И все же его лицо было бледным и взволнованным. Совсем не таким, как секундой назад, когда он объяснял мне что-то про колдовское зелье, а я не слушал, потому что смотрел на Майю. Я и сейчас на нее смотрел. Да, между двумя этим мгновениями прошла всего одна секунда. И целая вечность — вечность волка-оборотня.
Я помнил каждое мгновение этой вечности. И наши игры с девчонками-волчицами. И приключения в деревне. И толстяка в поезде. И то, как я пытался испытывать Вика на прочность. И как слишком поздно понял, что друзей испытывать нельзя. Просто потому, что друг может и не сломаться. Сломается только дружба.
Вы должны меня понять. У меня было очень мало друзей, и я не знал, как себя вести в таких случаях.
— Слушай, Вик, — сказал я. — А может, это все мне приснилось? Привиделось после травки?
— Мне снилось то же самое, — ответил Вик.
— Что ты там шепчешь, Сергей Волков? — спросила Майя. — Конечно, это был сон. Ты просто отключился на минутку… но, если тебе плохо, ты можешь отправляться домой. Твой дед Герман уже едет за тобой…
— Нет, — сказал я.
Он снова улыбнулась. Очень загадочно.
Я взял чашку с земли и залпом допил ее содержимое. Никакое это не зелье, подумал я. Обычный душистый травяной чай.
Но была во всем этом еще одна деталь, которая меня напрягала. Несколько секунд (обыкновенных, человеческих секунд) я пытался понять, что мне не нравится в окружающей реальности. А потом понял.
На Майе больше не было ее прекрасной ведьминской холщовой рубашки, а была другая, обыкновенная, с коротким рукавом и кармашками на груди, только почему-то черная.
Я повернулся и увидел в сторонке Феликса. У того с костюмом было все как обычно. Все та же черная байкерская куртка и ремень с латунной пряжкой.
Вот черт, подумал я. Где они были все это время? И где были мы?
Моя голова шла кругом.
Я вздрогнул: где-то далеко раздался звук автомобильного сигнала. Да, все вокруг казалось сном, и только этот гудок был реальным. Требовательным и резким. И очень знакомым.
Наверно, я должен был рассердиться. Но мое сердце билось медленно и неохотно. Я видел, как мой дед, лесник Герман, вступает на поляну спокойно и уверенно, и сухие сучья хрустят под его охотничьими ботинками. Он шел ко мне, даже не глядя по сторонам, и я не знал, что я ему скажу.
Впрочем, ему и не нужно было ничего говорить. Он остановился возле костра. В его руках был телефон — наверно, еще недавно он звонил мне, — а за спиной настоящая винтовка (тут я удивился).
— Ты здесь, — сказал он не очень-то приветливо. — Карл что-то толковал мне про твоего друга. Это — он?
При этих словах Герман строго посмотрел на Вика. Тот ничего не ответил. Только откинул соломенные волосы со лба и посмотрел на деда ясным взглядом. Глаза у него, как я уже говорил, были светло-серые, глубокие, и даже пламя костра в них почти не отражалось, а просто тонуло.
— Я тебя где-то видел, — сказал ему дед. — Но ты не здешний. Ты не эстонец? Я помню, на островах много таких.
Вик пожал плечами.
— Он не знает, — сказал я за него. — Его нашли в лесу.
Дед вздрогнул.
— Помню эту историю, — произнес он сухо. — Значит, ты и есть тот самый Маугли из Чернолесья?
— Меня зовут Вик, — возразил Вик.
— Ну да, ну да. Значит, Гройль и тебя пристроил в свой чудо-лагерь? Что ни говори, воспитатель-новатор…
Я не понял, о чем это он. Но и Вик не спешил поддерживать разговор.
— Как был дикарем, так и остался, — усмехнулся дед. — Остальных я, кажется, знаю. Привет, Феликс. Как ты вырос. Тебе не идет эта идиотская челка. На фото из гимназии ты смотрелся лучше, со своим галстуком-бабочкой…
Я клянусь, Феликс немного смутился. Он и хотел бы, наверное, разозлиться, но не посмел. Я больше не мог читать его мысли, но я знал, что ему очень неуютно из-за того, что Герман помнит его таким.
— И ты здесь, Майя? — дед хитро прищурился. — Ты по-прежнему играешь в школу ведьм? Поишь мальчишек зельями, от которых потом у них бывает… гм… молчу, молчу. Боюсь, у меня уже не получится изобразить доброго чародея.
Майя улыбнулась беззаботно.
— Да бросьте, дедушка Герман, вы все тот же, — сказала она. — Вы не меняетесь.
— Это да, — сказал Герман. — Меняетесь только вы, детишки. И эти изменения мне нравятся все меньше и меньше. И ваши новые черные рубашки тоже не нравятся. Уж лучше это была бы просто волчья шерсть.
— Кхм, — откашлялся Феликс. — Прошу вас, дядя Герман. Не надо начинать ту же старую песню снова. Мы просто стали взрослыми. Мы сами выбрали, куда нам идти дальше.
— Сами? — тут мой дед рассердился не на шутку, что бывало с ним очень редко. — Да нет же, не сами. Вас затянуло это адское черное болото… которое развел тут мерзавец Гройль… и теперь вы играете с темными силами, о природе которых вы не имеете даже смутного представления. Вы не знаете, с чем вы связались! И чем это может для вас кончиться!
— А вы прямо знаете, — буркнул Феликс.
— Я знаю, — глухо сказал Герман.
От его голоса мороз пробежал у меня по коже. Мой взгляд совершенно неосознанно упал на вагончик-прицеп там, вдали, у высоких сосен. Он был очень похож на тот, другой. Я вспомнил свой повторяющийся сон. Черный туман, что клубился за дверью, и свой детский ужас. Я задрожал, как осиновый лист.
Дед заметил. Он все про меня понимал. Он обнял меня за плечи и слегка встряхнул.
— Поехали домой, Серый, — сказал он. — Я выдам тебе новую футболку. Эту придется выбросить, она совсем запачкалась. И голова вся в каких-то репьях. Ты что, бегал по кустам? Надеюсь, не один?
Сразу несколько девчонок, сидевших у костра, обернулись на меня и как бы синхронно покраснели — или это пламя от костра снова загорелось ярче? Сразу две из них показали пальцами, будто звонят по телефону, и на этот раз дед сделал вид, что не заметил.
— Так что же? Пойдешь? — спросил он веско.
Я знал, что отказываться нельзя. Он все равно заставит. И я не хотел с ним ссориться. Ну… пока не хотел.
— Пойдем, — сказал я.
Вик снова посмотрел на нас и опустил голову.
— Ты это… заходи, — сказал я ему, но он не ответил.
— Давай, двигай лапами, зубастик, — поторопил дед. — Спать пора. Еще и сниться будет дрянь всякая.
На обратном пути я сидел рядом с ним в его красном пикапе, а самокат валялся в кузове. Я держал в руках свой телефон. Вы не поверите: мне даже пришло несколько сообщений от девочек. Некоторых я узнал по аватаркам. И когда успели, удивлялся я. Машину трясло на кочках, и отвечать я не спешил.
В игры играть тоже не хотелось. Все игры теперь казались смешными и глупыми. А главное — я до сих пор не мог понять, что же случилось со мной сегодня ночью.
Хотя, может быть, мне и не нужно было этого понимать?
— Ну что же, — вдруг сказал дед, не глядя на меня. — Теперь ты знаешь, кто ты. Тебе понравилось?
Я вспомнил Майю. Девчонок-волчиц. И себя, волка.
— Очень, — сказал я.
— Не сомневаюсь.
Тут он покосился на меня. Уж не знаю, что он там увидел, но он как-то невесело усмехнулся.
— Лучше бы ты переломал себе ноги на своем самокате, — сказал он с чувством. — Сидел бы сейчас в гипсе, на веранде в кресле-качалке. Мне было бы куда спокойнее.
Двигатель урчал по-медвежьи, но я слышал каждое слово Германа.
— Ну зачем ты так, дед, — сказал я.
— Затем, что я идиот. Отпустил тебя к ним… так рано. Слишком рано. И потом, ты мог вообще не вернуться.
Он и это знает, подумал я. А сам сказал упрямо:
— Я всегда могу вернуться.
— Ты никуда и не уйдешь, — пообещал дед. — Больше никуда. Я тебя со двора не выпущу до конца каникул.
— Почему? Мы же ничего такого…
— Не скрипи зубами, волчонок, — усмехнулся дед. — И не злись. Ты еще не видел меня в гневе.
— А какой ты в гневе?
Герман глянул в зеркало заднего вида: за нами никто не ехал. Потом нажал на тормоз. Пикап клюнул носом и остановился. Тогда он повернулся ко мне:
— Могу пояснить коротко. Каждому из тех, кто посмеет тебя тронуть, я вспорю его вонючее брюхо и выпущу кишки. Одной левой лапой. По-нашему, по-сибирски…
И он добавил еще несколько конкретных слов. Здесь я почувствовал… ох, боюсь, я почувствовал не совсем то, на что он рассчитывал. Что-то случилось в моем животе, что-то неожиданное.
— Зря мы встали, — сказал я, чувствуя, как на лбу выступает холодный пот. — Дед… давай поскорее домой. Пожалуйста.
— Ага-а, — сказал Герман как бы даже с удовольствием. — Майкины травки подоспели. Это ничего… говорят, от глистов помогает… а то долго ли подцепить, если с каждой дворнягой нюхаться…
Я тихонько застонал. Герман тронул рычаг, и машина рванула вперед.
ГерманРазговора не получилось
Потом парень спал без задних ног в своей комнате. Бледный и измученный. Перед этим… да, перед этим ему пришлось несладко. Пришлось дать ему таблетки от живота. Пробегав полночи из спальни в туалет и обратно, Волков-младший наконец повалился на постель и уснул. Уже занимался рассвет.
Следующий день случился пасмурным, без видимых к тому причин: туман поднимался из долины и наползал на Черный Лес. Солнечный свет еле пробивался сквозь серую хмарь.
Сергей лежал без сил. Даже телефон в руки не брал. Это было на него непохоже.
К полудню из деревни приехал на велосипеде фельдшер по фамилии Жук. У него был выходной, но он, конечно, не мог отказать старому другу Герману, когда тот позвонил. К тому же Герман всегда уважительно называл его «пан доктор»!
Важный Жук не спеша осмотрел больного, пощупал ему живот, взял кровь на анализ, очень внимательно посмотрел на зрачки — неизвестно зачем. Герман стоял рядом. Они с доктором переглянулись.
— К вечеру у молодого человека будет волчий аппетит, — сказал Жук. — Но много есть ему нельзя. А в целом…
Тут Герман сказал что-то по-белорусски, и Жук улыбнулся в усы.
— А в целом надо лежать и не вставать, — велел он. — Возможен рецидив. Кроме того, надо дождаться результатов исследования…