– Садись, ты будешь донором.
Я машинально уселась, и мама закатала рукав моего халата. Она сунула мне в руку резиновую грушу, которую я должна была сжимать для лучшего кровотока, и склонилась надо мной, собираясь ввести иглу в вену, но руки ее дрожали. Впервые в жизни я видела, как дрожали руки моей матери. И понимала, почему.
Еще в четырнадцать лет мама потащила нас с сестрой в районную поликлинику, где нам обеим поставили штампы о группе крови и резус-факторе в только что полученные паспорта. «На всякий случай», – сказала она. Тогда-то я и узнала, что у меня вторая группа крови и положительный резус.
– Что ты собираешься делать? – повторила я свой вопрос. – У нас с ним разные группы крови.
Мама отшатнулась, и игла выпала из ее рук.
– Они об этом не знают, – прошептала она.
– Я знаю, это ты проткнула мешки, мама, – мой собственный голос прозвучал холодным, чужим. – Что ты хочешь сделать?
Я ждала, что она ответит. Если сможет произнести это, возможно, сможет и сделать.
– Я убью эту гадину, – выдавила мама сквозь зубы.
Я поднялась и схватила ее за руку, но она вырвалась, оттолкнув меня.
– Не делай этого, мама! – Я снова кинулась к ней. – Пожалуйста, не делай!
– Сядь в кресло, – зашипела она, но голос ее дрогнул: – Сядь в кресло! Ты не знаешь, во что он превратил мою жизнь! Немедленно сядь в кресло!
Я обхватила ее сзади и сжала что было сил. Она дернулась, пытаясь высвободиться, потом еще и еще раз, но я давила сильнее, и она наконец обмякла. А потом разрыдалась. Сквозь слезы она повторяла одно: «Сядь в кресло! Сядь в кресло!» Я отпустила ее, только когда ее плечи перестали вздрагивать.
– Ты не сделаешь этого, ты не можешь убить! – прошептала я.
Мама даже не шелохнулась.
– Я ждала этого двадцать лет, – сказала она. – С той самой ночи, когда он… изнасиловал меня.
– Ты не была его женой?
– Какой женой, Рая? – Ее голос звенел слезами. – Какой женой?! Меня месяц накачивали какой-то дрянью вместе с едой, готовили к обряду, которого я не помню. Я помню только ночь. Даже невменяемая, я орала и отбивалась. Все они, – она показала на дверь, – все слышали, но никто не вошел. Наутро меня отправили в Россию.
– Ты не сказала папе?
– Как я могла? Мы только поженились, он отпустил меня скрепя сердце… – Она закрыла лицо руками. – Господи! Какой это был кошмар! Мы были вместе в ту самую первую ночь после моего возвращения домой. Он целовал меня, гладил мое тело, а я дрожала от отвращения к самой себе! Эту грязь не смыть!
Мама замолчала, я слышала лишь прерывистые всхлипы.
– Я поняла, что беременна, спустя полтора месяца, – снова заговорила она. – Хотела сделать аборт, была готова к любым последствиям, только бы не рожать от него. Тогда уже можно было сделать анализ ДНК, чтобы установить отцовство. Метод инвазивный и связан с риском, но я не могла ждать. Заставила твоего отца сдать кровь, якобы для исключения резус-конфликта, и выкрала образец. Его должны были сравнить с генетическим материалом ребенка.
Мама снова молчала, словно собираясь с силами.
– Но ты… Так и не решилась на аборт?
– Вас оказалось две. От разных отцов.
– Что? – Я не поверила ушам.
– Аномалия овуляции. Такое бывает. Выходят две яйцеклетки и могут быть оплодотворены разными мужчинами, если… Женщина будет с обоими в течение короткого времени.
Я потеряла дар речи. Мама резко развернулась ко мне и схватила за плечи.
– Твоей сестры не было бы на свете, если бы не ты. Я не смогла убить тебя – желанного ребенка от любимого мужчины.
– Так я… Папина дочь?
Мама кивнула, и от сердца разом отлегло.
– Вскоре после родов мне пришло письмо. Пастор сообщил, что знает о том, что я родила его дочерей. Писал, что я могу растить детей спокойно, просил только присылать ему ваши фотографии. И еще писал, что однажды призовет нас. И тогда, если я откажусь, расскажет все твоему отцу. Годами я жила в ожидании кошмара. И несколько недель назад он стал явью.
Ее кулаки вновь сжались.
– Это я тайком сняла на видео вашу первую ночь здесь. Не могла сдержаться, зная, что вас накачивают той же гадостью…
– Ты не боялась, что мы сбежим, узнав, куда попали? – спросила я.
– Отсюда не сбежать. Подключая ваши мобильники к сети лагеря, они установили программу, которая позволяет отслеживать местоположение устройства.
Я взяла маму за руку, но она отстранилась:
– Если не расправлюсь с ним сейчас, он заберет вас. Не останавливай меня. Он превратил мою жизнь в ад и заслужил смерть!
Она произнесла последнюю фразу с таким жутким спокойствием, что мне стало страшно. Она может спасать жизни. Может и убить – сейчас я видела это в ее глазах.
– Мама, пожалуйста… Нельзя так… Нельзя убивать его…
– Тебе не нужно ничего делать. Просто сдай кровь. Я сама сделаю переливание. У тебя положительный резус – он загнется быстро.
– Мама! – крикнула я. – Я не дам тебе это сделать!
Она вгляделась в мое лицо так, как будто не верила, что перед ней действительно ее дочь.
– Если хочешь отомстить, не убивай его! – быстро продолжила я. – После его смерти наследником общины станет Чан Мин – его старший сын – еще тот урод! Они продолжат втягивать людей в секту, продолжат ломать чужие жизни, как сломали твою!
– Мне плевать на других – я ненавижу его!
– Секта – дело всей его жизни! Если она будет жить, и он не погибнет! Надо уничтожить все это до основания – только так можно победить его!
– Что ты хочешь сказать? Что я, по-твоему, должна делать?
– Спасти его.
Мама выпучила на меня глаза.
– Ты – универсальный донор. Сдай кровь, – продолжала я. – Перелей ее ему и скажи всем, что у его дочери Раи та же группа крови, что и у него. И она спасла ему жизнь. Тогда я смогу стать ближе к нему. И мы разрушим это все изнутри!
Мама смотрела на меня как на умалишенную.
– Он ведь скроет то, как лечился, так? – снова заговорила я. – Будет врать всем, что его спас «бансутанг»? Иначе секта потеряет огромные деньги. Нам нужно будет вскрыть этот обман, понимаешь? Тогда все это рухнет!
Я сама удивилась тому, какой стройный план возник у меня в голове. Я буду рядом с Пастором, войду к нему в доверие и, пробравшись в самое сердце паутины, смогу порвать ее.
– Он разрушил не только твою жизнь, – я смотрела на маму, но перед глазами у меня стояло лицо Ю Джона. – А теперь ты можешь спасти тысячи людей, которых ждет кошмар сектантства. Ты говорила, среди его детей были универсальные доноры?
Мама кивнула:
– Двое. Два мальчика.
Ими оказались Ю Джон и Ан Джун. Когда их нашли и привели в «клинику», на обоих лица не было. Им объяснили, что кровь потребуется мне – донору Пастора, после того как я сдам кровь для него. Мама сказала, что они оба – а особенно Ю Джон – выглядели взволнованными и даже спрашивали, могут ли увидеть меня. Но это было невозможно: мама прятала меня от всех, а особенно от аджосси и других приспешников Пастора.
Среди них она пользовалась непререкаемым авторитетом: ее слушались беспрекословно. Все они разве что на цыпочках не ходили в ее присутствии. Неудивительно, что ей удалось замять историю с проткнутыми пакетами: по камерам отследили, что, кроме постоянно находившихся в «клинике», в палату входил еще и Ю Джон, но мама «приняла решение» не поднимать больше эту тему до полного выздоровления Пастора. Она играла роль главной омоним – матери той, что спасла Его.
Оставшись в клинике, я вскоре поняла, почему процесс поиска донора для Пастора был таким странным. Мне казалось, что, учитывая угрозу его жизни, гораздо проще было бы привести в «клинику» всех его детей разом и заставить сдать кровь. Того, чья кровь подойдет как донорская, оставить, а остальных выпроводить. Но… Все здесь помешаны на ритуалах. Пастор обожает их и остальные, следуя его слову, тоже. На протяжении почти двух недель кандидаты на место донора ежедневно появлялись в «клинике» поодиночке, и каждый должен был провести несколько часов рядом с Пастором, пока другие члены общины скакали вокруг, распевая сектантские молитвы. Мне объяснили, что это нужно для того, чтобы «я и Пастор вобрали единую ауру».
Теперь я стала той, что «способна изгнать смерть», «умирить боль» и «оживить плоть». И мне точно так же, как до этого остальным, было запрещено когда бы то ни было и где бы то ни было упоминать о том, что произошло здесь, и даже произносить слова «Пастор» и «смерть» в сочетании. «Волонтерская миссия» – вот цель моего появления в «клинике». Какие чудовищно невинные слова! Никто за пределами лагеря не узнает, какой ценой Пастор победил болезнь. Но даже здесь – среди ближайшего окружения – тайну его спасения знали только двое: я и моя мама.
Аферу с донорской кровью мама провернула мастерски. Кровь Ю Джона и Ан Джуна начали переливать Пастору еще до того, как они покинули «клинику». Мама тоже сдала кровь от моего имени, и она совсем скоро побежит по жилам этого человека. Однажды Пастор сказал, что назовет преемником того, кто спасет его. Знал бы он, что у него целых трое кандидатов: Ю Джон, Ан Джун да еще и моя мама!
День десятый
Мы с сестрой вернулись в лагерь два дня спустя. В «клинике» мне так и не удалось толком поговорить с ней, но и на обратном пути мы обе молчали. Катя до сих пор не знала ни о том, что мы с ней сестры только по матери, ни о том, что на самом деле я не была донором Пастора. У меня и мысли не было признаться: и без того она все еще была словно в трансе. Мама сказала, что, впервые появившись в клинике, сестра с готовностью согласилась сдать кровь, но во время процедуры у нее случилась истерика. Мама не нашла ничего лучше, чем начать пичкать ее успокоительными. Они ли так действовали, или сказывался пережитый шок, но что-то между нами изменилось после всей этой истории. Я вернула сестру, мы снова были вместе. Но шли молча, не глядя друг на друга.
Нас встречали как героинь. Теперь, когда Пастор был спасен, настало время для радости. Джи Хе светилась, Ха Енг сдувала с нас пылинки и верещала про то, как жаждет увидеть любимого папочку здоровым. Она бредила возможностью спасти его и, когда ее мечта рухнула, «потеряла себя и впала в отчаяние». Теперь она просила прощения за то, что пыталась отравить меня, произнося слова извинения с такой непринужденностью, как будто говорила о нечаянно пролитом кофе.