «клиника». Осталось разобраться, что там творится.
Сладкие голоса «Герлз Дженерейшен» я услышала еще до того, как лагерь показался из-за деревьев. От сердца отлегло: если бы заметили мое отсутствие, вряд ли продолжали бы танцевать. Я рассчитывала обогнуть лагерь и появиться со стороны туалета, но возникло неожиданное препятствие: путь мне преградил Сальджу. А я-то надеялась, что он уже видит десятый сон!
Оскаленная пасть, всклокоченная шерсть, мощные лапы, взрывавшие землю, – позой он походил скорее на быка, чем на собаку. На быка, перед которым вздернули красную тряпку.
Сердце ушло в пятки. Впервые за все время пребывания здесь мне хотелось видеть Чан Мина. По правде, я бы все отдала за то, чтобы он оказался рядом. Но появился кое-кто другой. Ю Джон. Он вышел из чащи позади собаки и негромко присвистнул. Сальджу повернул голову в его сторону и понюхал воздух, а потом побежал к нему, подпрыгивая и виляя хвостом, как щенок, завидевший любимого хозяина.
Ю Джон наклонился к псу и протянул руку прямо к его огромной морде. На ладони было что-то темное. Сальджу радостно взвизгнул и принялся слизывать лакомство с ладони.
– Он обожает бобовую пасту, – сказал Ю Джон. – Просто носи ее с собой.
К лагерю мы шли втроем: Сальджу бежал рядом, довольно помахивая хвостом. Я поймала себя на мысли, что мы, наверно, похожи на идиллическую семейную пару, выгуливающую по вечерам любимого пса.
– А я уж надеялся, что ты все-таки сбежала, – вдруг произнес Ю Джон.
Я покачала головой:
– Я выясню, что творится в этой «клинике», и вытащу оттуда сестру. А до тех пор не сбегу.
Я говорила прямо, решив, что врать ему, будто хотела подышать воздухом ночного леса, бессмысленно. Обманывать его казалось странным – так же, как врать самой себе. Можно пытаться, повторяя ложь, как мантру, но, даже если она станет навязчивой идеей, правдой все равно не обернется.
Я ведь раз за разом повторяла про себя, что он сумасшедший сектант, что ненавидит меня, что нужно держаться от него подальше. И сама себе не верила. Ужасно, но я в него влюбилась. Я поняла это еще тогда на складе, после того как он поцеловал меня. А теперь призналась себе в этом. Взаимность? С этим было сложнее. Он молчал, а читать по глазам я не умела. Да и не получилось бы: он не смотрел на меня.
– Я не знаю, что ты имел в виду, когда говорил, что я пытаюсь тебя слить, – призналась я. – Я просто хочу спасти сестру.
Возможно, такая откровенность была лишней, но я не могла больше отмалчиваться. Хотелось, чтобы он знал – я не враг ему. Он посмотрел на меня, и родинка на щеке задвигалась: неужели улыбается? Я знала, он хочет что-то сказать. Надеялась, что это будет то, что я мечтала услышать. Но надежда рухнула в один миг: яркий луч фонаря прорезал темноту, остановившись на моем лице. Потом метнулся в сторону, выхватив из темноты лицо Ю Джона. Сальджу, до сих пор спокойно бежавший рядом, вдруг рванулся вперед: узнал хозяина. Секунду спустя я услышала голос Чан Мина.