Тем временем призрачный волк склонился над лежащим Германом, лизнул его израненную шею, тронул носом мохнатое ухо. Потом выпрямился, обратился носом к луне и тихо завыл — так, что Сергей почувствовал, как шерсть на его загривке поднимается дыбом. Вик стоял рядом, и было заметно, что его бьет крупная дрожь.
В песне незнакомца слышалась боль — такая, какой парни еще никогда не чувствовали, — но он не жаловался. Нет, не жаловался. Этот странный зверь как будто не замечал никого вокруг и выл на луну, как делают все волки. Но не все пели так печально, как он.
— Я виноват, — словно бы говорил этот волк. — Я виноват, и я получил по заслугам. Я не могу вернуться и не могу ничего исправить. Но я не прошу ничего для себя. Я прошу только милости для тех, кто не виновен ни в чем.
— Мне кажется, я его знаю, — прошептал Сергей. — Я откуда-то помню… этот голос… очень давно…
Вик больно прихватил его зубами за ухо.
— Молчи, — велел он.
Вот что странно: пока говорил этот волк, черный туман над землей бледнел и таял, а вот луна в небе, наоборот, медленно разгоралась, словно тьма возвращала ей силу — или наоборот, это луна отнимала силу у тьмы?
— Наш мир уродлив и страшен, — говорил он. — Зло в нем сильнее добра. Но неужели в нем совсем не осталось места милосердию? Нам нужен всего лишь луч света во мраке ночи — вот как сейчас. В самые темные времена мы можем видеть этот свет. Свет иного мира. Вот о чем я прошу.
Никто не отвечал ему. Фонари мерцали над усадьбой, и луна засветилась еще чуть ярче, но больше не происходило ровным счетом ничего. Ворон Карл приоткрыл клюв, да так и застыл, как человек, который забыл, что хотел сказать.
Но таинственный волк продолжал свою песню, и в ней по-прежнему слышалась смертная тоска — но он не жаловался.
— Мы не смогли победить. Мы просто умерли зря. Но придут другие, — тут он кинул острый взгляд на Сергея и Вика, и те замерли, прижавшись друг к другу. — Наши дети не такие, как мы. Они лучше. У нас еще остается надежда.
Странное дело: при этих словах луна в небе мигнула сразу несколько раз, как световой телеграф, — или это Сергей с Виком зажмурились от неожиданности? Потом она засветилась снова — и даже больше того. Невидимые космические лучи соединились в одной точке, и в круге света, как на арене цирка, остались два волчонка. Их окружала тьма, и даже ворон куда-то скрылся. Впрочем, ему-то, черному, как уголь, раствориться в темноте было легче всего.
Сергей и Вик посмотрели друг на друга. Сергей попробовал по-человечески прикрыть лапой глаза, но свет недовольно вспыхнул, и он сел на хвост, прижав от страха уши.
Но Вик не испугался. Он оттеснил друга плечом. Поднял голову и тоже посмотрел на луну.
— Я тоже хочу говорить с вами, боги Асгарда, — сказал Вик неожиданно звонким и звучным голосом, пусть этот голос и не был внятен человеческому уху. — Я не прошу вас ни о чем. Мне запрещено это делать. Но у меня есть друг, и ему плохо. Вы всемогущие? Вот и сделайте чудо. Если вам так важно отнять чью-то жизнь, возьмите мою. Я сказал все. Дайте знак, если поняли.
При этих его словах Сергей зажмурился, потому что прожекторы на мачтах вдруг снова вспыхнули — так, как не загорались никогда раньше. Один, кажется, лопнул и разлетелся во все стороны стеклянными брызгами. Затем все излучатели включились на полную мощность, и стало светло как днем; Вик сильно толкнул Сергея и опрокинул его на землю, а тот попытался высвободиться, но было уже поздно: сверкающие искры осыпали их обоих, и им осталось только зажмуриться и вжаться в землю.
— Ни хрена себе знак, — прошептал Сергей, но тут кто-то ударил его по носу, и он замолчал.
Снова СергейМедленный волк
Я проснулся от непонятного шума. За окном как будто справляло Новый год сразу несколько компаний пьяных русских туристов. Там шумело, гремело, и молнии пересекали небо. Секунду спустя я понял, что никакого нового года сейчас быть не может.
Спрыгнул с кровати и в полутьме едва не споткнулся о Вика. Тот охнул и тоже вскочил на ноги.
— Что это? — спросил он.
— Ч-черт, — сказал я. — Ты ничего не помнишь?
— Погоди. Мне снилось… то же самое, что и сейчас. Гром и молнии… серебряный молот Тора…
— Потом расскажешь. Бежим быстро, — сказал я. — Может, еще успеем?
Внизу горел свет, но в комнате не было никого, кроме Карла, который снова потребовал открыть ему окно — кажется, он не находил ситуацию необычной. Я распахнул раму, и он вылетел во двор.
Я успел заметить планшет на столе. Герман не взял его, когда ушел на улицу. Я взглянул на экран. Там показывалась остаточная мощность конденсаторов охранной системы. Она была почти на нуле. «Все как тогда», — подумал я. Хотя сам с трудом понимал, когда.
— Чего ты ждешь? — спросил Вик.
— Н-не знаю, — сказал я. — Сейчас… погоди-ка…
Я увидел на краю экрана незнакомую иконку: reboot. Я подумал: а что, если прямо сейчас перезагрузить систему? И уже вытянул палец, чтобы нажать на кнопку, как вдруг кто-то повернул ручку входной двери.
— И не вздумай, — сказал мне Герман. — Не трогай пульт.
Карл сидел у него на плече, как попугай у пирата Сильвера. И проскрипел тоже по-попугайски:
— Серый — дур-рак!
Я не на шутку обиделся. А Вик поступил и вовсе странно. Закрыл лицо руками и тихо рассмеялся.
Ворон шумно перелетел на стол. Герман оставил винтовку в углу. Шагнул ко мне и потрепал по загривку.
— Все в порядке, — сказал он. — Зря только с постели вскочили.
— Что там было? — спросил я.
— Внештатное срабатывание сигнализации.
— И больше ничего? — спросил я.
— Ничего, — сказал Герман. — А должно было еще что-то быть?
— Ты… не помнишь?
Дед ответил не сразу. Прошелся по комнате. Захлопнул оконную раму. Повертел в руках свой планшет. Поднял глаза на меня.
— Думаю, мальчики, вы видели больше моего, — проговорил он. — Зачем же спрашиваете?
— Но ты жив, — сказал я, улыбаясь.
По его лицу прошла тень.
— Это не точно, — ответил он. — Нас ждут тяжелые времена. Мы не проиграли, но и не победили.
— Мы победим, — сказал я.
Вик посмотрел на меня. Он был бледен, зато глаза покраснели, будто он долго их тер кулаками.
— Не навсегда, — повторил он еле слышно.
Тут и Карл, который прохаживался по столу, взглянул на моего друга:
— Пр-рочь! — прогнусил он. — Др-рыхнуть!
Я посмотрел на Вика, он на меня, а Герман на нас обоих.
— Отправляйтесь спать, зубастики, — сказал он. — Вам надо поберечь силы…
Герман сказал так, а сам пристально глядел на Вика. Опять на него одного. Тот и вправду выглядел неважно. Он стоял, слегка пошатываясь и опираясь на спинку деревянного стула, и, казалось, был только рад уйти.
В комнате наверху было темно. Я слышал, как Вик за моей спиной тяжело дышит, как будто на нашей лестнице было двести ступенек, а не двадцать.
— Ложись, — сказал я. — Слышал, что дед сказал? Береги силы.
Мы разошлись по своим постелям — я повалился на кровать, Вик на матрас рядом. Но спать не получалось.
Я взял в руки телефон. Сообщений не было, непринятых звонков тоже.
Я даже не был уверен, хочу ли я кого-нибудь услышать.
Я не мог забыть того, что видел. Пусть даже, если верить Герману, этого ничего и не было. Пусть даже все это мне приснилось. И Вику тоже.
Мне не в первый раз доводилось участвовать в собственных снах, и всегда я просыпался вовремя. И только сегодня я думал и не мог понять — в какое же время я проснулся?
Над этим можно было сломать голову. Но было и еще кое-что.
— Как ты думаешь, Вик, — спросил я. — Тот волк… ну, который был возле Германа… в том, волчьем мире… это и правда тот, о ком я думаю?
Вик долго не отвечал. В полутьме я видел, как он лежит, глядя в потолок, и его большие глаза как будто светятся. Но в них всего лишь отражалась луна.
— Не знаю, — сказал Вик. — Я только знаю, что это… волк-мертвец. Подземный волк. Я слышал о таких. Они спят в темных шахтах. Они ушли навсегда и не могут вернуться. Наши пути не пересекаются.
— Но… он же пришел?
— Он не пришел, — сказал Вик. — Он только… показался. Иногда мы видим их. И от этого бывает еще грустнее.
— А ты? Ты когда-нибудь видел своих? Это ты с ними говорил?
Я слышал, как он скрипнул зубами.
— Не спрашивай, — сказал он. — Мне будет плохо. Не спрашивай.
Я понимал, о чем он говорит. Теперь уже понимал. Только не знал, как ему помочь.
— Хочешь, выпьем чего-нибудь? — спросил я, немножко краснея. — Есть пиво. Я могу принести из подвала. Там дед все запасы прячет.
— Не надо, — сказал он. — Спасибо.
— Никто не заметит. Давай схожу, а? Я знаю, где висит ключ.
— Ты потом сходишь. Завтра. Спи.
Я смотрел на него и пытался читать его мысли. Но видел только сплошную темноту, похожую на тот поганый туман, что поднимался из Чернолесья. Только у меня не было излучателя, который мог бы пробить эту тьму.
— Вик, — сказал я.
— Да?
— Я хотел тебе сказать, Вик… ты хороший человек, Вик.
— Я? — он шмыгнул носом. — Я сам не знаю, какой я. И человек я или нет… тоже не знаю.
— Слушай, Вик. Не говори ерунду. Я знаю: ты мой друг. И мне больше ничего не надо знать.
— Только поэтому я еще жив, — проговорил он тихо-тихо.
И добавил еще тише:
— Не навсегда.
Затем он уткнулся носом в подушку, давая понять, что отвечать больше не будет.
Утром я проснулся от холода. Балконная дверь была приоткрыта, оттуда тянуло сквозняком. Солнце успело подняться высоко. Вика нигде не было.
Я вздохнул. Встал и вышел на балкон. Веревка, которую я привязал накануне, так и свешивалась вниз, пусть и не доставала до земли. Розовый куст, впрочем, на этот раз остался нетронутым, и никаких иных следов под окном я не заметил. Вик был ловчее меня.
Я спустился по лестнице вниз.
Странно, но деда я там не встретил и его любимчика Карла тоже. Окно было распахнуто, и со двора доносились голоса. Обычные, человеческие.