Да Вун и Мин Ю наперебой тараторили, рассказывая, как скучали без нас. Даже обычно молчаливые Юнг Иль и Кен Хо сказали пару ободряющих слов. Только Чан Мин и Тэк Бом держались в стороне. Чан Мин посматривал на меня исподлобья, похоже, не был уверен, не рассказала ли я о том, что случилось два дня назад. Но я никому не сказала. И не скажу никогда. Теперь у меня есть цель, и тратить силы на вражду с Чан Мином я не могу. Тычки исподтишка – максимум, на что он способен, но очень скоро он сам не решится связываться со мной.
Ю Джон с Ан Джуном подошли вместе. Я была рада видеть обоих, но особенно Ю Джона. Теперь, когда я знала, что он мне не брат, мое сердце больше не болело при мысли о нем. Наоборот, оно словно пело. Я хотела рассказать ему, что случилось на самом деле. Только ему и могла рассказать.
Мы бродили по лесу рядом с лагерем. Теперь все ждали вестей из «клиники», где заведовала моя мама, а режим и распорядок ушли на второй план. Впервые со времени нашего приезда сюда за нами не следили.
Ю Джон, кажется, тоже был счастлив видеть меня, но, хотя я то и дело ловила на себе его обжигающий взгляд, он каждый раз прятал глаза, стоило мне перехватить его.
– Я не была донором для твоего отца, потому что мне он не отец, – выдала я, собравшись с духом.
Ю Джон выпучил глаза.
– Ты что, бредишь? – спросил он, с испугом всматриваясь в мое лицо.
Я покачала головой: нет. А потом рассказала ему историю своей матери. Не слово в слово, конечно, но так, чтобы он понял – я ему не сестра. Он понял. И уже спустя мгновение прижал меня к стволу дерева и начал осыпать поцелуями так, что я задыхалась, но даже не подумала оттолкнуть его. Боялась потерять этот миг рядом с ним – насколько невероятный, настолько же и упоительный.
Ю Джон так и не спросил, что на самом деле произошло в «клинике». Наконец выпустив меня из своих объятий, сидя на земле и улыбаясь распухшими от поцелуев губами, он, кажется, и думать забыл о Пасторе. Я рассказала сама:
– В жилах Пастора теперь течет твоя кровь.
Услышав об этом, Ю Джон содрогнулся всем телом. Он схватил меня за плечи и встряхнул так, что сердце ушло в пятки. Он всматривался в мои глаза, лихорадочно ища в них что-то. Потом отпустил меня. Я думала, он злился, что мы обманули его, когда он сдавал кровь. Теперь, когда Ю Джону стало известно, что он сам спас ненавистного отца, он, возможно, возненавидит и меня. И зачем я только рассказала ему обо всем? Уж лучше бы он думал, что мы брат и сестра!
Но Ю Джон вдруг улыбнулся. Вялой, грустной улыбкой. Улыбкой побежденного.
– Он был прав, – тихо проговорил он. – Ты – преемница.
– Что? Кто был прав?
– Ан Джун. Он больше не слышит голос Пастора. Скажи мне – только не ври – теперь его слышишь ты?
Я хотела ответить, но осеклась. Голос. Ан Джун уже говорил мне о нем, но тогда я не поняла его, а теперь… Способ сбежать от Су А и Чан Мина, а потом и от волка мне подсказал внутренний голос. Голос, который я начала слышать с тех пор, как оказалась здесь. Когда именно? Кажется, впервые это случилось в тот самый день, когда мы с Ан Джуном и Тэк Бомом разошлись в лесу, и я шла к поляне, где сектанты проводят свои странные обряды. Но… Тогда я не смогла осознать, чей это был голос. Зато теперь знала точно: мой. Я не сумасшедшая, и голос в моей голове – только мой собственный. Моя интуиция, в критической ситуации ставшая моим спасением. Вот что он такое. Ю Джон вновь заговорил:
– Пастор знал, что большинство здесь желает ему смерти. А те, кто не желает, слишком слабы. Они не смогли бы спасти его. – Он закрыл лицо ладонями и расхохотался, как безумный. – Никто не знал, с кем Он заговорит следующим, кого выберет преемником. Мы все ждали, а Он… Он выбрал тебя! Чужую дочь! И ты… Переломила волю матери, обманула меня, Ан Джуна, всех! Всех обманула, чтобы спасти Его!
Его лицо исказилось, глаза лихорадочно сверкали. Он смотрел на меня в упор, но, кажется, не видел.
– Он выбрал тебя! – прошептал Ю Джон словно в исступлении.
– Ю Джон, ты о чем? Пастор все еще без сознания, он не говорил со мной! Он меня не выбирал, ни о чем не просил…
Ю Джон покачал головой.
– Ему не нужно просить, Он говорил с тобой без слов. Пастор читает души. Ему известно все. Он выбрал тебя, и ты спасла Его. Ты сама не понимаешь, насколько теперь в Его власти. Ты думаешь, что сможешь вырваться? – Он снова покачал головой, не глядя на меня: – Ты запуталась. Совсем запуталась.
Признаюсь, от его слов мне стало страшно. По коже побежали мурашки, словно от холода. Я боялась не за себя – за него. Я ведь успела уже забыть, что он сектант. Нужно помочь ему бросить секту. Я сделаю все, чтобы он понял: Пастор – всего лишь человек. Харизматичный, властный, способный вести за собой, но… всего лишь человек.
Ю Джон вдруг взял меня за руку и крепко сжал ладонь. Я посмотрела на него. Кажется, вернулся его прежний спокойный и вдумчивый взгляд. Мой Ю Джон.
– Я хотел, чтобы ты сбежала, – сказал он. – С самого первого дня, когда увидел тебя. Это место и вся наша жизнь – ядовитая трясина, и я боялся, что и ты утонешь. Потом я думал, что ты сама выбрала это… Что ты хочешь быть ближе к Нему. Но теперь понимаю – это Он выбрал тебя… А значит, тебе не уйти. – Ю Джон пристально вгляделся в мои глаза: – Я ненавидел Его долгие годы, но не мог сбежать. Но теперь я знаю, зачем я здесь. Я останусь с тобой, что бы ни случилось.
В этот момент пиликнул мобильник. Мне в какао-ток пришло сообщение: Пастор пришел в сознание.
В спертом воздухе палаты все еще отчетливо ощущался тяжелый запах крови. Его не могли перебить даже пары спирта, настолько едкие, что, едва войдя, я зажмурилась. Я впервые оказалась наедине с Ним. Он спал, но я знала, что скоро наконец посмотрю в Его глаза. Он откроет их, чтобы увидеть меня.
Моя мать едва не убила Его. Моя мама. Почему так трудно теперь называть ее так? Мама. Она ведь ни в чем не виновата. Виноват только Он. Но я спасла Его. Знает ли Он об этом?
«Пастор читает души. Ему известно все».
Если так, то лучше мне не смотреть в Его глаза. Только этого уже не изменить. Веки на обескровленном лице задрожали и сморщились. По спине пробежал холодок. Я увижу его прямо сейчас. Тот самый взгляд, которым Он смотрел на меня с портрета в последний раз. Взгляд голодного паука.
Эпилог
Дворец конгрессов в деловом квартале Сеула. Огромная махина из стекла и стали. Тут собрались все: Ю Джон, Чан Мин, Тэк Бом, Ха Енг, Мин Ю, Да Вун, Кен Хо, Юнг Иль, Ан Джун, Джи Хе и Катя с мамой, конечно.
Даже Су А явилась. Руки ее уже зажили, и она надела яркое платье с короткими рукавами. Я видела ее в холле задолго до начала, но она не подошла ко мне. Между нами стояла не только ее рухнувшая мечта стать спасительницей Пастора, но и чувства к Ю Джону. И это, похоже, было для нее непреодолимой преградой. Всего несколько дней назад в лесу Су А пыталась убить меня. Мне так и не удалось выяснить, где она скрывалась после того, как вернулась, чтобы разделаться со мной. Мама сказала, что она не появлялась в «клинике», в лагере ее тоже не было. Возможно ли, что она несколько дней провела одна в лесу? Глядя на хрупкую фигурку в летящем платье с рюшами, я едва ли могла поверить в это. Но ее горящий огнем взгляд выдавал, что она способна и на большее. Она ненавидит меня.
Несколько сотен «братьев и сестер» заняли все кресла в зале. Сегодня аншлаг. Все ждут первую после выздоровления проповедь, которая будет транслироваться в прямом эфире во все концы земного шара – для членов общины, которые не смогли сегодня приехать сюда. После нее Пастор объявит меня своей преемницей.
В комнате, где Он готовится к выступлению, с Ним только я. Его дочь.
– Ничего не бойся, – по-отечески напутствует Он.
Он добрый и чуткий. Совсем не такой, как на портрете. Он пристально смотрит мне в глаза и гладит по голове.
– Тебе не нужно будет ничего говорить. Просто поприветствуй общину, – заключает Он.
Я стараюсь сохранить голос спокойным, чтобы Он не понял, что от вида бурлящего зала, который я выхватила, на миг выглянув из-за кулис, меня взяла оторопь:
– Все хорошо, папа. Я не боюсь.
Он мягко улыбается и снова заглядывает мне в глаза. Теперь уже совсем не страшно.
– Бояться не стоит, бояться нельзя, – говорит Он и гладит мои волосы, а потом добавляет, посмеиваясь: – А ведь я обожаю страшные истории. Это я завел традицию рассказывать их на ночь в лагере. Тогда мне казалось, что чем больше страшного ты узнаешь, тем более смелым станешь.
– Страшилки, которые рассказывали в лагере, не напугают и ребенка, – улыбаюсь я в ответ.
– Конечно, нет, чего бояться сказок? Знаешь, у меня есть одна любимая, – Пастор слегка прищуривается. – Я расскажу, и, если не испугаешься, все твои страхи отступят раз и навсегда.
Он говорит так мягко и вкрадчиво, что хочется слушать. Что бы Он ни рассказал, мне не терпится это услышать.
– В давние времена, – начинает он, – жил на свете паук. И был он искуснейший ткач из всех, такой, что на его работу не взглянешь без зависти. И люди так завидовали ему, что слепли от зависти, – их глаза попросту вытекали. Паук же только радовался – он поедал их глаза и не беспокоился о пропитании, только ткал, и ткал, и ткал…
Пастор берет меня за руку и накрывает ее ладонью другой руки. Мягкие, теплые ладони.
– И вот однажды он встретил необычную девушку, – продолжает он. – Один ее глаз был небесно-голубым, другой же – черным как ночь. Но не только этим она была необыкновенна. Поразило паука, что она, глядя на его искусство, совсем не завидовала. Смотрела так, словно вовсе не замечала его, а ждала кого-то другого. Не стерпел паук – высосал ее глаза. И вкус их показался ему настолько волшебным, что он бросил свою работу и пошел скитаться по свету, ища ту, что будет похожа на нее. А она, слепая, следовала за ним. Долго искал он, но не находил и питался глазами тех, кого встречал на пути. И чем больше чужих глаз он поедал, тем больше слепцов шли по его стопам. Он же поклялся, что, отыскав ту, чей взгляд напомнит ему взгляд девушки с разными глазами, он не лишит ее зрения. Наоборот, наделит даром провидения – за долгое время, что питался чужими глазами, он получил этот дар.