Света придерживала кипу белья подбородком, смотрела исподлобья – серьезно и немного испуганно.
Петр погасил фонарик. Но телефон не убрал. Открыл фотографии. Селфи на фоне Москва-Сити, черное крыло машины. Развернул экран Свете:
– Тебе эта фотка о чем-то говорит?
Та посмотрела.
– Не.
Он показал вторую. Горы, мутные зернышки лиц.
Света молчала. Теперь она не глядела на экран. Она глядела на Петра.
– Ну? Можешь что-то про этот снимок сказать или нет?
В глазах у Светы были коричневые крапинки.
– Это в Грузии, – сказала она. – Я же рассказывала: Ира ездила в Грузию.
– Круто, – сказал Петр. – Обрадовала до усрачки: Альцгеймера у меня еще нет. Я помню, что ты это упоминала. А еще что-нибудь про эту поездку?
Света положила белье на табуретку.
– Просто тур. Горы-помидоры.
Просто горы, не мог понять Петр. Почему же тогда Борис удалил этот снимок?
– Ира – хороший человек, – повторила Света.
Петр поморщился:
– Слышал-слышал.
Он задумался. Чем была хороша работа в ментуре – в деле и кавалерия, и артиллерия, и пехота. Один помчался с очевидцем побеседовать, другой – в какой-нибудь Водоканал, третий – за бумажкой к черту на рога. Работа у Бориса этим тоже хороша: человеческими ресурсами. Работая против Бориса, приходилось обходиться теми, что есть. И не светиться самому.
– Все или еще вопросы есть? – с вызовом встряла Света. Руки скрещены на груди.
– Кстати, есть. Спасибо, что спросила. Помнишь, вы мальчика искали с отрядом «Лера»?
– Ну. Вопрос про мальчика? Или про Леру?
– Нет. Про видеозапись с камеры наружного наблюдения.
– Ребята в «Евразии» ее дали, да. Ну, так что за вопрос?
– Вопрос такой: ты тогда успела этим ребятам в «Евразии» нахамить или они рады будут тебя снова увидеть?
Света надулась.
– Ничего я не хамлю. Просто у меня голос такой.
Глава 9
– Ваня, на что я сейчас смотрю? – спросил за его спиной Петр.
Ваня двигал снимок по большому экрану. Голубоватая волнистая линия гор распадалась на квадратики, вместо лиц были более или менее овальные фрагменты мозаики телесных тонов. Ваня покачал головой:
– Тут ничего не растянуть. Качество дерьмовое.
«И все-таки Борис удалил этот снимок. И другой тоже», – думал Петр.
– Послушай-ка…
Ваня крутанулся на стуле: весь внимание. Петр размышлял вслух:
– А что если важно здесь не то, что именно на картинке. А… как бы сказать: все в целом… Такое сразу одно… Как бы время-место-обстоятельства…
– Хронотоп, – подсказал Ваня.
– Что?
Ваня надменно фыркнул.
– Но-но, ты! Междисциплинарный гений, неизвестный миру, – поддел Петр.
– О, ты знаешь слово междисциплинарный?
Петр сказал бы еще что-нибудь, но Ваня уже крутанулся на стуле обратно к экрану.
– Я понял, босс, – успокоил. Снимок опал. Теперь во весь экран был развернут Google Earth.
Ваня щелкал по спутниковым снимкам. Несколько щелчков. Увеличение. Сброс. Несколько щелчков. Увеличение. Сброс.
Петр подтянул под задницу стул. Гор в Грузии было много. Петр посмотрел на курносый Ванин нос, на щеку с грядкой щетины, незамеченной во время утреннего бритья. Щеку, которую он когда-то видел маленькой и розовой, как яблоко. Перемазанной кровью. На миг ему стало душно, защекотало в горле.
– Вот – эти, – сказал Ваня.
Наваждение ушло. Петр подался вперед.
Еще несколько кликов. Ваня поворачивал картинку. Совпадение с фотографией, которую сделала Ирина, – ракурс, угол – должно было быть идеальным. Ваня его добился. Скопировал полученные координаты.
Вбил в строку поиска.
– Джавахети, – прочитал Петр. – Впервые слышу. Там что?
Ваня снова открыл спутниковые снимки. Палец его бил по зуму, приблизил домики, что лепились у гор. Потом они стали видны вплоть до деталей. Вплоть до массивного колючего гнезда с длинноногой птицей.
– Это точно Грузия? – не сдержал удивления Петр.
– Мне избы серые твои… – с выражением начал начитанный Ваня.
– Погоди. Не тарахти.
Домики были русские. Сероватые, кособокенькие, родные. С нарядными ставнями. Они придавали долине нечто не грузинское, а – псковское, может быть? И поэт Фет, и художник Левитан, несомненно, могли бы найти в ней вдохновение. О, Русь, о, степь, и все такое прочее. Ваня был прав. Сходство довершали березы.
– Странная Грузия какая-то.
Сам Петр в Грузии не был никогда. Но голова его была набита стереотипными картинками: вино, виноград, мощные склоны, средиземноморская природа, шумные дворики с сохнущим бельем, сакли, фильм «Мимино» наконец, – кто не смотрел фильм «Мимино»? Петр смотрел его несколько раз.
– Это Грузия, – подтвердил Ваня. – Гугл знает все. Село Гореловка.
– Собрался в турпоездку, босс? – хитро поглядел Ваня.
Петр смотрел на экран с сомнением. На низкие домики. На разлитую в пейзаже – бедность? Скудность? Поднимались вверх деревца. Они тоже говорили, что жизнь здесь – трудна. Здесь не представить было туристов. Туристы едут за праздником, который прервет их собственные скучные будни. Это место праздничным не выглядело.
– Может, там еще что-нибудь есть, – с надеждой предположил он.
– Типа?
– Стремное что-нибудь. Для экстремалов. Какой-нибудь особый горный склон. Скала, на которую круто залезть. Пещера, в которую интересно забраться. Особый вид птиц, который гнездится только здесь. Что-нибудь для людей с хобби.
И тут же подумал: «Только хобби у Ирины не было – ни стремных, ни обычных, никаких. Какого хера они все там делали?».
– Ладно, Ваня, место установлено. А время? Когда этот снимок сделан?
Ваня снова поднял, оживил фотографию Ирины. Думал, разглядывал несколько секунд. Потом навел зум на людей.
– Ты ж сказал, люди ничего не дают. Снимок паршивого качества.
– Люди дают тени. Как солнечные часы. По ним можно установить угол и направление солнца. А по солнцу – все остальное.
– Бля, Ваня. Ты гений, – с уважением признал Петр.
В руке тренькнул телефон. Петр поднял, посмотрел: звонила Света.
– Время есть, – сообщил Ваня. – Снимок сделан…
Петр перебил:
– Точную дату пока оставь себе.
Ваня посмотрел недоуменно:
– Я что, зря корячился?
– Нет-нет. Ты оттачивал на пустяках свой великий ум. А корячиться тебе придется сейчас… Но – точно не зря, – поспешил уточнить Петр. – У нас теперь есть место с координатами и есть точная дата. Найди мне в соцсетях перекрестные совпадения. Кто еще чекинился в том же месте в то же время. Кто что написал, какие фотки выложил. Особенно фотки. …Видишь сам, других людей, судя по снимку, там хватало.
И люди любят точно отмечать места, куда заехали из своих скучных будней. Ничто так не усиливает радость от поездки, как зависть сослуживцев и друзей.
– Да, – сказал в трубку Петр, поспешно отходя от Вани, из-под пальцев которого уже летел мелкий треск. – Привет, Света. Ну? Точно? Весь день просмотрела?.. Вот молодец. И ребятам большое спасибо. Пришли?
Он нажал отбой. Тренькнуло прилетевшее сообщение.
Видеофайл.
Петр нажал на белую стрелку.
Ирина. Торопливой рысцой забежала обратно в театр. Где он ее не искал, потому что видел, как она вышла – потом села в машину Степана Боброва. Потом встретилась с до сих пор неизвестной «женщиной в кафе». А потом вернулась в театр.
Петр опять пустил запись. Одна. Локоть прижимает сумку, лицо наклонено. Поза человека, который очень нервничает и очень спешит.
Забрать оставленного в театре ребенка? Забрать алмазы. Или наоборот – скинуть, в канифоль Беловой.
А что если неизвестная «женщина в кафе» – а вовсе не хмырь в костюме – и есть скупщик алмазов?
Петр посмотрел на цифры в углу экрана.
Потом сверился с заметками в своем телефоне – хронологией того чудного дня, сложенной из фантастических показаний балетного населения.
Опять посмотрел на цифры, застывшие на изображении: Ирина снова вошла в театр.
А через двенадцать минут сорок восемь секунд в театре завыла пожарная сигнализация. Пожар, которого не было.
Больше никаких изображений Ирины камера не поймала. В тот день. Ирина уже не вышла из театра. В тот день. В тот день на спектакле был президент Петров. Служба безопасности должна была превратить здание в задраенную крепость, и выскочить оттуда через любой подъезд никем не замеченной было бы уже невозможно.
Он вспомнил треп рабочих, которые выгружали декорации: почти уже народная примета – как в спектакле Белова, так на минус седьмом с техникой какая-нибудь жопа. Что за жопа случилась в тот день на минус седьмом?
Предчувствие было дурным. «Но ведь собака ее в театре не нашла, – напомнил себе Петр. – Собаку не обманешь». Не вылетела же она потом через окно на метле?
– Ваня, перешли мне все фотки, которые выловишь из фейсбука, – попросил Петр, надевая пальто.
– Достало сидеть и ждать?
– У меня экскурсия в театр.
– Вот жить стали… Вот жить стали, – ворчал Геннадий. Дергал туда-сюда ящики, заглядывал в шкафы.
– Что ты ищешь? – спросила Вероника.
– Отвертку. В этом доме, что, нет отвертки?
– Если ты ее не покупал, то скорее всего – нет.
– Вот жить стали…
– Плохо, хочешь сказать?
– У моего отца был целый сундук с инструментами.
Вероника припомнила: а у ее отца? Видела ли она его когда-нибудь с молотком в руках? А с плоскогубцами? Видела она его только мельком – по утрам, если просыпалась раньше обычного. И по вечерам, если вдруг просыпалась. Отец уже тогда «занимался бизнесом», и во всех воспоминаниях о детстве, как назойливая фотография, была только мама. «…Посмотри на себя… На кого ты похожа!.. Да, ты можешь съесть мороженое, прыщи очень тебе пойдут…»
Лучше бы не было.
– Посмотри в подвале – мне кажется, там стоял какой-то ящик от прошлых хозяев.
Во всей квартире сделали основательный ремонт. Но в подвале еще можно было найти реликты, которые то ли забыли выбросить рабочие, то ли жалко было выкинуть: банку с краской («вдруг что-то подмазать»), мощный электрический фонарь (его они попросту забыли унести с собой как трофей). Но в основном в подвале висела в чехлах одежда, которую некуда было деть: кожаное пальто от Версаче, например. Ну куда сейчас в таком пойдешь?