Конечно, Максим бывал на экскурсиях в Лондоне, в нескольких английских замках; он специально ходил посмотреть на крупные достопримечательности, оказываясь в определенных городах мира. Этого требовало ясное, четкое осознание: образование должно быть настолько полным, насколько ты можешь себе позволить. Потом Макс обнаружил, что это не всегда так уж необходимо. Эпоха информационных технологий привнесла в жизнь невиданные возможности, и виртуальные туры по музеям, дворцам и улицам занимали не так много времени и не требовали усилий, кроме щелчков «мышкой». Таким образом можно было побывать фактически где угодно, и Макс отводил пару часов в неделю под освежение знаний и раскрытие нового. Он следил за новостями культуры. Он держал дома огромную коллекцию богато иллюстрированных книг: биографии и наследие художников, скульпторов и, разумеется, архитекторов. Он ходил на значимые театральные премьеры, снисходительно относился к опере и не понимал мюзикла, и считал, что этого вполне достаточно. Он в курсе происходящих событий, не так ли? Есть много дел, которые следует сделать, и в расписании не место праздным прогулкам по музеям.
Но вот – Ватикан, овеянный святою славой, бесконечные ряды мраморных голов и поражающие яркостью и сочностью краски старинных фресок, и почему-то это смотрится лучше, чем на мониторе. Хотя компьютеры у Макса везде стояли громадные, с надкушенным яблочком на благородно поблескивающем серебристом заду.
А впечатление… не то.
Из музейного света вышли снова в дневной; солнце поднялось выше и припекало уже сильно. Во дворе, куда Анна вывела группу, торчал металлический шар, похожий на инопланетный глобус, росли розовые кусты, и Макс отошел от них подальше. Еще не хватало…
– Класс! – Веснушчатый Кирилл, наказание господне, вывинтился из толпы и зачем-то прибился к Максу. Тот подумал: не откроется ли у него после этой поездки еще и аллергия на детей?.. – Мама говорила, что здесь круто, а я не думал, что так круто!
Выражаться на его языке Макс не умел, потому сказал на своем:
– Что тебе больше всего понравилось?
– Ну, пока не знаю. Дядьки со змеями.
– Лаокоон с сыновьями? – уточнил Макс.
– Наверно. Я не запомнил, как их зовут. Они победили змей?
– Гм. – Вести светскую беседу по всем правилам с этим взъерошенным мальчишкой оказалось затруднительно. Может быть, именно это и имела в виду Инга, когда говорила об ассортименте и коммуникациях. Скорее всего. – Мне печально тебе это рассказывать, но такова история. По одной из версий, змеи уничтожили их всех, либо задушив, либо проглотив, по другой – только сыновей, а Лаокоон должен был вечно оплакивать погибших детей.
– А… а почему? Ну, чего они такого сделали? Убили кого-нибудь? Они террористы?
– Гм, – снова сказал Макс. Внезапно это стало его забавлять. – Ты слышал про Троянского коня?
– Про вирус, что ли?
– Нет, про деревянную скульптуру, которую хитроумные ахейцы соорудили, чтобы покорить неприступную Трою.
– А-а. Нам на истории рассказывали, и я кино смотрел. Такая большая деревянная лошадь. – Кирилл руками изобразил, какая именно.
– Вот именно, большая деревянная лошадь… на колесиках. Ахейцы отчаялись взять город штурмом и решили взять его хитростью. Для этого они построили Троянского коня, где укрылись лучшие воины, затем оставили его на берегу и сделали вид, будто уплывают. Троянцы, гм, любили чужое добро и решили, что конь не должен пропадать. А Лаокоон был жрецом, жившим в Трое. Он предостерегал сограждан, чтобы они не поддавались на хитрость и не привозили скульптуру в город, но троянцы его не послушались. И ночью ахейские воины выбрались из тайника и открыли ворота в город. Троя пала.
– А змеи?
– Ахейцам покровительствовали греческие боги. Они разгневались на Лаокоона за то, что он пытался предупредить троянцев, и отправили волшебных змей… причинить ущерб.
– Но он же не сделал ничего плохого и пытался всех защитить!
– Вот именно. Чужие боги бывают очень мстительными.
Кирилл подумал немного и заявил:
– Это несправедливо.
– В мире мало справедливости. В основном – выгода.
– Макс, ты преувеличиваешь, – сказала Инга, которая, оказывается, стояла рядом и слушала. – Справедливость есть, и она часто побеждает. Не слушай его, Кирилл.
– Скажи это Лаокоону, – посоветовал Макс.
– Перестань читать «Илиаду» на ночь. Греческие сочинители безбожно привирали.
– Не скажи…
– Это всего лишь легенда, Кирилл, – сказала Инга мальчишке.
– А, ну хорошо. Но все равно грустно. Если бы боги этих змей прислали к террористам, вот было бы круто!
– Самое время спросить у богов, почему они так не делают, – усмехнулась Инга.
– Нынче боги другие, – проговорил Макс. – У них есть ядерная кнопка и секретные службы. Змеи никуда не делись. Идем.
Кирилл ускакал носиться кругами вокруг матери, неведомым образом сохранявшей спокойствие, а Инга взяла Макса под руку. Ему было приятно, когда она так делала, и он не стал сопротивляться, хотя личное пространство – это святое. Впрочем, Инга давно находилась в этом личном пространстве. Не опасно.
– Тебе нравится? – спросила она.
– Угу. Слишком много людей, но искусство это искупает. Только я не вижу пока, каким образом мы с тобой выполним наше дело.
– Проблемы нужно решать по мере их поступления. Привыкни для начала к людям, Макс.
– Я от них и не отвыкал.
– Это тебе так кажется.
– Мне кажется, – сказал он спокойно, – что у тебя сложилось превратное мнение. Это довольно странно, учитывая продолжительность и близость нашего знакомства.
– Какое у меня любимое блюдо? – вдруг спросила Инга.
– Что, извини?
– Какую еду я люблю больше всего на свете? Мы с тобой неоднократно обедали, ужинали и перекусывали вместе. Что я заказываю чаще всего?
– Ну… мясо.
– Нет, Макс. Я люблю рыбу и морепродукты и делаю именно такой заказ в девяноста процентах случаев. Я люблю средиземноморскую кухню и мамины пирожки. Я люблю клубнику прямо с грядки, это самая вкусная клубника на свете. Ты привык ко мне?
– Инга, мы коллеги и не обязаны знать такие вещи. И мне все равно, что любит есть хотя бы этот мальчик. У нас другие задачи.
– Ты хочешь сделать так, чтобы в недвижимости, которую мы предлагаем покупателю, можно было жить именно тем людям, которым ты ее предлагаешь. Это работало все годы, пока ты продавал своим. С такими людьми, – она указала на туристическую группу, потихоньку шествовавшую к Сикстинской капелле, – твои знания человеческой природы бесполезны. И мы об этом уже говорили. Что ты предложишь Кириллу, чтобы ему было не скучно?
– Зависит от платежеспособности его матери.
– И от того, как она относится к сыну.
– Если ты такой толковый маркетолог, может, я отдам этот проект тебе?
– Ты сам хочешь им заниматься. Поздно, коготок уже увяз.
Макс усмехнулся.
Инга была очень ценным сотрудником: его рабочее настроение она чуяла, как гончая – дичь. Вопрос был в том, чтобы не переступить черту. Изучение потенциального покупателя – вот задача, а не болтовня о Лаокооне. Хотя разговор с ребенком внезапно доставил Максу смутное удовольствие.
Нельзя, сказал кто-то темный, холодный внутри него. Ты потеряешь достоинство, если черта будет перейдена. Ты нарушишь границы, которые никогда нельзя нарушать. Все равно этих людей в твоем мире не будет, они живут так, как хотят, и не помешают жить тебе. Сделай то, что необходимо, но не смей позволять себе… расклеиваться, слюнтяй. Это стыдно, это недопустимо. Гипертрофированными чувствами обладают те, у кого нет ничего другого, – а у тебя есть и всегда было, тебе не нужны искусственные заменители.
– Идем, – сказал Макс, – я хочу посмотреть капеллу.
5
Можно, думается мне, полагать истинным, что судьба распоряжается половиной наших поступков, но управлять другой половиной или около того она предоставляет нам самим.
В Сикстинской капелле было сумрачно, свет еле пробивался через узкие окна, но народу было – не протолкнуться. Стоял ровный гул (громко общаться здесь запрещалось), и, несмотря на то, что здесь также возбранялось снимать, многие расхаживали с телефонами и фотоаппаратами. Кто-то наглел до такой степени, что использовал вспышку. Турист – зверь неукротимый, мрачно подумала Инга. Хорошо хоть, в капелле находилось достаточно много служителей, которые вежливо, но непреклонно выпроваживали нарушителей.
Однако вся земная суета отступала, стоило поднять взгляд…
Сикстинская капелла. Ее знают все – но даже самые красочные изображения не передают того, чем она является на самом деле. И смысл не в том, что она замолена до предела, что в печальные дни после смерти Папы здесь собираются кардиналы, а народ на площади Святого Петра ждет белого дыма из трубы, – а в том, в какое чудо можно превратить обычную домовую церковь.
Сикстинская капелла построена в 1473—1481 годах архитектором Джордже де Дольчи по заказу Папы Римского Сикста IV и украшена бесценными фресками эпохи Возрождения. Самая знаменитая роспись – на потолке, авторства Микеланджело. Авторы других сохранившихся росписей, в основном на стенах, – Боттичелли, Перуджино, Доменико Гирландайо, Козимо Россели, Пинтуриккио, Синьорелли, Бартоломео делла Гатта, Давид Гирландайо, Пьеро ди Козимо, Бьяджо д'Антонио.
Инга была тут в третий раз. Она забыла обо всем: о Максе, которого нужно правильно выгуливать, о голосе Анны в наушнике, продолжавшей негромко рассказывать, о туристах с их фотоаппаратами и телефонами. Она запрокинула голову и смотрела, как Господь с Адамом тянут друг к другу руки, и остальные фрески, как бы ни были они хороши, отодвигаются в тень. И изгнание из рая, и толстощекие ангелы меркнут рядом с этим движением: Бог создал Адама, только-только отвел свою руку от его руки, и Адам лежит, еще не понимающий, еще глядящий светло и прямо на своего Господа, еще не знающий, что его ждет впереди.