– Как же ты расстанешься с такой реликвией?
– Ты знаешь, это не единственный экземпляр Таганова в нашем городе. И даже в нашем доме. Как ты понимаешь, Таганов для нашей семьи был очень важной личностью.
Она улыбалась, чтобы Андрей заразился ее настроем и улыбнулся тоже, и в то же время украдкой проверяла телефон и, не находя в нем непрочитанных сообщений, прилагала все усилия, чтобы не расстроиться.
– Давай же, Андрей. Я же ношу твой серебряный грибочек. – Полина указала на подвеску на вороте белой майки. Яркое маленькое пятно, как цветы в том дворовом окошке.
– Я накачал в планшет Ахматову, – признался Андрей. Полина была такая настоящая, что не стала бы над ним смеяться. – Я, конечно, это все читал, но думал почему-то, что она в основном про несчастную любовь и тяжелую женскую судьбу пишет. Вообще не понимал, чем она отличается от Цветаевой, их же постоянно сравнивают. А теперь… Э… теперь оказалось, что за стихами всегда стоят реальные люди.
– Теперь вообще по-другому к ее стихотворениям относишься?
– Да, да, ты верно сказала. И к ним, и к себе.
И к Полине.
31 июля
Иннокентий 22:50
Привет, Максим. Как бы странно это ни прозвучало, я принял решение послушаться твоего совета и действительно смотался в Москву. Зашел в деканат узнать перспективы своего восстановления. Можно перевестись обратно в Питер с потерей года – в моем случае, эта потеря мне видится более чем допустимой.
Теперешняя Женина жилплощадь занимает целый этаж. Это лофт, по сути. Металлическую дверь она разукрасила акриловыми красками, повесила табличку, информирующую о том, что скука есть великий грех, потому что скука порочна и нечестива. Полагаю, это такая вот дань постиронии.
Несмотря на весь этот разведенный на верхотуре авангард, многоэтажка элитная, и консьерж внизу очень вежливый, и очевидно, мужик он отличный. Удивился, отчего я так быстро спустился. Я не стал ей звонить, решил, что будет лучше просто прийти без предупреждения. Это была очень глупая идея, как оказалось. Звонить в дверь я тоже не стал.
Я понимаю, что для тебя мир сейчас представляется таким, какой принято описывать в книгах. Поэзия имеет обыкновение именно так действовать на восприимчивых людей. Надеюсь, ты сумеешь сохранить в себе это чувство. Жаль, что мы с тобой просуществовали бок о бок столько лет, почти не соприкасаясь. Радует то, что впереди еще целая жизнь, я, по крайней мере, в ближайшее время помирать не собираюсь. Я, наверное, очень испугался, что Женя меня уже забыла. И совершенно точно еще больше испугался того, что могла и не забыть.
Могла бы даже обрадоваться моему появлению, вовлечься обратно в мой балаган.
Такой вот «Конец детства» – кстати, помимо стихов, советую почитать научную фантастику, уверен, что тебе понравится. Там очень просто говорится о сложных вещах.
Максим это письмо не прочитал. Как и предыдущее – Полинино. Он красил беседку на даче под Петергофом, где интернета не было, так что телефон можно было использовать только в качестве фонарика, чтобы освещать доски. Потому что стемнело, а он закопался, и потом еще собирал крыжовник и смородину, весь искололся, и теперь кожа на руках чесалась.
Это, конечно, не то же самое, что уехать в другой город, но обстановку все-таки удалось сменить.
В это же время Андрей и Полина проходили мимо его дома в Петербурге. И Полина про себя тяжело вздохнула, потому что писать письма, конечно, все-таки легче, чем говорить человеку что-то болезненное в глаза.
Были еще промежуточные варианты – звонки и даже аудиосообщения. Но это уже совсем какое-то извращение. Зато простор для шуток: Полина даже улыбнулась своим мыслям. Например, можно в ответ на цепочку аудиосообщений печатать человеку «замолчи», получится иронично.
Определенного маршрута прогулка не имела, просто прощально-бесцельное блуждание по городу. Андрея ноги сами как-то случайно вывели к детской площадке. Полине она понравилась, понравились и цветочки на окне – конечно, она не могла их не заметить. Теперь она качалась на тех же качелях, с которых чуть не свалился Максим, впервые рассказывая Андрею о Полине.
Полина раскачивалась все медленнее, пока совсем не перестала. Пора было начинать.
– Спасибо тебе за каникулы, Андрей, – издалека начала она. Получилось как-то обезличенно и донельзя фальшиво. Она мотнула головой и решила сразу перейти к делу. – Ты ведь понимаешь, что, к моему большому сожалению, мы не сможем продолжать общение в качестве парня и девушки? Что мы не будем встречаться?
– Почему? – вырвалось у Андрея.
– Потому что мне нравится другой человек, а значит, все, что может случиться между нами дальше, будет нечестно.
– Но ведь ты не с ним? Ты-то ему нравишься?
– Не знаю. Наверное, больше не нравлюсь. Ну да, я не с ним, это очевидно. Но это же ничего не меняет, какая разница, с ним я или нет. Как можно быть с кем-то еще, если испытываешь чувства к определенному какому-то человеку?
И этот «кто-то» конечно же был Максим, как его ни назови, хоть «Андреем», хоть кем угодно.
Андрей ожидал такого развития событий, это был один из вероятных сценариев. И он подготовился.
Ему оставалось сейчас просто вывалить ей все про Максима, и вопрос о том, кто кому нравится, был бы наполовину решен. Конечно, Полине понадобилось бы время, конечно, она все равно уехала бы, так ничего конкретно не решив. Но это давало Андрею шанс на потом, на будущее. На то будущее, которое было так возможно.
Но начать говорить об обмане Максима не получалось. В голове звучало легко, а произносить вслух было заранее мерзко.
– Тебе было очень неприятно это услышать?
Полина искренне не хотела так разочаровывать Андрея. Как здорово было бы остаться ему другом. Ему же, правда, очень нужен друг. И девушка. И уверенность.
– Ну, ты же суровая внучка моряка.
Это он пытался так пошутить, но Полина не поняла иронии.
– Какого моряка? Ты воображаешь, в Крыму все поголовно моряки, что ли? Странные какие-то у тебя фантазии.
– Но как же, а твой дед? Который увез бабушку на корабле, и все такое?
– Андрей, ты чего? Мой дед – Таганов. У меня же фамилия – «Таганова», ты что, не заметил?
– Как – Таганов? А как же тогда вообще все? Это что, такая выдумка? А письмо, и твоя поездка, стихи, то, как пятьдесят лет назад такое горе расставания, и все прочее?
Андрей вскочил, взбешенный.
– Это что, типа все это фигня? Отвечай же, Полина! Как твоя бабушка горюет о потраченной жизни?!
Полина нахмурилась и снова перестала качаться. Движение прекратилось, а цепочки все равно жалобно звенели.
– Не понимаю, чего ты так разозлился. Конечно, горюет. Вернее, горевала. Они потратили не жизнь, а десять лет. Через десять лет Таганов нашел ее. Что в этом такого? Если тебе интересно знать, у них все закончилось хорошо! И жили они в Крыму. Ты думаешь, почему именно там Таганову памятник установлен? Почему там тагановский фестиваль проводится, а не где-то еще? – Полина тоже все больше и больше злилась. – Не моя вина, что тебе было неинтересно, и ты не слушал, и в итоге сделал совсем другие выводы и так все напутал! Ты думаешь, почему в нашем доме на втором этаже квартира, а на первом – музей? Не понимаю, почему это вообще тебя так возмущает?!
– Ладно, извини, извини меня, Полина. – Андрей взял себя в руки так же быстро, как вспыхнул. – Я не должен был так выражать обиду. Ну да, мне грустно и обидно, и все такое. Как будто меня обманули.
– Не знаю, каково быть внучкой капитана, но внучкой поэта иногда быть тяжеловато, – примирительно пробурчала Полина.
Какое-то время они, задрав головы, разглядывали оконные цветочки.
– Слушай, а давай, когда уже время пройдет, когда ты немного остынешь, найдем тебе девушку? Классную и совершенно никак не связанную с поэзией, а?
Андрей улыбнулся.
Бессонная ночь у Полины этим летом в Питере уже была. У Максима так вообще их было за последние недели множество. Была она уже даже у трясущегося в поезде Кеши. Была у Миши. Теперь пришла очередь Андрея проживать свою бессонную ночь.
Он провел ее в шатаниях по городу. Проводив Полину, он шагал уже быстрее, и выстраивающийся сам собой маршрут был гораздо более запутанным, чем все прочие.
Ему было противно оттого, что выглядел он сейчас как один из тех литературных персонажей, мечущихся героев, которые мрачно бродят в тяжких раздумьях по прекрасному городу Петербургу, принимая всякие великие решения.
Евгений в произведении Пушкина добегался до того, что у него ожил Медный всадник. Или Каменный гость. Или это было вообще не у Пушкина.
Утешало Андрея только то, что его никто не видит. Наверное, у него была сейчас истерика. Наверное, было очень хорошо, что он Полине ничего о Максиме так и не рассказал. Потому что он правда совсем не такой, он таким вовсе не хотел бы становиться.
Наверное, он должен радоваться, что ничего не успел окончательно испоганить. Только толку от этого немного – все равно вся история между Максимом и Полиной до того запутанная и лживая, что это в сто раз гаже, чем подкинутые Таганову часы.
Таганов ушел во сне. На пятидесятом году жизни он заснул и больше не проснулся, его смерть была очень естественной, как и вся его жизнь.
В третий раз проходя мимо одного и того же спуска на набережной, Андрей остановился и вынул из-за пазухи сборник тагановских стихов. Он сел на корточки и сделал из страницы кораблик, а потом намочил пальцы, спуская кораблик на воду. Таганов бы не обиделся. Будь он рядом с Андреем, он такое мог сам запросто предложить, тоже не знал бы, что делать, и повел бы себя как ребенок… Например, стал бы пускать бумажные кораблики, вырвав страницы из собственной книги.
И все-таки нельзя было это все так оставлять. Нельзя было терять годы, часы и даже секунды – самую главную и единственно важную, как выяснилось, нашу валюту. И сделать ничего было нельзя. Он, наверное, все отдал бы, что у него в жизни было ценного, лишь бы не быть сейчас одному. Быть бы кому-то нужным. Но как это сделать? Почему так выходит, что ты никому не нужен или нужен, но не тем? Он понимал, что его несет, но сейчас же никто не видит, зачем вообще держать себя в руках, для кого стараться?