ис.
Он надел очки. Вынул, включил телефон. Тут же упало оповещение о новых звонках: все от Петра. Борис их проигнорировал. Других звонков или сообщений не было. Он открыл новости. Зудела злоба дня. Борис листал пальцем. Кликал на то, что его интересовало.
Очень заинтересовало.
Телефон вдруг затренькал. От внезапного громкого звука Борис дернулся. Так кукарекают в Вегасе «однорукие бандиты», когда все три окошка показали одну и ту же картинку. А потом затрещал звук низвергающихся монет.
Если бы сейчас кто-нибудь сказал Борису, что его судьбу решили кошки, он бы очень, очень удивился.
Он не мог слышать, что происходило в другом кабинете: том, куда «они» вызвали Свечина. Во-первых, в Кремле толстые стены и хорошая изоляция. Во-вторых, как все люди высокого роста, президент Петров не умел орать.
Он шипел и цедил:
– Я бы понял – на хоккей… Я бы понял – на футбол… Я бы даже понял, если деньги просраны на балет. Это хотя бы красиво. Но – блядь! – кошки?
Высокий президент нависал, маленький Свечин отступал, подняв подбородок, – как будто примеривался клюнуть президента в грудь.
Но ни к чему такому он не примеривался.
На слове «хоккей» кровеносные сосуды на лице у Свечина сузились до размера капилляров. На слове «футбол» капилляры сомкнулись, и Свечин стал белым. Таким же белым, как бумага на столе – приказ о его отставке.
Президент набрал воздуха во всю грудную клетку и пальнул люстре в потолок:
– …Кошки?!
Хрустальные висюльки ответили вниз нежным треньканьем, которое Свечин не услышал, потому что все звуки для него заглушал пакостный, но совершенно неуправляемый стук зубов, заполнявший череп.
Свечин страшно изумился бы, если бы узнал, что его собственную судьбу – теперь, конечно же, плачевную – решили вовсе не кошки. Кошек бы президент простил.
Ее решил балет «Сапфиры».
Борис не отвечал на его звонки.
Потом ответил телефон: вне доступа.
Сидеть и ждать Петру было не впервой. Чтобы убить время, Петр открыл новости. «Премьер Свечин отрицает выдвинутые обвинения». Обвинения выдвинул сайт «Антикоррупция». Петр нажал ссылку. Мультяшный кот прочопал через экран. Вернулся задом в центр, поднял хвост трубой. Раздался звук, как из выигравшего автомата в Вегасе. Из задницы кота посыпались монетки. «Кошки предполагаемого нового премьер-министра летают собственным джетом». Петр хмыкнул. Убожество, зло и устало подумал он.
Кошки?!
Он немедленно сбросил сайт. Открыл в меню телефона номер Бориса. Нажал «вызов». Гудки.
Петр написал смс: «Это срочно. Надо поговорить».
Вера крепко держала Бориса под руку, прижимаясь всем боком, насколько позволял в машине ремень безопасности. В окна лилась Москва. Она уже не казалась Вере серой. Она никогда еще не была такой прекрасной. Огни казались Вере ярче. Проспекты – шире. Здания – наряднее. Лучший город на земле!
«Бедненький», – лучисто поглядывала она на мужа: мужчины так плохо владеют своими чувствами – не умеют проявлять ни-че-го. От любви ли, от радости – просто коченеют, и все. Она легонько ткнула его в бок, подмигнула, шепнула, снова прижимаясь щекой к его пальто:
– Я буду женой премьер-министра.
Холодный взгляд скользнул по ней, снова уплыл в окно. Потом Борис выдавил:
– Еще ничего не решено.
«Важный, уже надул щеки», – Вере все виделось в радужном свете собственного счастья.
– Ну ты же не ответил «я подумаю», – засмеялась Вера. Оба понимали, что ни этому человеку, ни на такие предложения не отвечают «я подумаю».
– Еще многое нужно уладить.
Во взгляде ее скользнула тревога. Борис погладил жену по руке:
– Я буду мужем весьма богатой женщины.
– А, – кивнула Вера. – Ну да. А я – женой бедняка. Бедного и честного.
– Это займет какое-то время. Юристы будут работать расширенной командой. Все всё понимают.
Кто имелся в виду под множественным числом, поняла и Вера. Теперь она тоже говорила только во множественном числе, словно этот административный вирус поразил супругов с первым вдохом кремлевского воздуха.
– Главное, что понимают.
Борис сумел растянуть губы в улыбке:
– Надеюсь, ты со мной не разведешься на следующий же день.
Вера захохотала. Немного слишком громко и весело.
– Я, – опять радостно заговорила она. – Я сразу все поняла, пока еще там тебя ждала и тупила в телефон. Как только этого кота увидела, я все-все начала предчувствовать.
Борис молча смотрел в окно.
– Ты что – сам ролик не видел? – догадалась Вера. – Погоди!
Она выпростала руку. Вырыла из сумочки телефон. Стала оживленно искать ссылку. Борис смотрел на нее, точно не очень понимая, кто к нему подсел в машину. Она тормошила его, ерзала, чего-то хотела.
Она не понимала, что все – рухнуло.
Теперь из лодки не выскочить. Теперь он к ней прикован железной цепью.
– Глянь! – протянула руку перед ним Вера.
Кот вернулся задом на середину экрана. Поднял хвост. Полились монеты.
И Борис захохотал. Он хохотал, с вкраплением ослиного всхрапа через правильные промежутки: и-х! и-х!
– Здорово, да? – радовалась Вера, поглядывая на экран, снова и снова пуская кота.
…Борис хохотал. Хохотал. До слез. Даже водитель обернулся и осторожно показал улыбку.
Теперь телефон Бориса гудел. Петр чувствовал, как потеет ладонь, сжимающая телефон. Что он ему скажет? Как начнет?
– Здравствуйте, – голос ответил чужой, корректный, невозмутимый.
– Я хочу поговорить с Борисом. По личному вопросу.
– Все личные вопросы к премьер-министру, пожалуйста, направляйте в приемную.
– Но я…
– Я знаю, кто вы. Ваша фамилия в списке контактов этого телефона. Номер секретаря…
Он стал диктовать.
Петр повесил трубку, не дослушав.
Первые три минуты он решил не бороться с изумлением. Дал ему набрать силу, остыть. Перед ним была ледяная плита. А сам Борис сделался таким же далеким, невозмутимым, недосягаемым, как вмерзшая на зимовку в лед лягушка.
Глава 12
Вера и Борис сидели за одним столом, внушительным и длинным. Сначала каждую бумагу подписывал Борис, передавал жене. Она подписывала. Адвокат подкладывал ему следующую порцию. Другой забирал у Веры – клал в папку.
Борис вспомнил мизансцену: Горбачев и Рейган подписывают первый договор о разоружении. Он хотел сказать эту шутку жене. Но Вера выглядела такой собранной и серьезной, темное платье настолько глухо доходило до горла, что Борису стало слегка не по себе. На миг он поверил, что они и правда разводятся.
Особенно оттого, что все происходило в их собственной столовой – сразу как-то подобравшейся, отчужденной: вещи глядели бедными родственниками, которых скоро погонят.
Адвокаты проделали еще один тур своей кадрили, когда откуда-то из-под стула зазвонил телефон. Вера изящно наклонила стан. Подняла сумочку. Достала телефон. Лицо ее стало еще строже. Ответила, поднимаясь, отодвигая бумаги:
– Алло.
Вслед ей подняли головы адвокаты, Борис – на лицах у них было недоумение: прямо сейчас?
Вера через несколько секунд отняла трубку. Бока ее вздымались. Она шумно дышала.
– Извините нас. На минутку, – поспешил на помощь Борис. Адвокаты с кивком вышли. Борис поднялся ей навстречу, протягивая руки.
– Боже мой… Что такое?..
Первая его мысль была: дети.
Вера сделала усилие, как будто глотала желудочный зонд. Посмотрела Борису в глаза. Отвела. И сказала бесцветным голосом:
– Один человек… Он был серьезно болен…
– Какой человек? – Борис пытался заглянуть в ее застывающее, как гипс, лицо.
Вера отворачивалась:
– Не знаю… Просто пациент… Ему собирали деньги на лечение… Я помогала оплатить операцию… Он шел на поправку. А теперь позвонили – умер.
Борис прижал ее к себе, и Вера – с облегчением, оттого что не нужно на него смотреть, не нужно врать на ходу, придумывать новые подробности, – заплакала. Борис погладил ее по спине:
– Давай продолжим эту всю возню позже?
Вера помотала головой:
– Нет-нет. Я в порядке. Я только на минутку в ванную, – в нос сказала она, шмыгнула. Попробовала улыбнуться. Промокнула уголки глаз.
– Конечно. Конечно.
Но шмыгнуть в ванную Вера не успела. Ни в хозяйскую, ни в гостевую.
– Мама? – немедленно выглянул и окликнул ее сын. – Мама, что случилось?
Вера вытерла щеки ладонями. Улыбнулась, опуская голову:
– Ужас, я опухла вся моментально, да? Бывают же такие везучие женщины, которые плачут красиво.
Но тревога Виктора не убавилась.
– Что случилось, мама?
– Понимаешь… Не знаю, почему я так вообще остро реагирую… Там собирали деньги одному человеку… Обычно я в таком не участвую…
Во втором прогоне история шла глаже. Виктор слушал с серьезным лицом, не сводя глаз.
– Но тут как-то вовлеклась. Следила, как там. Оплатила операцию. Он очень хорошо шел на поправку! Понимаешь? И вдруг умер. Только что позвонили.
– Впервые слышу, чтобы людям вот так звонили, – нахмурился Виктор.
Вера пожала плечами.
– Вот меня это и огорчило.
– Поэтому ты мне врешь?
Пальцы Веры превратились в ледышки в его руках.
– Почему ты мне врешь, мама? Что опять случилось? Опять – он?
– Нет, нет. Что ты. У нас все чудесно. Сейчас. Это правда.
– Правда?
– Конечно… Конечно! Ладно, я должна побыть немного в ванной. Смотри, я какая, – у Веры получилась еще одна улыбка.
И наконец он отвел свой пронзительный взгляд, наконец, разжал руки.
Вера влетела в ванную, споткнулась о коврик, выправила крен. И быстро свернула латунную голову замку.
Но Виктор за ней в ванную не потащился. С чего она вообще взяла, что он так может? Он – не похож на своего папашу. Совершенно. Нет.
Вера выкрутила кран – попробовала пальцами: вода была ледяной. Теперь Веру трясло от ярости. Борис – в его теперешнем положении – теперь, когда так важно быть образцом. Быть осторожным. Хотя бы на время! Как он может?