Забрала у подруги ключ от ее комнаты в общаге и снова виновато посмотрела на Павла. Он же делал вид, что служить для меня таксистом – предел его мечтаний. Я пообещала себе, что обязательно отблагодарю мужчину, пусть и не так, как ему бы хотелось, но… Я что-нибудь придумаю!
Попрощавшись с добрым замом моего дьявольского босса у дверей общежития, я поспешно юркнула к черному ходу: время позднее, через главный могут и не пропустить, но я не сдамся. Тем более телефон поклонника моей подруги мне прекрасно известен. Толик открыл дверь запасного выхода и, оглядевшись, поплотнее запахнулся в куртку, надетую на обнаженный торс. Ноги его торчали из коротких шорт волосатыми палками, и я поспешно отвела взгляд. Это дело Люськи – с кем гулять! И Толя доказал на деле свою преданность. Десять раз доказал.
Когда, избавившись от взволнованно бубнящего про Люську Толи, я вошла в комнату подруги, боль снова набросилась на меня. Она как изголодавшийся волк, будто поджидала меня в темном углу. Я решительно приказала себе перевернуть страницу если не жизни, то хотя бы диплома. Не того, что сгорел вместе с моей комнатой, а того, что восстановил тот… О ком я думать больше не буду.
Уселась за комп подруги и, вставив флешку, ушла с головой в работу. Оказалось, это наилучшее средство от раздирающих душу демонов, и уже под утро я задремала прямо за столом. От звонка встрепенулась и, с трудом отлепив щеку от клавиатуры, прислонила трубку к уху.
– Да?
– Вы придете или нет? – заверещали на том конце так, что я отвела руку. – Предупреждаю, если вы снова отложите запись, я сама вас прокляну!
– Кто это? – пыталась спросонок сообразить я. Перед глазами плясали строчки из ночного диплома, а голова гудела, словно трансформатор. – Ничего не понимаю. Какая запись? Какое проклятие? – И тут я догадалась. – А-а! Бабка?
– От бабки слышу, – обиделась собеседница. – Слушайте, клиент со сглазом пятого уровня, если вы не приедете через полчаса, то можете смело заказывать себе гроб!
– Отлупите куклой вуду? – мрачно усмехнулась я. – Или выбьете глаз шаром для предсказаний?
– Раз такая умная, сама догадаешься! – отрубила ведьма и отключилась.
Я вздохнула и, сорвав с монитора листок с адресом, который прикрепила Люся, поднялась. Потянувшись с хрустом, решилась: а почему бы и нет? Не съест же меня бабулька? Даже если умудрится на лопату меня посадить, то за завтраком подавится!
Я отыскала заначку Люси, о чем мы вчера договорились, и, собравшись, выскочила из общаги. Привычная жизнь: толчея в коридорах, взлохмаченные сонные студенты, переругивания на кухне – осталась за спиной, и я нырнула в утреннюю свежесть города.
Глава 23
Утро началось с дикого крика. Казалось, дом содрогнулся. Лаврентьев мгновенно слетел с постели и несколько секунд пытался понять, где он и что происходит. Сообразил, что из-за Светы остался ночевать в комнате няни, и тут же бросился к выходу. Да так и остался стоять перед распахнутой дверью, не зная, плакать ему или смеяться. Нет, зная. Плакать точно не хотелось.
Внизу, у основания лестницы, прямо на полу сидела Света и верещала так, словно ей зуб без наркоза выдирают. Здоровый.
В светлых волосах «жертвы» торчали спагетти, а по красивому и явно дорогому кружевному белью женщины стекали вязкие алые капли соуса. Из-за угла выглядывала донельзя довольная мордашка Маргариты. И Лаврентьев не выдержал – расхохотался так, что стекла зазвенели.
Света заткнулась и, грозно глянув на Льва, поднялась… чтобы снова растянуться на полу в весьма неприглядной позе. Теперь к хохоту Лаврентьева присоединился и звонкий смех дочери.
– Вы!.. – закричала Света, с трудом собирая скользящие на соусе ноги. – Ты… Вы еще пожалеете!
Отчаявшись подняться, она поползла к лестнице на четвереньках, и Лев оперся о перила, не в силах стоять от распирающего его смеха. С трудом подавив новый приступ, он сжал челюсти и сурово посмотрел на дочь. Маргарита пожала плечами и исчезла на кухне, со стороны которой уже к алому пятну на полу направлялась Анна Васильевна. Без капли осуждения она принялась убираться.
– Завтрак готов, Лев Сергеевич, – не поднимая головы, известила она. И голос домоправительницы подозрительно подрагивал при этом. – Ваш любимый шоколадный пудинг. А гостья, я полагаю… – Она все же не сдержалась и тихо хрюкнула от смеха да выдавила: – Уже сыта?
Лев с улыбкой покачал головой: он и забыл, какой жестокой может быть дочь. Лишь Люба справлялась с проказницей. Предстоящие десять дней под одной крышей с бывшей уже перестали казаться ему катастрофой вселенского масштаба. Похоже, они с Маргаритой по одну сторону баррикад. Улыбка растаяла: интересно, останется ли это так же, когда дочь узнает, кто эта женщина?
Вернувшись в комнату, Лев принял душ и со вздохом надел вчерашний костюм. Надо будет попросить Анну Васильевну перенести его вещи в комнату Любы. При воспоминании о девушке, которая смотрелась вот в это зеркало и спала в этой кровати, на сердце потеплело. Все, что у него осталось – воспоминания, но они такие сладкие!
Лев вышел из комнаты и спустился по уже прибранной лестнице. Зашел на кухню и, приняв из рук домоправительницы чашку кофе, хотел сесть на стул, но дочь закричала:
– Иди сюда!
И похлопала по стулу рядом с собой. Лев улыбнулся – ему стало приятно, что дочь хочет быть ближе – и уселся рядом с Маргаритой. Пока она с аппетитом уплетала любимый шоколадный пудинг, наблюдал и радовался. Люба вчера так сильно переживала из-за подопечной, на глазах которой погиб щенок. Конечно, Лаврентьев знал, что Маргарита вся в него – показывать боль не станет. Ну разве что только поначалу, пока она очень сильная.
Он тепло посмотрел на Анну Васильевну, которая поставила перед ним баночку пудинга, и спросил:
– Вы, наверное, вчера поздно легли спать? Я дам вам выходной до вечера, отоспитесь. А Маргариту возьму с собой на работу.
– Ура! – подпрыгнула дочка.
– Спасибо, – поблагодарила Анна Васильевна. – Это очень кстати. А ваша… гостья? Она останется одна?
Судя по тону, каким домоправительница проговорила слово «гостья», Света уже испортила отношения с ней. И это тоже порадовало Льва, которому не хотелось, чтобы у бывшей в доме были союзники. Хватит предателей и за пределами. Лаврентьев вздохнул и ответил:
– Сама разберется, не маленькая.
– Доброе утро!
На кухню вошла Света, уже с прической, макияжем и в красивом платье. Она села на стул и, облив всех показным очарованием, безапелляционно заявила:
– Я тоже еду с вами. – И белозубо улыбнулась: – Я же не маленькая, чтобы спрашивать разрешения, правда?
Лев сжал челюсти, аппетит мгновенно пропал. Все стало как раньше, когда еще Люба не приучила его к ежедневному завтраку. Поднялся и сухо сказал:
– Доберешься на своей машине. Марго, идем?
Дочь посмотрела на него такими счастливыми глазами, что дыхание на миг перехватило.
– Что?
– Как ты меня назвал? – хитро уточнила дочка.
– Идем, сказал, – смутился Лев.
Лаврентьев так отчаянно сопротивлялся, чтобы Люба не звала его дочь Марго, а теперь и сам так ее назвал. Может, ему просто хочется задержать девушку хотя бы в воспоминаниях? Комнатой, которая навсегда будет Любиной, именем девочки, шоколадным пудингом?
Лев направился к выходу, и Света тут же пожаловалась:
– У меня бензина совсем нет. Вчера едва не толкала. Я поеду на твоей машине.
Она подскочила, и раздался треск ткани. Маргарита хихикнула и выскользнула из кухни, а Света растерянно смотрела на приклеившийся к сидению подол.
– Платье за тысячу долларов, – едва не плача, прошептала она и, опустившись на стул, чтобы не испортить наряд еще сильнее, выкрикнула: – Ах ты мерзавка!
– Тебя никто не держит, – закрывая дочь, сухо заявил Лев. – Выход там.
– Прости! – Бывшая вцепилась в его руку. – Вырвалось! Я так не думаю. Наша дочь милая девочка.
Лев приморозился к месту, а Анна Васильевна, вытирая руки, опустила голову и торопливо посеменила к выходу. Домоправительница притворилась слепой и глухой, но не ее реакции боялся Лаврентьев. Стук сердца, второй…
Маргарита медленно подошла к Светлане, обошла ее. Девочка рассматривала женщину серьезно, будто дорогую куклу в магазине, размышляя, стоит ли попросить ее в коллекцию.
– Так это моя мама? – необычайно строгим, совершенно взрослым тоном уточнила Маргарита и обернулась. – Мне не нравится. Хочу Любу!
Лев не сдержал улыбки. В кои-то веки они с дочкой были абсолютно солидарны. На Светлану было жалко смотреть: она то пыталась улыбнуться дрожащими губами, то рот ее плаксиво изгибался. В конце концов она рявкнула:
– Ноги этой грязной шлюхи в моем доме не будет!
– Замолчи, – очень тихо, но с угрозой приказал Лев.
Он пытался держать себя в руках, но вот Маргарита не собиралась этого делать. Она взяла со стола чашку недопитого отцом кофе и вылила на голову женщины.
– Еще поспорим, кто из вас грязнее, – заявила дочь.
Света хватала ртом воздух, изображая выброшенную на берег рыбу, а Лев просто не мог уже находиться с женщиной в одном помещении. Он схватил дочь за руку и поспешил к выходу. Маргарита молча следовала за отцом, сбежала по ступенькам и послушно уселась в автомобиль. Когда Лев вырулил на дорогу, тихо сказала:
– Я знаю, что значит это слово. Люба не такая. А вот эта… – Она с трудом выдавила: – Мама… Она точно такая!
– Эта женщина никогда не станет твоей матерью, если ты не захочешь, – не отрывая взгляда от дороги, пообещал Лев.
– Правда? – Маргарита обрадовалась так, словно сразу сбылись все ее мечты. – И ты не женишься на ней?
– И под прицелом никто не заставит, – едва слышно пробормотал Лев и вздрогнул от подобной перспективы. Уже громче заверил: – Никогда, Марго.
Теперь он произнес это имя намеренно и сразу увидел улыбку дочери. Добавил убежденно:
– То, что эта женщина тебя родила, не делает ее мамой.
– Но если ты не женишься, – рассудила Маргарита, – и не собираешься делать ее моей мамой, то… – Она посмотрела испытующе: – Зачем она с нами? И почему ушла Люба?