— Там было… там было светло. Всегда светло, даже ночью. Там был мой дом. Альвхейм. Так называлось это место. Я помню.
— Не знаю такого города, — сказал я разочарованно. — Это не у нас. Где-нибудь в Норвегии? Там у них, говорят, полярный день по полгода тянется…
Все это время Герман смотрел на нас и ничего не говорил. Нет: он смотрел только на Вика. Печально и задумчиво. Такого я за ним раньше не замечал. Когда я вел себя плохо, он смотрел на меня с грустью — но не так. Когда (почти всегда) я вел себя глупо, он тоже бывал задумчив — но не так.
— Вик, — сказал он. — Это твое детское имя. Как тебя звали по-настоящему?
Вик запустил пятерню в свои мокрые волосы. Будто и на самом деле пытался вспомнить.
— Сигурд, — ответил он тихо. — На вашем языке — Зигфрид. Отец говорил мне: «Вперед, мой Зигфрид!» А мама звала — Вик.
— Ты это помнишь? — спросил Герман мягко.
Вик ничего не ответил. Только опустил голову. Тогда Герман поднялся со своей лавки и шагнул к нему. Я сперва немного испугался, а потом удивился: своей тяжелой ладонью он осторожно погладил Вика по мокрому затылку.
— Бедный мальчик, — сказал Герман. — Береги своего друга, Сережка.
И, не сказав больше ни слова, сел на место. Просто сидел и пил свое пиво. Зато Вик то краснел, то бледнел. Ерзал на скамейке. Потом и вовсе попросился на выход.
Я последовал за ним.
— Ты чего сбежал, — сказал я ему.
Он стоял на крыльце, как будто просто хотел подышать свежим воздухом. Над нами светило солнце, легкая дымка висела над лесом, и все казалось таким мирным, что в это даже не верилось.
— Твой дед, — начал Вик. — Он сказал мне… он сказал мне, что знает, кто я. И откуда я пришел, тоже знает. Но не расскажет никому.
— Не темни, темнейджер, — сказал я. — Ну кто ты такой, черт тебя дери? И откуда? Мне-то можешь рассказать?
— Не могу. Мне будет очень плохо, если ты узнаешь. И тебе тоже.
— Это еще почему? Ты преступник, что ли? Гренландский террорист? Нелегальный мигрант?
Вик помотал головой.
— А кто? Не скажешь — я с тобой больше не разговариваю.
— Мы можем не разговаривать, — напомнил Вик. — Я могу читать, что ты думаешь.
— Охренеть, — выругался я. — Вот именно это я сейчас думаю. Я таких упрямых баранов в жизни своей не встречал.
— А каких встречал? — спросил Вик, слабо улыбаясь.
— Да никаких я не встречал. А еще я знаешь, о чем подумал? Почему, подумал я, мне так свезло?
Почему, мать его… почему лучшие люди, кого я знаю, это волки-оборотни?
Вик не ответил. Где-то вдалеке тревожно каркнул ворон. Умный Карл не ходил с нами в баню. Он по своей воле снова заступил на дежурство. И теперь он издалека заслышал рев приближающихся мотоциклов.
— И худшие тоже, — закончил я.
Мы так и стояли на крыльце, бок о бок, когда к воротам подъехало то ли пятеро, то ли шестеро парней в черных кожаных куртках. Мы видели их сквозь дубовые брусья забора. Они выстроились полукругом, по-волчьи, но вожак на легкой «ямахе» остался впереди. Их лица были нам знакомы, а уж рожа их предводителя с косой челкой, налипшей на глаза — знакома в особенности. Даже в защитных очках.
Больше всего он был похож на героя скверного боевика, где американские спецагенты мочат русских наркодилеров, а потом меняются ролями.
«Будет обидно, если нас просто пристрелят здесь», — успел я подумать. Но стволов у них, кажется, не было. Гройль запрещал держать оружие в лагере. Иначе его питомцы просто перестреляли бы друг друга.
Мы стояли и смотрели на них, а они на нас. Еще минуту назад можно было, пожалуй, сбежать в дом, к Герману, и я некоторое время боролся с этим желанием, и Вик тоже. Но теперь уйти было невозможно.
Феликс тронулся с места и подъехал на мотоцикле прямо к воротам. Заглушил мотор и снял черные очки. Теперь он смотрел на нас в упор. Он мог слышать нас, а мы его. Впрочем, для этого даже не требовалось говорить громко. Я понимал их беззвучный язык все лучше и лучше.
— Ну что, юные пацифисты, друзья природы, — сказал он нам. — Готовьтесь к экологической катастрофе.
— Чего? — не понял я.
— А вот чего: Гройль велел передать Герману, чтобы он вернул воспитанника в лагерь. Он же не хочет неприятностей с законом?
На Вика он даже не смотрел, будто его здесь не было.
— Я не вернусь, — сказал Вик.
— В случае, если сбежавший ученик не вернется добровольно, — продолжал Феликс, будто читал по бумажке, — директор лагеря, доктор Старкевич, оставляет за собой право найти и возвратить его своими силами. При этом укрывательство несовершеннолетнего, — тут он все же взглянул на Вика, — будет приравнено к его похищению.
— Я не вернусь, — сказал Вик.
— Повтори это в третий раз, предатель. И лучше вслух. Я запишу сообщение для Гройля.
— Я не предатель, — возразил Вик. — Я выхожу из игры.
— И снова здравствуйте, — Феликс издевательски поклонился. — Ну конечно. Ты завербовался в лесники, ага. Ты теперь помощник доброго дедушки Германа. Как и твой новый друг. Да, это можно только приветствовать. Но вот беда: наш директор отвечает за твою безопасность, — тут Феликс показал пальцем куда-то вверх. — И мы обеспечим тебе эту безопасность, будь уверен. Лучше возвращайся сам. Мы даем тебе время до полуночи. Если нет — следующий наш визит будет совсем другим.
— Не гони, — сказал я вместо Вика. — И убирайся на хрен со своей бандой в свой долбаный лес.
Феликс даже не успел ответить. Еще один боец на кроссовом байке подъехал ближе и снял очки. Пружины просели под его весом. Я помнил его: когда-то в лагере он обыскивал мои карманы. Это был тот самый качок по имени Андрон. Свою кожаную куртку он скинул, должно быть, из-за жары — а может для того, чтобы показать свои мускулы. Они бугрились под футболкой, как будто их долго надували велосипедным насосом.
— Что ты болтаешь с этими слабаками, Феликс, — сказал этот Андрон. — Сегодня мы их уничтожим. Вспомни, как я уделал ихнего доктора…
Феликс покосился на него с неудовольствием. Но сдержался.
— Коллега прав, — согласился он. — Мы еще увидимся. Очень, очень скоро.
Я показал ему средний палец руки.
— Как грубо, — сказал Феликс. — И как глупо. Кстати, что передать сестренке?
Я вернул палец обратно, и моя ладонь сама собой сжалась в кулак.
— Передай — пусть ищет нового брата, — сказал я.
Вы не поверите, но Феликс промолчал. Моторы взревели, гравий полетел из-под колес, и адские волки убрались с наших глаз.
Вик опустился на ступеньки крыльца. Ему все еще было плохо. Я присел рядом. Если честно, мне тоже было не лучше.
— Не прогоняй меня, — сказал он. — Я не хочу к ним.
— Ты начинаешь повторяться. Скажи что-нибудь новое.
Вик опустил глаза.
— Если я вернусь, мне придется кого-то убить, — сказал он. — Чтобы жить, нужно убивать. Я не хочу.
«WazzaPhuck, — опять подумал я. — Мы все тут скоро съедем с ума в этом лесу».
А вслух спросил:
— И многих ты раньше убивал?
— Никого. Честно. Меня послали убить одного человека, чтобы получить силу. Я пошел, но не убил.
— Вот повезло кому-то, — ответил я, чтобы хоть что-то сказать.
— Тебе не повезло. Я просто передумал.
Я резко повернулся к нему, но он даже не дрогнул. И продолжал:
— Я следил за тобой. С первого дня. И нашел там, в долине у речки. Это был удобный случай. Потом нашли бы тело с разбитым самокатом, и никто бы ничего не понял.
Меня слегка передернуло. Я живо представил себе, в каком виде меня найдут.
— Когда же ты передумал? — спросил я.
— Когда спустился вниз, к реке. Ты лежал там… и не двигался. Я подошел очень близко. Мне нужно было просто прокусить тебе шею. Ты бы захлебнулся. Это даже не стало бы убийством. Но я сомневался.
— А почему перестал сомневаться?
— Ты разбил ногу. Помнишь? Кровь текла в реку. Я… попробовал ее на вкус. Это было… интересно.
У меня вдруг так свело скулы, что я чуть язык не прикусил.
— Вот и ты это чувствуешь, — сказал он. — Волки любят кровь. По крови можно многое сказать. И я тогда понял, что ты один из нас. Я подумал: почему они велели мне тебя убить?
— Действительно, интересно, — пробормотал я. — Ну и что же? Проголодаешься — убьешь?
— Нет. Лучше умру.
— Т-твою мать, — выругался я по-взрослому, хоть мне это и не нравилось. — Спасибо, конечно. Успокоил. Но… погоди… я что, тоже таким стану?
— У тебя еще есть время, — сказал Вик. — У меня уже нет.
ГерманПоследняя битва
Когда ворон Карл вернулся с дежурства и устроился на деревянной доске подоконника, Герман сидел за столом и внимательно рассматривал что-то на экране планшета. За окном алел закат. Огни на мачтах сияли в полную силу, и проволока на периметре поблескивала и искрилась и как будто даже переливалась огнями святого Эльма. Защита была включена на максимальную мощность.
Герман поднял голову. Невесело подмигнул старому другу.
— Похоже, сегодня у нас важный день, Карл, — сказал он. — Точнее, даже ночь.
— Факт, — согласился ворон.
— Если останемся живы, выйдем в отпуск. Поедем отдыхать. Куплю тебе новую клетку-переноску. Ну… или Серый купит. Не забудь ему напомнить.
Ворон переступил с лапы на лапу и помотал головой.
— Ты какие курорты предпочитаешь? Туруханск или Котлас?
Ворон отвернулся.
За окном кое-что изменилось. Солнце исчезло за лесом, хотя алое зарево еще горело, обещая ветреный день. Но пока вокруг царило безветрие, и было непонятно, почему низкие темные облака ползут от леса в направлении дома, задевая кроны сосен.
— Страшно? — спросил Герман у Карла. — Как думаешь, они рискнут?
Ворон пошевелил крыльями, как бы пожимая плечами.
— А мы? Выдержим или нет?
— Fire! — произнес ворон, будто репетировал боевой клич.
— Не спеши, — сказал ему Герман.
Он снова взял в руки планшет. Система охраны в заповеднике была достаточно сложной, но могла управляться с одного терминала. Можно было бы, например, запустить на разведку сторожевой дрон (он стоял наготове во дворе), но сейчас это не имело смысла. Облака тьмы, что ползли от Черного Леса прямо к дому лесника, были видны невооруженным глазом.