Д. Дондурей. Они генералы.
Л. Карахан. Безусловно, если не маршалы. Но и генералов было немало – Алехандро Гонсалес Иньярриту, Ли Чхан Дон, Такэси Китано, Михалков… Или он все-таки маршал? Мне кажется, что в Каннах важнее видеть не звезды на погонах – их всегда, в общем-то, хватает, – а то, что происходит в современном сознании. В этом смысле нынешний фестиваль действительно кардинально отличался от предыдущего. Хотя я согласен с Андреем: в принципе, это вновь разговор о «проклятых вопросах» нашей неблагополучной внутренней жизни. Но в прошлом году доминировали галопирующая депрессия, ощущение абсолютной безысходности, с которыми живет человек, осознающий себя в кромешном внутреннем тупике. Угнетенное душевное состояние и породило на экране непрекращающийся dance macabre, который исполнили – каждый по-своему – и триумфаторы, и отверженные прошлогоднего конкурса.
Д. Дондурей. Ты имеешь в виду Ларса фон Триера?
Л. Карахан. И одиозного Ларса фон Триера с его «Антихристом», и победителя Ханеке с «Белой лентой». При всем несходстве поэтики оба режиссера, в сущности, сказали одно и то же: «Добро пожаловать в ад!» И вот в этом году бесконечный минус вдруг меняется на плюс. Я готов назвать конкретные фильмы. Взять, к примеру, с самого начала лидировавшую в опросах критики, но в итоге ничего не получившую картину Майка Ли «Еще один год». Вроде бы скромная, непритязательная история. А на самом деле происходит глобальный переворот представлений о семье, об отношениях между мужчиной и женщиной. Обычно именно эти отношения провоцируют конфликтность, деструкцию и как следствие одиночество. В «Антихристе» Триер со всей своей гениальной безответственностью довел привычный тренд семейного гадюшника до настоящего адского беспредела. А тут Майк Ли буквально ошарашивает публику картинами не идиллической и прекраснодушной, а абсолютно реальной семейной гармонии. Пожилые муж и жена, Том и Мэри, трогательно и преданно любят друг друга. У них обаятельный и заботливый сын. И даже невестка не является традиционной угрозой для этой семьи, а как-то сразу вписывается в нее.
Кадр из фильма «Еще один год» (реж. М. Ли; 2010)
На пресс-конференции после фильма задали хороший вопрос: «Скажите, а что соединяет этих людей, помогает им гармонично сосуществовать?» По-моему, актер Джим Бродбент, играющий Тома, ответил: «Они терпимо относятся друг к другу – к тому, что и у мужа, и у жены есть свои одинокие друзья, которых они привечают в своем доме». Казалось бы, частность, но она как раз и ведет к осознанию главного – той открытости, того желания без экзальтации и показной жертвенности, просто по-человечески понять другого, которые и помогают возвращению в этот мир утраченного нравственного основания. Можно ли вообще это сделать? Майк Ли не питает никаких иллюзий. Речь идет лишь о том, что есть соломинка, за которую можно ухватиться. Нечто вроде спасительной соломинки пытается обнаружить в фильме «Копия верна» и другой живой классик – Аббас Киаростами. Ведь главное, чего хочет героиня Жюльет Бинош, – просто положить голову на плечо своего спутника вопреки всем постмодернистским фикциям и интеллектуальным заморочкам, в которых тонут главные герои. По-моему, чрезвычайно знаменательно для новых мировоззренческих постижений то, что премия за лучшую женскую роль досталась в этом году именно Жюльет Бинош, реабилитирующей женщину как жизнетворное начало, – после прошлогодней победы Шарлотты Генсбур, самоотверженно изображавшей у Триера женщину-антихриста.
Д. Дондурей. Андрей, а вот вы увидели какой-то концептуальный замысел от господина Тьерри Фремо? Или у него куча мала: и Михалков, и Лозница, и Киаростами, и чего-кого только нет. Он собирает национальных лидеров или воплощает некий концептуальный замысел?
А. Плахов. Думаю, он с большим или меньшим успехом решает сразу несколько задач, у него нет четкого приоритета, какой был у Жиля Жакоба, всегда искавшего выразителей духа и стиля времени. Отсюда издержки этого отбора. Я понимаю и все равно удивляюсь, как некоторые фильмы могли появиться на таком фестивале, как Каннский. «Игра без правил» Дуга Лайимана, «Наша жизнь» Даниэле Лукетти – совершенно посредственные, на мой взгляд, работы. Одна из задач Фремо – достойно представить французское кино. Оно должно быть на Каннском фестивале, причем это совершенно отдельный сюжет, которым отборщики занимаются круглый год, ломая себе голову, как бы никого не забыть и не обидеть. И что получилось? В этом году французов представлял, в частности, фильм «Вне закона» Рашида Бушареба об истории алжирского национально-освободительного движения. Против него выступило французское Министерство обороны, ветераны алжирской войны, в Каннах были протестные демонстрации – целая политическая кампания. Но этим скандалом все и ограничилось. По сути, речь шла не о запрете, не о цензуре, а только о том, что фильм выражает не «французскую правду», а точку зрения алжирцев и потому не должен финансироваться Францией и представлять ее на фестивале. Пошумели – и успокоились. В художественном смысле картина не стала событием, не получила призов, и внимание было переключено на другие французские фильмы, как будто более камерные, как, скажем, «Турне» Матьё Амальрика. И опять возникают вопросы. Я не поклонник этого фильма, но понимаю, почему он попал в конкурс и даже получил приз за режиссуру, хотя, мне кажется, это перебор. Произошло это потому, что Амальрик работает в облегченной современной манере, не грузит зрителя сложной умственной работой – между тем речь в фильме тоже идет о гармонизации человеческой жизни, такой раздрызганной и лишенной скреп в современном мозаичном обществе. А получившая Гран-при картина «О людях и богах» Ксавье Бовуа – это уже более серьезная заявка на некоторое рассуждение о современном состоянии человечества, куда и за счет чего оно движется. На документальной фабуле выстроена своего рода парабола, или метафора, отношений человека с высшими силами, с природой, с религией. В данном случае очень важно, что есть некий шанс мирного сосуществования христианства и ислама – тема чрезвычайно болезненная. Сам духовный подвиг монахов говорит о том, что это возможно.
Кадр из фильма «Копия верна» (реж. А. Киаростами; 2010)
Точно так же в корейском фильме «Поэзия» Ли Чхан Дона героиня находит выход из абсолютно, казалось бы, безвыходной ситуации. Все делает правильно: находит способ, как наказать своего непутевого внука-преступника, обеспечить будущее матери погибшей девушки и как правильно свести свои счеты с жизнью. Потому что она, эта жизнь, из-за болезни Альцгеймера теряет для героини всякий смысл – это с одной стороны, с другой – невозможно жить в мире, из которого ушли сострадание, совесть и поэзия. И то, что героиня пишет стихотворение в конце, – тоже духовный подвиг, который она совершает, чтобы тем самым что-то сказать человечеству. Благодаря таким героям и их поступкам мы действительно прозреваем свет в конце тоннеля, видим выход из, казалось бы, безысходной ситуации, предъявленной прошлогодним Каннским фестивалем. По-моему, это связано еще и с тем, что если в прошлом году главный сюжет был замкнут на христианской культуре, и «Антихрист», и «Белая лента» каждый на своем языке говорили о кризисе христианской цивилизации, то в нынешней программе мы видим, что возникают некие другие пути. В фильме «О людях и богах» жители исламской деревни показаны достойными и способными к духовной жизни, а вовсе не какими-то дикарями. В «Поэзии», хотя там религия прямой роли не играет, тем не менее присутствует мистическое «тайное сияние». И наконец, фильм Вирасетакуна «Дядюшка Бунми, который помнит свои прошлые жизни» выводит нас к буддистской культуре и разного рода рефлексиям на эту тему.
Характерно, что большинство каннских фильмов говорит о старости и смерти: их герои либо старики, либо приближаются к этому возрасту, либо, как герой фильма «Бьютифул» Алехандро Гонсалеса Иньярриту, больны и находятся на грани смерти. Но почему-то это не выглядит так пессимистично, как в прошлом году. Фильм Вирасетакуна, получивший главную награду, уже в названии утверждает, что жизнь не одна. Что существуют прошлые жизни, а следовательно, и будущие.
Д. Дондурей. Если говорить о предпредыдущих каннских чемпионах – о фильме «Класс», о «румынской волне», – тут была значимая декларация того, что пришли новые имена, жанры, новое мышление, новая эстетика, в частности документализм. Новое отношение к отбору, наконец. Наш российский фестиваль «Кинотавр», например, показал, что можно не идти к народным артистам СССР, да и отборщики других фестивалей следят за теми, кто снимает свой второй фильм, за дебютантами, за авторами короткого метра. Ищут среди молодых, даже самодеятельностью интересуются. Но нет ли уже усталости от поиска новых имен? Не преодолена ли у отборщиков иллюзия, что молодежь придет, все правильно снимет, объяснит?..
Кадр из фильма «Поэзия» (реж. Ли Чхан Дон; 2010)
Кадр из фильма «Бьютифул» (реж. А. Гонсалес Иньярриту; 2010)
Л. Карахан. Я думаю, что в Каннах и не было никогда особых иллюзий. В начале своей каннской карьеры Тьерри Фремо, конечно, потешился установками на оживление конкурса, но ведь и самые его отважные эксперименты всегда уравновешивались благодаря общему разнообразному, в том числе и по возрасту авторов, программному контексту. А у нас всегда крайности. То зажимали молодежь, которая покушалась на революционные ценности, то, оказавшись теперь в идеологическом вакууме, отчаянно уповаем на молодежь. Все ведь погрязло в рецидивах и ретроспективах. А перспективы у нас исключительно в прошлом.
Д. Дондурей. Вероятно, молодые фактом позднего рождения наделены способностью понимать, что сегодня происходит.
Л. Карахан. Сегодня наш рулевой – двадцати с чем-то летняя Валерия Гай Германика. Она – прекрасный художник, спору нет, действительно молодой талант. Так скажи нам, Германика, дай наконец то, что мы никак не можем найти… Это истовое обращение к молодежи мне кажется прежде всего симп