Под неотступным взглядом Сальджу я отошла чуть в сторону, а потом отбросила салфетку еще дальше, туда, где собака, сидевшая на цепи, могла ее достать, но подальше от миски. Пес рванулся в сторону угощения, а я, пользуясь мгновением, выхватила из кармана пакет и, разом вытряхнув из миски почти все ее содержимое, быстро зашагала к кухне. Бежать я не решилась, опасаясь, что собака, пока не заметившая моего обманного маневра, бросится следом.
Однако ускориться все же пришлось. Вмиг проглотив наживку, спустя пару секунд Сальджу был уже у миски. И заметил пропажу. Он злобно зарычал, а потом зашелся лаем – он и раньше меня не жаловал, а теперь уж точно ненавидит. «Прости, Сальджу, никто, кроме тебя, мне не поможет, – думала я, высыпая в кастрюлю на кухне его еду. – Одну ночь поголодаешь – ничего страшного, уж я-то знаю. Когда выберусь отсюда, пришлю тебе из России пакет корма».
Хорошо еще, что Сальджу не признавал сухой корм: выдать его за котлеты было бы нереально. Главное, чтобы Чан Мин не поскупился на снотворное. Тогда все получится.
Пес на дворе еще долго лаял, так что даже прибежал хозяин. Увидев пустую миску, он удивился тому, что Сальджу не наелся, но добавки не предложил, к разочарованию собаки, которая, когда тот начал удаляться, зашлась совершенно диким лаем. Похоже, Чан Мин решил дождаться, пока Сальджу уснет. «Если все пойдет по плану, ты и сам уснешь гораздо быстрее!»
Я высыпала в миску муку, а потом сформировала из собачьей еды небольшие котлетки и, обваляв их в муке, слегка обжарила. Выглядело сносно, а вот пахло странновато. Делать нечего, придется позориться.
Подав это чудо кулинарного искусства на стол вместе с гарниром из пюре и овощей, я готова была сквозь землю провалиться. Сердце билось так часто, что, казалось, вот-вот проломит грудную клетку. «Только бы не поняли, только бы не поняли!» – кусала я губы.
Меня спасла только корейская вежливость. Даже готовые плеваться, корейцы съедят то, чем их угощают. Эта вежливость – что-то вроде национальной черты. На нее-то я и делала ставку.
Договариваясь с Джи Хе о мастер-классе, я была уверена, что ко мне приставят Да Вун, ну или в лучшем – и почти невероятном – случае откроют секрет неведомых галлюциногенных приправ, предложив добавить их в еду. Однако не случилось ни того ни другого. Да Вун освободили от кухни на целый вечер, заняв другими делами, и это несказанно ее обрадовало. Правда, она потребовала от меня добавить в качестве гарнира рис, который был приготовлен еще на обед. Объяснение банальное – даже изнемогая от желания попробовать экзотику в виде русской кухни, без риса корейцы вообще не сядут за стол. С этим было не поспорить, но правда была и в том, что в этот-то рис Да Вун и добавила отраву.
Пока все ели, я упоенно распиналась о том, как в России любят картошку, и в каких видах ее готовят, и насколько менее важную роль играет в рационе русских рис. О котлетах говорить не хотелось – от одной мысли о том, что едят сейчас мои родственнички, я заливалась пунцом. Казалось, что, не упоминая о них, я смогу отвлечь внимание от странного запаха, что витал над столом.
Конечно, его заметили. Но, даже морщась, продолжали есть. Национальная корейская вежливость и еще хитрость: я сочинила легенду о том, как съевший котлету становится удачливым на всю оставшуюся жизнь. Корейцы любят такое: чтобы привлечь удачу, они не только купаются в источниках или покупают амулеты, но даже завязывают особым – удачным – образом шнурки… С едой еще проще – съел и жди удачу. И они ждали. А я ждала, когда все начнут клевать носом.
Я продолжала нести какую-то чепуху про традиционные русские блюда, пытаясь усыпить их, но, хотя у большинства и слипались глаза, Ю Джон и Чан Мин, практически не евшие, сидели как ни в чем не бывало. Как заставить их есть, я не знала. Они оба для меня «сонбэннимы», и настаивать на том, чтобы они сделали что-то, чего не хотят, я не могла – это было не просто невежливо, но и могло возыметь совершенно противоположный эффект. Уговаривать их значило вызвать подозрения. Однако, знай я, что ждет меня вечером, я бы обязательно попробовала…
Наконец ужин завершился, и сектанты разошлись по ханокам в ожидании вечерних посиделок. Они должны были вскоре уснуть, и тогда путь окажется свободен. Обычно в это время из ханоков доносились оживленные голоса: все болтали, готовясь выходить во двор. Теперь же все стихло. Ха Енг, вернувшаяся со мной, засопела почти сразу. Пора.
Я двинулась к двери, но она, распахнувшись, едва не сбила меня с ног. На пороге стоял Чан Мин. Его лицо было свекольно-красным.
– Куда собралась? – рявкнул он, толкнув меня внутрь.
Я вскрикнула и, оступившись, упала на матрас. Ха Енг даже не шелохнулась. Заметив ее, Чан Мин подскочил, рывком схватил меня на руки и взвалил себе на плечи. Я пиналась и брыкалась, а он тащил меня в сторону столовой. Никто не вышел на мои крики, пока он нес меня через двор. Никто их просто не слышал. Чан Мин швырнул меня на кухонный стол и приказал:
– Раздевайся!
Я сжалась в комок, скрестив руки на груди. Мой взгляд скользнул по кухонной двери: он даже не закрыл ее. Соскочив со стола, я бросилась к ней, но из примыкающего помещения столовой на меня уставилась стрела, упершаяся в тугую тетиву. Спустя мгновение человек, державший лук, переступил порог. Су А. Я едва не потеряла дар речи: откуда она взялась?
– В лагере она первая по стрельбе – так что лучше не рыпайся, – сказал Чан Мин.
– Что вам нужно? – Мой голос дрогнул.
– Раздевайся! – Снова этот наглый повелительный тон.
Я не верила ушам:
– Чего ты от меня хочешь?
– А что, не ясно? – ухмыльнулся он. – Ты дразнила меня и надеялась, что тебе это сойдет с рук? Тогда готова была снять кофту, а теперь снимешь все!
Я умоляюще взглянула на Су А, но она стояла в дверях, не шелохнувшись. Не девушка-мимимишка, а чудовище с глазами, сверкавшими маниакальным блеском.
– Мы же брат и сестра, Чан Мин, – взмолилась я, – зачем тебе это?
– Тем лучше. Между братом и сестрой не должно быть тайн. К тому же скоро я займу место Пастора, и, если сейчас мне все понравится, первой ритуальной женой станешь ты. Только представь себе, какая честь!
«Да лучше сдохнуть, проклятый ты извращенец!» – подумалось мне.
– Су А… – залепетала я, но, услышав ее стальной голос, потеряла последнюю надежду.
– Я бы убила тебя еще вчера, – сверкнула она злобными глазами, – да руки еще не зажили и прицел сбился. Ты не поверила в бредни про Ри Ю, ну что ж… Я найду другой способ избавиться от тебя! – Ее лицо неприятно скривилось. – Делай, что он говорит! Может, став его омоним, ты отстанешь от Ю Джона!
«Ах, вот оно что!» – пронеслось в голове.
Стрела дрожала, готовая вот-вот поразить меня в упор, и я начала расстегивать толстовку. Медленно, как тогда на окраине леса. Пусть наслаждается. И он наслаждался. Предвкушал, скалился, щурился, пожирая меня взглядом. Молния скользила вниз, а его взгляд следовал за ней, как привязанный. Разочарование: внизу оказалась футболка с глубоким вырезом. Неужели он рассчитывал, что и в этот раз под толстовкой ничего нет? Чан Мин кивнул: продолжай!
Я стянула толстовку и захватила нижний край футболки.
«Медленно сними ее через голову, – сказал внутренний голос. – А потом жди того самого немигающего взгляда, который уже видела у него однажды. Это твой шанс!»
Футболка движется вверх, обнажая живот, потом показывается лифчик, и вот оно – стягивая футболку, я вижу глаза Чан Мина. Тот самый взгляд: как будто у него сейчас потекут слюни. Схватив со стола миску с мукой, оставшейся от моих кулинарных экспериментов, я швыряю ее ему в лицо и бросаюсь под ноги Су А. Стрела соскальзывает и втыкается в стол, а я, с силой оттолкнув девушку, со всех ног бросаюсь прочь. Прямо в чащу.
Я бежала, не оглядываясь, пока не замаячили огни «клиники». Ни Чан Мин, ни Су А не гнались за мной, но кое-кто все же меня преследовал. Сердце колотилось, сбившееся дыхание сипением вырывалось из горла, связки болели. Я неслась как сумасшедшая, но догонявший был быстрее. Сильные лапы на бегу взрывали землю, и я слышала за спиной хриплое дыхание. Сальджу.
Я остановилась неожиданно для себя. Просто замерла на месте. Я почти выбилась из сил и чувствовала, что пес вот-вот настигнет. Ноги заплетались, я боялась упасть: тогда он точно разорвет меня на части. Остановившись, я резко оглянулась: пес тоже замер. Колени дрожали, но я сжала кулаки, заставив себя подавить дрожь.
«Я не боюсь тебя! Не боюсь тебя!» – я мысленно повторяла одно и то же, стараясь убедить себя в этом, и, нащупывая несуществующие карманы, тщетно искала салфетку с бобовой пастой. Готовясь выкрасть его еду, я набрала две порции лакомства, чтобы осталось про запас. Но толстовка валялась на кухне.
Пес злобно оскалился и зарычал. Та, что обманула его, оставив без ужина, теперь стояла перед ним полуголая и тряслась от страха. И чем дольше стояла, тем ближе подходили Чан Мин с Су А, которые, пустив собаку по моему следу, и сами теперь, конечно, искали меня.
– Сальджу… – произнесла я, но осеклась, ужаснувшись тому, как слабо прозвучал мой голос.
Если до сегодняшнего дня Сальджу не любил меня без всяких причин, то теперь они у него появились. Собака рыла лапами землю и, казалось, готова была броситься, но вдруг ее взгляд изменился. Что это вдруг мелькнуло в нем? Страх? Я сделала шаг к Сальджу, но он отступил. «Разве можешь ты меня испугаться?» – удивилась я, снова шагнула, и собака жалобно заскулила, глянув куда-то мимо меня. Проследив за его взглядом, я медленно обернулась. По позвоночнику прошел электрический разряд. Волк. Позади меня стоял настоящий волк.
Волк оскалился, глядя на Сальджу. Тот снова отступил назад, но больше уже не двигался. Наоборот, напрягся всем телом, приняв защитную позу.
«Ты – добыча, – произнес внутренний голос, – но, прежде чем кто-то из них получит тебя, они должны сцепиться!»
Не дыша, я шагнула в сторону, а спустя секунду волчий рык слился с визгом Сальджу, который, к моей радости, не отступил. Они сцепились, свившись в яростный клубок шерсти, как дворняги, не поделившие кость. А я рванула прочь. «Клиника» совсем рядом, и добраться туда было моим единственным шансом на спасение.