С усилием улыбнулся и повернулся к девочке. Под глазами Маргариты залегли темные круги, носик покраснел от слез. Лев неискренне весело предложил:
– Хочешь, поедем и выберем тебе другого щенка? Или двух? Может, котенка?..
– Нет! – выкрикнула Маргарита. – Я хочу Любу!
И, развернувшись, пулей вылетела из комнаты. Через несколько секунд громыхнула захлопнувшаяся дверь ее комнаты. Лев медленно опустился на кровать и тяжело вздохнул.
– Я тоже, дочка, – одними губами прошептал он и провел ладонью по гладкому покрывалу. Горько усмехнулся. – Я тоже.
Но Люба теперь считает его монстром, который заставил мать отказаться от собственного ребенка. Который купил у матери ребенка и отослал ее из страны. Который довел несчастную до сумасшествия. Она никогда больше и не взглянет на Лаврентьева, раз ушла, даже не попрощавшись с Маргаритой. Она не простит…
Лев откинулся спиной на кровать и посмотрел в разукрашенный затейливой лепниной потолок. Правильно ли он поступил? Может, стоило оставить няню при себе? Да, Любе пришлось бы непросто, Светлана бы постоянно унижала ее и обижала, но… Лаврентьев отмел мысли об утренних пробежках. Нет, не о себе он подумал, конечно, не о себе. Няня хоть помогла бы Маргарите пережить смерть только-только обретенного любимца.
Нахмурился: зачем Света раздавила пса? Точно спятила! Хорошо, что Маргарита не пострадала от этой истерички. Но дочка может за себя постоять и в карман за словом не полезет. Лев был уверен, что девочка возненавидит мать с первого взгляда. Нет, она ее интуитивно ненавидит.
Мысленно он перенесся на несколько лет назад, когда Света нытьем и бесконечными придирками вила из него веревки. Первое время Лаврентьев списывал ее капризы на беременность, но чем дальше, чем становилось хуже. И к шестому месяцу Света настолько вымотала мужа, что он предпочитал ночевать в офисе, лишь бы не слышать визгливый голос жены. Не помогали ни врачи, ни препараты, ни психологи. Она душила его, манипулировала чувством вины, истязала претензиями по делу и чаще без, ревновала так, что было стыдно выйти с ней из дома.
Лев скривился, вспомнив неприятный случай, когда Света разбила бутылку вина о голову официантки, которая, как показалось жене, подмигнула Лаврентьеву. Та девушка даже не смотрела на Льва! Сотрясение мозга, несколько швов, сильная потеря крови – тот случай едва удалось замять. Но с этого момента все стало еще хуже. Света начала требовать, чтобы Лев всегда был рядом, чтобы смотрел только на нее, даже когда она спит, угрожала убить себя и ребенка. И Лаврентьев не выдержал.
Он предложил развод. Женщина промолчала, лишь лицо ее побелело так, что Лаврентьев схватился за телефон. Полное обследование, и врач подтвердил, что с мамочкой и ребенком все в порядке. Лев больше не заикался о разводе, да и Света, казалось, притихла. Знать бы, что это затишье перед бурей, не расслабился бы Лаврентьев!
Лев вскочил и торопливо вышел из комнаты няни, направился к себе в кабинет и плеснул в стакан щедрую порцию виски. Руки затряслись, Лаврентьев до сих пор не мог вспоминать об этом без дрожи. СМС о списании с его счета крупной суммы денег, и Лев уже несся в пригородную больницу, вызывая по пути всех, кого только вспомнил, чтобы на пороге роддома уже узнать, что все закончилось.
Света пошла на преждевременные роды. Оплатила его кредиткой. Лев почти умер тогда, но врач, который вел Светлану – настоящий мастер своего дела, – взял все под контроль. Малышку спасли. Лев проводил дни и ночи у прозрачной капсулы, отказывался покидать клинику даже на день. Спать не мог толком, лишь забывался на полчаса, словно проваливался во тьму. И выдохнул, лишь когда услышал, что опасность позади.
Именно тогда он впервые после случившегося пошел к своей жене, которую приказал не выпускать из больницы ни под каким предлогом и даже поставил охрану. Света испугалась его прихода, и Лаврентьев не удивился. К этому времени он скорее был похож на привидение, чем на человека. На ангела мести… Вот только Лев не ангел!
Он потребовал, чтобы Света при адвокатах подписала все документы – и дала развод, и отказалась от прав на ребенка. Взамен отдал ей половину того, что имел. Она кричала, сопротивлялась, не хотела уходить. Потом плакала и снова кричала.
Лишь в тот момент Лев узнал, что Света не хотела ребенка, не хотела портить свою совершенную фигуру. Пила таблетки, чтобы случился выкидыш – на аборт идти побоялась. Правильно побоялась, Лаврентьев бы узнал точно, и развода было бы не избежать. Все истерики и придирки, которые сыпались на Лаврентьева как из рога изобилия, были потому, что Света ненавидела свою изменившуюся внешность. Она ощущала себя уродом… И снова пыталась вытравить ребенка.
Врач сказал, что удивительно, как ребенок выжил и не получил врожденных пороков при таком-то отношении. Семя, как соринка, попало в лоно тщательно предохранявшейся Светы и упрямо обросло тысячей защитных слоев. Жемчужина родилась и выжила! Его милая доченька. Такая малюсенькая, а такая сильная! Сильнее всех взрослых и духом, и телом.
Лев улыбнулся: на душе стало чуточку светлее. Поэтому он назвал дочку Маргаритой. И она стала светом в его жизни, единственной женщиной, которой он верил, которую обожал…
Улыбка растаяла, стакан лопнул в сжавшейся ладони, обагрив пальцы виски, смешанным с кровью. Боль привела Льва в себя. Десять дней. Надо выдержать это исчадие ада десять дней! И больше он никогда не увидит ее.
– Привет, милый.
Звук ненавистного голоса заставил вздрогнуть, но мужчина не обернулся. Он знал, что Света стоит у двери, наверняка на ней умопомрачительно красивое и ужасно дорогое белье. Надеялся, что женщина хотя бы накинула халатик, но проверять не хотелось. Он молча взял салфетки и, вытерев кровь с ладони, внимательно осмотрел царапины: вроде ничего страшного. В больницу ехать не придется, достаточно аптечки, что спрятана на кухне. Вспомнил, как Люба прилепляла к его ранке пластырь, и сердце болезненно сжалось, а губ коснулась улыбка.
– Рад меня видеть? – тут же спросила Света.
– Рад, что один день из десяти прошел, – холодно ответил Лев и прошел мимо нее.
Хвала небу, Света была в халате, если эту полупрозрачную тряпочку можно так назвать. Зря женщина старалась его соблазнить – ее хищная красота давно стала для него мощнее брома. Даже мысль о бывшей убивала возбуждение на корню.
Лев спустился на кухню, зная, что бывшая следует за ним по пятам, но никак не реагировал на нее. Достал аптечку и быстро обработал ранки. Света обняла его со спины и, прижавшись пышной грудью, томно спросила:
– Скучал по мне?
– Нисколько.
Лев поневоле сравнивал женщин. Хищную сладкоголосую гарпию, которая и бровью не повела, глядя на его израненную ладонь, и дерзкую, но заботливую няню, которая тут же устремилась на помощь.
Лаврентьев вырвался из объятий и спокойно убрал аптечку в шкаф. Обернулся к Свете.
– Что тебе на самом деле нужно? Зачем ты вернулась?
– Я же сказала, – качая бедрами, приблизилась она и, рисуя на груди Льва круги, взмахнула длинными ресницами. – Ты!
– На мясо или в рабы? – приподнял брови Лев.
– Шутишь, – вздохнула Света, и мужчина ухмыльнулся: нет, он не шутил. А бывшая прильнула и промурлыкала: – Пойдем в постельку, я покажу тебе зачем…
– Не хочу, – отстранился Лаврентьев.
– Ай-ай, – улыбнулась Света и прищурилась. – А если проверю?
Лев застыл на месте и наградил бывшую тяжелым взглядом. Впрочем, увы, на нее это никогда не действовало. Женщина вновь скользнула к нему, протянула руки… и улыбка сползла с ее лица, которое тут же приняло злое выражение.
– Импотентом стал? – скрипуче спросила она.
– Мне плевать, что ты думаешь, – ледяным тоном отозвался Лев и вышел из кухни.
Бывшая уже обосновалась в его спальне, поэтому он направился в комнату, где жила Люба. Ему просто необходим глоток противоядия. Хотя бы подержать в руках бутылочку, в котором оно хранилось. По пути Лаврентьев заглянул в детскую и поцеловал спящую дочь. Ощутив влагу на щеках девочки, нахмурился.
Анну Васильевну он не видел – женщина обладала почти магической способностью быть незаметной, когда это необходимо, и Лаврентьев был благодарен домоправительнице. И за это, и за то, что посидела с дочерью. Из него сейчас вышел бы плохой утешитель – самому бы кто посочувствовал.
Заперев дверь комнаты Любы на замок, Лев упал на кровать, что еще хранила запах девушки, которая едва не стала частью семьи. Возможно, счастливой и полной семьи.
Глава 22
Я шла, не глядя куда, и лишь иногда вытирала льющиеся слезы. Не могу поверить! Это просто уму непостижимо! Но Лев так спокойно и просто признался в том, что купил себе дочь, выгнав мать, что у меня затылок похолодел. Его слова будто врезались в грудь острым ножом, и что-то порвалось в сердце. Было больно, так больно, что я не могла нормально дышать, видеть и говорить.
Раздался визг тормозов и чей-то вскрик. Меня дернули за локоть, над ухом прозвучал злой мужской голос:
– Смотри, куда идешь! Жить надоело?
Я застыла на месте: нет, не надоело. Обернулась назад и испуганно посмотрела на проезжую часть – я едва под машину не попала! Похлопала себя по щекам. Люба, очнись! Этот гад не стоит того, чтобы из-за него с жизнью прощаться!
– Люба? – Я подняла глаза и в окошке притормозившего спорткара узнала Павла. Он перегнулся через сидение и открыл мне дверцу. – Садись.
В другой день я бы не стала этого делать, но сейчас залезла в автомобиль и, пристегнувшись, уставилась на летящую под колеса дорогу.
– Что случилось? – спросил Павел. – На тебе лица нет.
– Что же там? – огрызнулась я и виновато посмотрела на него. – Мне плохо.
– Вижу, – ухмыльнулся он и, завернув, притормозил у большого золотистого здания с помпезной стеклянной дверью и огромной надписью по-итальянски. – Кофе будешь?
– С коньяком, – буркнула я и вышла из машины.
В другой день я бы и этого не сделала – не пошла бы с малознакомым мужчиной в дорогой ресторан, но сейчас… мне словно под кожу впрыснули литр новокаина. И столько же в грудь. Я едва ощущала ветер, солнце, прикосновения Павла, который, подхватив меня под локоть, повел в ресторан. Швейцар лучезарно улыбнулся и открыл перед нами двери. Мне было все равно, куда идти и что делать, лишь бы не стоять на месте. Казалось, замри я на секунду, и мои уничтожающие сердце мысли догонят меня и снова вгрызутся в многострадал