Дёмины папа и брат не выказали никакого восторга от идеи заниматься лесопосадками, однако сам Дёма Квасников в числе первых с энтузиазмом схватил лопату, сунул её под мышку и взял в охапку сразу несколько саженцев. Родные, переглянувшись, поплелись за ним.
Просека, оставленная то ли грозой (как считали взрослые), то ли чудовищем (как смутно помнили «Искатели»), располагалась недалеко от лагеря, так что Миша даже изумлялся, как могли они все заблудиться так близко от знакомых мест. Несколько поваленных деревьев уже вывезли, а остальные, вопреки опасениям, лишь накренились и теперь уже стояли вновь, как будто не было никаких чудовищ и гроз.
Многим из родителей, не говоря уже о ребятах, никогда раньше не доводилось сажать деревья, и всё это казалось весёлым приключением. В конце концов Дёмин папа отобрал у сына лопату, крякнул, поплевал на руки и принялся демонстрировать всем, как следует копать. Пожалуй, активнее всех копал именно он да ещё Алмаз Ибрагимович, папа Эли. Мамы и девчонки бегали туда-сюда с лейками и пакетами удобрений. Мальчишки, все как один вымазанные с ног до головы, сгребали и утаптывали землю вокруг саженцев. Словом, неожиданный «день лесонасаждений» оказался весёлым и интересным. Родители с удовольствием общались между собой и давали друг другу советы.
Пожалуй, единственная ссора за всё время вспыхнула тогда, когда Дёма Квасников вдруг обнаружил, что его старший брат увлечённо вырезает что-то перочинным ножиком на стволе ближайшего дерева. «Похоже, это у них семейное», – решил про себя Миша. Что бы ни думал об этом Дёма, вслух он этого говорить не стал, а просто с размаху заехал брату кулаком по уху.
– Ты чё-ооо?! – взревел брат, явно собираясь ответить тем же, однако рядом с Дёмой уже стоял, опираясь на лопату, их папа. Он довольно потрепал младшего сына по голове и объявил, ни к кому в особенности не обращаясь:
– Мужает мальчик!
Его старший сын недовольно засопел.
– Деревья живые, – наставительно сообщил брату Дёма и, не оглядываясь, отошёл, чтобы вернуться к посадкам.
Глава девятаяОдин в лесу
Эту вылазку Миша планировал очень тщательно и никому, кроме, конечно, квартирного Теши Закроватного, не говорил о ней. Он знал, что нужно успеть сделать всё быстро и вернуться до очередного обхода: вожатые, наученные горьким опытом, теперь проверяли ребят в их комнатах несколько раз за ночь. Поэтому он постарался не терять времени и даже не стал одеваться, только накинул поверх пижамы олимпийку, памятуя о том, что в лесу ночью может быть довольно промозгло, да надел на ноги сандалии вместо тапочек.
В полной тишине, не говоря ни слова – всё уже было оговорено не один раз, – Миша и Теша, взявшись за руки, подошли к стене комнаты.
– Удачи, – шепнул со своего места Арам Домбаян, и Миша молча кивнул. Конечно, Араму можно было и не рассказывать, куда и зачем он собрался. Наверняка тот сам обо всём догадался, по обыкновению, путём логических умозаключений.
Через территорию лагеря Миша и Теша крались, вздрагивая от каждого шороха. А уж заслышав голос Тромбона, на какое-то время и вовсе затаились в кустах, боясь пошевелиться.
– Раз-два-три, раз-два-три, – шёпотом приговаривала Клавдия Аркадьевна, в одиночестве вальсируя посреди дорожки.
«Кажется, Тромбон сошла с ума», – в ужасе подумал Миша.
– Запомнил? – спросила Тромбон, остановившись и тяжело дыша. Обращалась она к Константину Алексеевичу, который, оказывается, сидел, сгорбившись, тут же на лавочке.
– А толку? – горестно вздохнул он. – Я всё равно не решусь её пригласить.
– А ты не решайся, – неожиданно мягко посоветовала Клавдия Аркадьевна, присаживаясь рядом. – Ты просто…
Но что следовало сделать Константину Алексеевичу, Миша и Теша уже не услышали. Они осторожно крались прочь, стараясь, чтобы под ногами не хрустнула ни единая веточка.
– Просто позови его, – напутствовал Теша Мишу уже за забором лагеря. Миша молча кивнул, отпуская квартирного. Звать Тешу с собой дальше он не стал: знал, что, несмотря ни на что, тому неуютно за пределами «своей» огороженной территории.
– Ну… стукнешь в забор, как назад соберёшься? – Теша будто извинялся за то, что не идёт с мальчиком.
– Конечно!
С собой квартирный выдал Мише фонарик, который извлёк на свет, покопавшись в своём сундуке. Фонарик был большой, на длинной ручке, и свет давал не особенно яркий, но это было всё же лучше, чем ничего.
Сказать по правде, Мише и самому было страшновато. Несмотря на все заверения Теши, он хорошо помнил, как Леший «водил» их отряд по лесу, заставив заблудиться в двух шагах от лагеря, и как появилось из лесной чащи жуткое чудо-юдо с жёлтыми глазами. А ещё не давал покоя рассказ Дёмы Квасникова, который в ту ночь натерпелся такого ужаса, что долго ещё вздрагивал от каждого шороха. Может, Леший и не страшен для квартирного (что ни говори, а они в чём-то похожи), но людей лесной хозяин, видно, не очень-то жалует.
Эх, страшно – не страшно, а идти было надо. Кто ещё вернёт Тохе её медаль?
И Миша, нажав кнопку фонарика, отважно отправился в лес.
Впрочем, заходить слишком далеко он не стал, опасаясь снова заблудиться, да ещё и в одиночестве. Он прошёл всего несколько метров, так что, если оглянуться, между деревьями были видны огни лагеря.
– Дядя Леший! – шёпотом позвал он и испуганно замолчал, когда ухнула над ним какая-то птица. Подождав несколько секунд, Миша откашлялся и уже в полный голос позвал: – Дядя Леший! Хозяин!
– А зачем тебе сам Хозяин? – неожиданно спросил его девичий голос.
– Кто здесь? – вздрогнул Миша. В какой-то паре метров от него у дерева стояла одетая в длинное светлое платье девушка с распущенными тёмными волосами. Девушка усмехалась.
– А ты кто? – невежливо спросил Миша, подумав, что перед ним одна из вожатых, однако сразу осёкся, поняв, что раньше её не видел. Он чуточку испугался: мало ли кто эта девица, раз она Лешего знает и ночами по лесу бродит.
– Сенява я, – певуче проговорила девушка.
– А я Русява, – тут же подхватила другая красавица, выходя из-за деревьев.
– А я Дубровица…
– Березница…
– Дивница…
– Земляничница…
Миша не успевал оглядываться, чтобы увидеть девушек, которые появлялись будто из ниоткуда, окружая его со всех сторон хороводом. Все они казались с первого взгляда неразличимо похожими и в то же время совсем разными, как одновременно похожи и непохожи деревья в лесу.
В какой-то момент, в очередной раз повернувшись, Миша понял, что больше не видит огней лагеря. Всюду, куда ни кинь взгляд, были только деревья. Да где же он? И с какой стороны пришёл? Вон того холма вроде бы раньше рядом не было. И этого суковатого, криво обломанного пня тоже… Что же делать? Миша, зажмурившись, завопил во весь голос:
– Лееееший!
– Здесь я, – сообщил вдруг пень совсем рядом, и Миша, вздрогнув, выронил фонарик. – Нечего мне тут кричать, зверьё пугать. И мусорить мне тут нечего! Ишь, разбрасывается… А вы цыц, непутёвые!
Лесные девушки, разом засмеявшись, скрылись между деревьями.
– Извините… – Миша, поспешно присев, подхватил фонарик и на всякий случай выключил его. – Я не собирался мусорить!
– Знаю я вас! – ворчливо отозвался Леший. – Ходют тут, ветки ломают, деревья портят, вещички свои бросают…
– А я придумал вам новых деревьев посадить! – поспешно вставил Миша.
– Знаю-знаю, – Леший заметно смягчился. – Молодец! Хвалю. А только кажется мне что-то, что неспроста ты это затеял, а?
Леший хитро прищурился, а Миша слегка смутился.
– Рассказывай давай, чего от меня надобно?
– Моя подруга, – запинаясь, начал Миша, – она потеряла в вашем лесу свою вещь… она не хотела мусорить! – торопливо добавил он.
– Подруга, значит, – грозно проскрипел Леший. – А это не та ли, что совсем свежую, сильную ветку с моего дерева обломала?
На секунду Миша растерялся, пытаясь понять, какую ветку. Однако тут холм неподалёку зашевелился, глухо заворчал и сверкнул жёлтыми глазами. В один миг Миша, обмирая, вспомнил, что за ветку обломала Тоха и для чего. Он сделал маленький шажок назад, стараясь не дышать, однако усилием воли заставил себя остановиться и удержаться от того, чтобы сбежать без оглядки. «Леший здесь, и в прошлый раз чудовище не причинило никому никакого вреда», – уговаривал себя мальчик. А кроме того, если он сейчас сбежит, то Тоха до конца жизни будет считать его трусом. А кем тогда сможет считать себя он сам?
– Она защищалась! – дрожащим голосом сообщил мальчик, а потом, осмелев, уже в полный голос с жаром добавил: – Она всех нас защищала от вашего чудища! А оно, между прочим, не одну ветку, а несколько целых деревьев сломало!
На «холм» Миша старался не смотреть, чтобы не растерять свою решимость, но тот вновь напомнил о себе недовольным ворчанием.
– Спи давай, горе моё! – прикрикнул на него Леший, и чудище, начавшее было приподниматься, опустило голову. – Вон, перед людьми и то за тебя совестно!
– Уыыы! – виновато прогудело чудище. Будто ветер просвистел в верхушках деревьев.
– А ты не ябедничай, – продолжал между тем Леший, обращаясь уже к Мише. – Сам знаю… – Он вздохнул. – Чего уж там, непутёвое оно, Лишенько, так ведь малое ещё совсем…
– Малое? – в ужасе переспросил Миша, представив, каким будет «Лишенько», когда вырастет. – А… кто он… оно?
– Так известное дело – пущевик. Я Лихом кличу, потому как есть оно Лихо моё лесное, горе луковое.
Мальчик смотрел на лесного хозяина с недоумением, и тот недовольно крякнул.
– Совсем люди леса забросили, сказки позабыли. Пущевик – великан лесной. Глупые они зело да, случается, злобные. Вот я его Лихом и прозвал. Ничего, вырастет – к делу приспособим, будет пни корчевать, скалы ровнять.
– Так он ещё больше вырастет?
– Кто ж его знает… – снова вздохнул Леший. – Может, и не вырастет. Они же сначала ввысь растут, а ума долго набираются. По уму-то Лишенько – младенчик совсем. Ну да пущевики и взрослые умом большим не блещут. Хуже всего, что он видит плохо. Днём ещё ничего, а как стемнеет – и вовсе будто слепой котёнок. Раз вон вовсе сослепу к вам в лагерь вломился, так Семён его метлой своей гнал, перепугал дитятю до полусмерти, пришлось мне самому вмешаться.