С триумфа молодого Содерберга начинается золотая эпоха американского независимого кино: этот расцвет мы будем из года в год наблюдать в Каннах. 1990-й вошел в историю кино как «год Линча». Итоги того Каннского фестиваля мы подробно прокомментировали вместе с Кириллом Разлоговым в статье «Неоакадемизм versus неоварварство», напечатанной в «Искусстве кино». За четыре года до этого, как я уже упоминал, Канны отвергли «Синий бархат»: редкий случай, когда художественному идеологу фестиваля Жилю Жакобу отказало чутье. Теперь он исправляется: «Дикие сердцем» Линча – в конкурсе. Этот фильм – самый яркий образец нового тренда «неоварварства», но есть и другие: среди них «Такси-блюз» нашего Павла Лунгина. Вообще это один из самых успешных фестивалей для российского кино, которое доказывает свою художественную актуальность и получает три приза, включая «Золотую камеру» для Виталия Каневского.
Противоположный «неоварварам» эстетический лагерь представляют «академисты». Среди них тоже есть наши: Глеб Панфилов с горьковской эпопеей «Мать» (вариант названия – «Запрещенные люди»). Жюри во главе с Бернардо Бертолуччи отдает дань и тем и другим, но главным победителем оказывается Линч. Он стоит на сцене с Изабеллой Росселлини – своей почти уже бывшей женой, и это настоящий триумф. Два года спустя он вернется в Канны без Изабеллы, но с Дэвидом Боуи и карликом из фильма «Твин Пикс: огонь, иди со мной». В Каннах наступает эпоха американского «интеллектуального неоварварства»: пиком его триумфа станет победа Квентина Тарантино.
В 1991-м уличные беспорядки едва не вспыхивают на набережной Круазетт из-за приезда Мадонны. Билетов на фильм «В постели с Мадонной» распространено больше, чем мест в зале. Многие гости, вырядившиеся в смокинги, оказываются зажаты агрессивной толпой. Наименее темпераментные вырываются и уходят восвояси. Остальные протестуют и конфликтуют с полицией. Раньше такие страсти в Каннах вызывали фильмы Феллини и Бергмана, теперь наступает время масскульта.
В этом же году загорается звезда братьев Джоэла и Итана Коэнов, которые получают сразу три приза за «Бартона Финка», черный пародийный хоррор о судьбе писателя. Для этого президенту жюри Роману Поланскому пришлось потеснить с призового пьедестала и своего соотечественника (и соперника), культового поляка Кшиштофа Кесьлёвского, с прекрасным фильмом «Двойная жизнь Вероники», и амбициозного датчанина Ларса фон Триера. Представленный Триером «европейский триллер» с многозначительным названием «Европа» должен был сыграть роль тяжелой артиллерии старого континента. Однако Ларс фон Триллер, как окрестили его шутники-журналисты, вынужден был в итоге довольствоваться лишь двумя второстепенными призами. На сцене он едва сдерживал бешенство, а потом в баре осыпал проклятиями жюри, которое предпочло фильм несравненно худший. Услышав это, братья Коэн сказали почти синхронно: «Возможно, он прав, мы никакой “Европы” не видели, ну и что из этого? Мы победили, он нет, какая разница?» Коэны действительно довольно равнодушны к славе, но она упорно будет им сопутствовать. Однако каннский триумф больше не повторится. Триер же преодолеет обиду, на славу поработает и через девять лет станет триумфатором главного фестиваля мира.
Один из самых неудачных Каннских фестивалей (если рассматривать его в концептуальном плане) датирован 1992 годом. Жюри под руководством Жерара Депардье присуждает «Золотую пальмовую ветвь» фильму «Благие намерения» датчанина Билле Аугуста. Это – экранизация мемуаров Ингмара Бергмана, выполненная в почти телевизионном формате. К тому же Аугуст (этот псевдо-Бергман) уже имеет высшую каннскую награду за фильм «Пелле-завоеватель». В результате совсем не великий режиссер становится вторым в истории кино (после Копполы) дважды победителем Каннского фестиваля. А идея авторского кино, фактически выродившегося в эпигонство и академизм, в очередной раз компрометируется.
Между тем на авансцену выходит новый герой, пока еще не распознанный как лидер десятилетия и певец «нового насилия». Перед премьерой «Бешеных псов» Квентина Тарантино (фильм показывают вне конкурса) на билетах печатают предупреждение о том, что картина изобилует непереносимо жестокими сценами. Скандал сопутствует также показанному на открытии фестиваля фильму Паула Верхувена «Основной инстинкт». Никому не известную 34-летнюю американку Шэрон Стоун вежливо приветствуют при входе в зал, зато по выходе она – уже мировая звезда. Во многом благодаря сцене допроса, где она сводит и разводит ноги, открывая свои интимные места и заставляя вожделеть ее (вместе с партнером по фильму Майклом Дугласом) мужчин всего мира. Это так называемая «новая эротика» эпохи СПИДа – когда заменой акта становятся вуайеризм и мастурбация.
В 1994-м каннское жюри возглавляет Клинт Иствуд, ему ассистирует в качестве вице-президента Катрин Денёв. Фаворитом считается один из последних апостолов авторского кино Кшиштоф Кесьлёвский с фильмом «Три цвета: красный». Он не получает ничего. В лидеры выходят «Утомленные солнцем» Никиты Михалкова, но ему опять не слишком везет в Каннах. Если за неудачу «Очей черных» в 1987 году в ответе остался Элем Климов, то за вторую назначена расплачиваться Катрин Денёв. Якобы она подыграла американцам, наградившим «Оскаром» фильм «Индокитай» с ее участием.
Так или иначе, «Золотую пальмовую ветвь» вручают Квентину Тарантино за «Криминальное чтиво». Михалков, выйдя на сцену, выглядит уязвленным. Тарантино – «единственный парень в Каннах, способный войти в фестивальный зал в майке» – воплощает фонтанирующую энергию нового американского кино с его варварским насилием и черным юмором – кино, начисто лишенного высоконравственных благих намерений. Пропитывающее картину синефильство хоть и имеет интеллектуальную составляющую, но лишено романтического авторского пафоса, присущего французской «новой волне». Оно ориентировано в основном на просмотровый опыт B-movies и его «низменных» культов, далеких от элитарного мира cinema d’auteur и еще более далеких от традиций классического гуманизма. Это побудило английского критика Дерека Малкольма написать в газете «Гардиан», что решение каннского жюри – еще один шаг навстречу американской жестокости и удар по европейскому арт-кино. «Pulping the Palm» («“Пальма” на вынос») – так называется одна статья об итогах фестиваля. «Pulp d’Or» («Золотая дешевка») – другая. Однако никто не может отрицать, что именно этот фрик Тарантино открывает перед кинематографом новые пути сюжетосложения, режиссуры, актерской игры и монтажа. Он – Эйзенштейн нашего времени. Фестиваль, на котором не было дефицита работ высокого класса, оказался смят в лепешку целенаправленным ударом Тарантино.
Во второй половине 1990-х в Каннах по инерции еще побеждают убежденные режиссеры-авторы – Аббас Киаростами («Вкус вишни») и Сёхэй Имамура («Угорь») в 1997-м или Тео Ангелопусос («Вечность и один день») в 1998-м. Но они уже не делают погоды в кинематографе, как перестает делать ее и «пламенеющий постмодернизм». В последний раз он ярко вспыхивает в 1995-м, и то в провинциальном балканском варианте: «Золотую пальмовую ветвь» вручают югославу Эмиру Кустурице. Его «Подполье», как и награжденный вторым призом «Взгляд Улисса» грека Тео Ангелопулоса, обозначили характерный балканский акцент. В этом году журналисты вступают в схватку со свирепой каннской охраной, которая не пускает многих на пресс-показ фильма Дэвида Кроненберга «Автокатастрофа»: в зале еще есть свободные места, так что давка, по сути, спровоцирована. Сюжет корреспондирует с сюжетом и атмосферой фильма, живописующего сексуальное возбуждение от бьющихся машин и травмированных тел: еще одна разновидность «новой эротики».
1997 год. Юбилейный, 50-й фестиваль разочаровывает своей программой. Он остается в истории главным образом фильмом «Забавные игры» режиссера Михаэля Ханеке. В шоке от трансгрессивных сцен насилия даже профессионалы: некоторые из них провели последние десять минут картины в баре «Unifrance» за бокалом виски. Фильм Ханеке – это европейский ответ Тарантино: насилие у него не поэтизируется, а подвергается рефлексии и социальному анализу. Фильм не получает никаких наград, призовые каннские триумфы Ханеке еще впереди.
В 1998-м в отеческой роли выступил художественный директор фестиваля Жиль Жакоб. Когда синий микроавтобус с надписью «Идиоты» (точно на таком же ездят герои одноименного фильма) подрулил к лестнице фестивального дворца, свершилось невероятное: величественный и неприступный Жакоб самолично спустился с лестницы, чтобы приветствовать режиссера этой картины 40-летнего Ларса фон Триера. Такого Жакоб не делал даже для самых ярких голливудских звезд. Эксперименты, которые ведут герои этого фильма, каждый «в поисках внутреннего идиота», разрушают все мыслимые табу. Чтобы раскрепостить своих исполнителей и вдохновить их на сеанс группового секса, Триер в первый же день явился на съемочную площадку голым. Он же создал кинокомпанию по производству порнофильмов, а также возглавил коллектив киноавторов под провокационным названием «Догма-95». Они подписали манифест, диктующий «целомудренные» правила, по которым намерены теперь делать кино. Спустя 40 лет после дебютов Годара и Трюффо и наката «новой волны», спустя 30 после того, как майские радикалы 1968-го закрыли Каннский фестиваль, Триер вновь эпатирует кинообщественность в возрожденной цитадели буржуазности. Слишком радикальный фильм не получил призов – но это неважно. Жест Жакоба – намек на грядущую победу Триера.
В этом же году в Каннах – премьера картины «Хрусталев, машину!». Алексей Герман ломает традицию, согласно которой о России нужно говорить языком Толстого или фильма «Доктор Живаго». Во второй половине картина содержит две без преувеличения гениальные сцены – смерти Сталина, а также эпизод в грузовике, где главного героя зэки насилуют черенком лопаты. Увы, к тому времени большинство зрителей каннского премьерного пресс-показа уже покинуло зал. Печатные отзывы с фестиваля были кислые. Зато спустя полгода, когда картину показали в Париже, те же французские издания назвали Германа «славянским Босхом» и «северным Феллини». Фильм Германа, сюжетно построенный на «ужасах сталинизма», – это анти-Михалков с его «Утомленными солнцем». Не желая превращать большую Историю в мелодраму, Герман идет против течения. И платит за это. Ведь уже и о Холокосте Стивен Спилберг делает сентиментальную сказку «Список Шинд