Утром Инга, открыв глаза, первым делом увидела на тумбочке цветок. Роза лежала – длинная, настоящая, темно-бордовая и на вид такая свежая, что захотелось подтащить ее поближе и прижать к губам. На шип была наколота записка. Улыбаясь, Инга сняла ее.
«Доброе утро. Я внизу, работаю».
Лаконичный Амлинский как он есть.
Ночь оказалась… гораздо лучше, чем Инге представлялось в коротких мечтах, которые она раньше себе позволяла. Может, хороша она была и потому еще, что Инга за все эти годы не успела навоображать себе что-то выходящее за пределы человеческих возможностей. Она полагала, что Макс никогда с нею не будет, а раз так, зачем плодить иллюзии? И все мысли надежно запирались в самой дальней кладовке памяти, стоило им только замаячить на горизонте.
Даже бандитская история отодвинулась в сторону – чего о ней переживать, если отсюда уже сделано все, что можно? Зная Макса, нельзя сомневаться, что меры уже приняты. В данном случае Инга хотела побыть девочкой и ничего об этом не знать. Если Амлинский сказал, что решит проблему, остается положиться на его слово и наслаждаться жизнью, которая этим утром казалась подозрительно хорошей.
Утренний туалет много времени не занял. Через двадцать минут Инга спускалась в ресторан, тихо мурлыкая себе под нос. Она не пела уже тысячу лет, наверное, в последний раз – в школьном хоре или когда в Савельеве собирала клубнику, не сожранную наглым вороном Жорой.
Макс сидел в одиночестве за ноутбуком, пил кофе, хмурился, но не мрачно, а задумчиво. Увидев Ингу, встал ей навстречу, провел ладонью по шее, притянул, поцеловал.
– Здравствуй.
– Здравствуй. – Она огляделась. – А почему никого нет?
– Потому что еще нет семи утра.
– Ах да, разница во времени! В Москве-то десятый час. – Она присела за столик. Откуда-то появилась заспанная, но любезная официантка, принесла Инге чашку и кофейник. Из кухни доносился грохот: готовились накрывать шведский стол, гремели крышками. – Давно тут сидишь?
– Не очень.
Не сговариваясь, они посмотрели друг на друга.
– Инга…
– Макс…
– Давай ты, – предложил он.
Она пожала плечами. Даже после этой ночи Инга не думала, что Максим Амлинский будет с ней – не потому, что она нехороша или недостойна, а потому, что у него в голове больше тараканов, чем в коммуналке.
– Я хочу, чтобы ты был спокоен насчет наших отношений. Я не стану ничего от тебя требовать. Не стану качать права. Я… люблю играть с собаками, но для некоторых вещей я давно взрослая. У меня только одна просьба: пожалуйста, ставь меня в известность о своих решениях, и ты понимаешь, что это не может тянуться вечно.
Речь прозвучала сухо, однако Инга просто не могла позволить Максу прогуляться по ее самооценке в кирзовых сапогах. Макс – как шмель, который непонятно куда летит и вообще непонятный. Почему его мотает из стороны в сторону? Почему он выбрал тот цветок, а не этот? Полоски на брюшке – они, наверное, неспроста? Макса, который жил в ледяном склепе, Инга знала; но тот Макс никогда бы не переступил черту, а этот вот смог. Чего ожидать от шмеля, с гудением выписывающего круги поблизости, Инга понятия не имела.
– Я никогда тебе не врал и сейчас не стану, – проинформировал ее Макс. – Честно говоря, пока я сам не могу сказать, куда нам двигаться дальше. Предлагаю рассмотреть этот вопрос по прибытии в Москву. Как тебе?
– А до тех пор?
– Либо мы оставляем все как есть сейчас, либо я переселяюсь в другой номер. Но я не хочу в другой номер, Инга. Я хочу… – Он потер лоб. – А, проклятие, впервые в жизни не могу внятно сформулировать свои желания. Непривычное ощущение.
– Все когда-то бывает в первый раз, Макс. Тебе помочь?
– Да, пожалуйста.
– Если ты не против и дальше подтверждать нашу шпионскую легенду, я бы продолжила делать ее достоверной. Очень достоверной. Максимально.
Не отказываться же от такого подарка судьбы, в самом деле.
Макс усмехнулся.
– Договор скреплен.
– Спасибо за розу.
– Пожалуйста. Я на нее даже ни разу не чихнул.
– Я ценю. – Инга глотнула кофе и все-таки поинтересовалась: – А что у нас по бандитскому вопросу?
– Я позвонил Илье, он обещал разобраться. Думаю, еще до вечера, когда товарищи грозили исполнить свою угрозу, их отзовут домой. Поэтому можно продолжать отпуск. Что у нас сегодня по плану?
– Колизей.
– Превосходно. – По его виду было ясно, что Макс больше не намерен говорить о «бандитском вопросе». Инга и не рассчитывала на особые откровения. Макса вчера побили у нее на глазах – он приложит все усилия, чтобы эта ситуация не повторилась и была закрыта впечатляющей победой над темными силами. – Тогда нам следует дождаться завтрака, поесть и пойти на экскурсию, так? А пока – ты не против немного поработать?
Они стояли под солнцем и ветром, вздымавшим тучи пыли, среди останков древнего амфитеатра, и Макс вдруг продекламировал негромко:
Колизей – самый большой амфитеатр Древнего Рима и всего античного мира, строительство которого началось в 72 году. Здесь проходили увеселительные мероприятия, бои гладиаторов и зверей, даже морские сражения. Часы работы: все дни с 8.30 и закрывается за два часа до заката. Закрыт 25 декабря и 1 января. Цена билета: 9 €, дети до 18 лет и взрослые старше 65 лет бесплатно.
Покуда Колизей неколебим,
Великий Рим стоит неколебимо,
Но рухни Колизей – и рухнет Рим,
И рухнет мир, когда не станет Рима…[16]
– Он все еще стоит, – сказала Инга.
Сегодня экскурсию вела другая женщина: высокая, хорошо сложенная, движениями напоминающая породистую лошадь на беговой дорожке, ее звали Кристина. Она говорила бегло и временами жестко, не сглаживала впечатления, как старалась сделать Анна, – а может, место к тому не располагало. Вернее, те места, через которые сегодня уже успели пройти. Остатки Римского форума, Капитолийский холм, и в конце, словно чаша, лежащая в ладонях, – объеденный временем, но еще узнаваемый эллипс Колизея.
– …Светоний писал, что при освящении амфитеатра и спешно выстроенных поблизости бань император Тит показал гладиаторский бой, на диво богатый и пышный, а затем и там вывел гладиаторов и выпустил в один день пять тысяч разных диких животных. Эти стены вмещали до пятидесяти тысяч зрителей, жадных до зрелищ; люди и животные проливали кровь на арене, и кто тогда мог предположить, что Колизей со временем станет символом Рима, как Эйфелева башня в Париже, как Биг-Бен в Лондоне? Тогда людей интересовали бои, которые шли тут один за другим, и зрители громко кричали, приветствуя любимцев, и просили казнить неугодных и помиловать тех, кто обещал еще больше зрелищ…
Даже неугомонный Кирилл присмирел, заметив только, что в недавно виденном кино про гладиатора и нехорошего императора Колизей был целым. Инга не стала ему говорить, что съемки проходили не в Колизее: слишком хрупки его останки, как высохшие морские раковины на обожженном солнцем песке. А потому для съемок обычно используют другой амфитеатр, в Тунисе, он, по слухам, очень похож на Колизей и сохранился гораздо лучше.
Римский форум – древняя площадь в центре Рима с сохранившимися остатками античных сооружений. Здесь находились храмы, базилики, арки и многое другое. Сейчас по Римскому форуму можно составить наиболее полное впечатление об общественной жизни в Древнем Риме. Часы работы: 8.30—16.30 – ноябрь – февраль, 8.30—19.15 – март – август, 8.30—19.00 – сентябрь, 8.30—18.30 – октябрь. Цена билета: 12 € (единый билет с посещением Колизея и Палатина).
Капитолийский холм – один из семи холмов, на которых возник Древний Рим. На нем расположен Капитолийский храм, где проходили заседания сената. Также здесь находится старейший публичный музей, где выставлена знаменитая Капитолийская волчица.
Часы работы музея: вторник – воскресенье 9.00—20.00.
Цена билета: 12 €.
Былая слава отхлынула от могучих арок, от испещренных трещинами стен; Колизей стоял, но он был мертв. Теперь по нему бродили только люди, восхищавшиеся его былыми заслугами, его очертаниями, историей, пыльным духом; но здесь не чувствовалось ни присутствия теней усопших, ни дыхания старых богов. В Пантеоне с его широким солнечным лучом, который можно пощупать, боги оказывались ближе; Колизей же походил на уснувший вулкан, который если и пробудится, то поворчит немного и заснет снова. Арена, где решались человеческие судьбы, где одни погибали, а другие превозносились, где рычали львы и блеяли ягнята, где христиане умирали за свою еще молодую веру, теперь поросла травой, подернулась сонным маревом, и ничто и никто, даже шумные туристы, не могло нарушить ее спокойствия.
После Колизея все достопримечательности заранее казались мелкими, однако Инга сказала, что хотела бы побывать еще кое-где. Правда, Макса туда с собой брать нельзя ни в коем случае. Амлинский поинтересовался, отчего имеет место быть подобная дискриминация.
– Это на площади Торре Арджентина, – охотно объяснила Инга. – Почти все пространство там занимают развалины, но не в них дело. В руинах живут кошки, и я всегда прихожу их навестить, когда бываю в Риме.
Макс подумал и сказал:
– Десять минут, максимум пятнадцать. Да?
– Договор скреплен!
Вместе с ними увязалась часть группы, так что на место прибыли маленькой толпой. Почти всю площадь занимали огороженные раскопки. Именно здесь Брут когда-то воткнул нож в Цезаря, но сейчас деяния древних преступников Ингу почти не интересовали. Кошки бродили повсюду – пестрые, серые, белые, черные. В развалины спускаться не разрешалось, зато сбоку широкая лестница вела к кошачьему приюту, где можно было помочь с деньгами на содержание или взять шефство над одним из римских животных, регулярно перечисляя определенную сумму на счет приюта. Пока Макс ждал наверху, Инга сбегала к кошачьим пастухам и оставила там денег – и в качестве пожертвования, и потратив на сувениры. Здесь продавались дивные чашки с кошками. Мама будет в восторге!