— Но теперь не только голуби, но и маленькие воробьи вызывают у меня опасение. Про ворон я вообще молчу, — продолжала она свою исповедь, — от них меня в дрожь бросает.
— Печально.
— Даже не знаю, как на улицу теперь выходить.
— Все настолько серьезно?
— Да. Сестра купила мне каску.
— У тебя есть сестра?
— Есть. Я разве не говорила?
— Нет.
— А это что-то меняет?
— Просто ты не рассказывала про сестру.
— Вот рассказала.
Интересно, а у сестры тоже родинка на носу?
— Что-то мне поплохело. Пойду лягу.
— Хорошо, выздоравливай.
Я представил Валентину в красной строительной каске, передвигающуюся по улицам мелкими перебежками и прячущуюся за углом или внутри зданий при любом шорохе, похожем на шелест крыльев, и мне стало весело. Может, бросить все и заняться ее реабилитацией и вернуть к нормальной жизни? Хоть одно стоящее дело в этой жизни. Ну, уж нет. У меня и так дел по горло.
Во-первых, заказчики словно обезумили и выслали аж семь предложений по работе. Два отмел сразу, а остальные были вполне себе ничего и по заданию, и по оплате. Бизнесмен, кстати, мне отказал, поблагодарил за попытки, но увы — у других варианты оказались поинтереснее. Так что уплыли мои пятнадцать косариков, а жаль. Впрочем, не удивлюсь, если никаких других вариантов и не было, а он просто-напросто меня кинул. Богатыми людьми так и становятся. Ну, и к черту его. Без работы же не сижу. А во-вторых, теперь от желающих сняться у нас в фильме не было отбоя. Все как с цепи сорвались, встречали нас на улице, узнавали.
— Это же вы? Вы, да?
— Кто?
— Ну, вы, которые кино снимаете. «Сам Самыч бичез».
— «Сан Саныч пикчерз».
— Да, это мы! — радостно закивал Саня. Название-то его.
— А вы тоже смотрели передачу с нашим товарищем режиссером? — уточнил Марк.
— Смотрели, смотрели, — неслось в ответ. — Слушайте, а снимите нас тоже. Конечно, не в главной роли, но в каком-нибудь эпизоде, так хочется на себя на экране посмотреть.
— Мне говорили, я фотогеничная.
— А я в школе в драмкружке занималась. У меня одноклассник режиссер. В театре, правда, работает. В последний раз из Нижневартовска звонил, с днем рождения поздравлял. Хотите, я вам стихи почитаю? Пушкина могу или Некрасова. «Крестьянские дети», — и шаркнула ногой, и отвела руку в сторону, и даже воздуха набрала в легкие.
— Не надо. Мы верим, верим. Марк, у тебя все готово?
— Всегда, товарищ режиссер.
И я задавал вопросы, они отвечали, недоуменно переглядываясь. Это явно было не то, что они ожидали от съемок.
— И это все?
— Все.
— Не очень-то на кино похоже. Я думала, дадите какие-то роли, надо будет сыграть. Страсть, там, или веселую встречу. Привет, подружка.
— Кино разное бывает. У нас о другом.
— Ну, а кому интересно про ваш апокалипсис? Глупости все это. И так понятно, что ничего не будет.
— Вот про это я и говорю. Живем так, будто никогда ничего не случится. Будто ни за что отвечать не придется, и вообще все для себя, любимых, лишь бы нам было хорошо, — не на шутку завелся я.
Ну откуда, откуда у людей эта нескончаемая тяга к известности? Лучше бы что-то великое сделали: человека из воды вытащили, преступление предотвратили или кровью с умирающим ребенком поделились. Но нет, мы лучше Глюкозу споем, а вы снимете.
Подумал о родственниках, и нате пожалуйста — затрезвонил телефон. Мама.
— Сашок...
Бесит это ее «Сашок»!
— А чего ж ты молчал?
— А что, нужно было кричать?
— Ну, кто так делает? Вечно у тебя все не по-человечески.
— Как я делаю?
— Сам на передачу сходил, и молчок. Если б не тетя Света, мы бы даже не узнали. Звонит, говорит, смотрите. А мы «Диалоги о рыбалке» смотрим. Что смотрите-то, спрашиваю. Сыночка вашего по телевизору кажут. Да ты что? На каком канале? На восьмом, говорит. Пока переключали, полпередачи прошло. Нашли все-таки. И правда, Сашок наш сидит с важным видом. А мы ни сном ни духом. Совесть есть у тебя?
— Есть, — буркнул я. Как школьника отчитывает.
— Ладно, хоть оделся поприличней. Галстук мой надел. Носишь все-таки?
— Ношу. Мам, ну что здесь такого? Вот событие, по ящику показали.
— А похудел-то как. Совсем не ешь?
— Мам, я набрал четыре килограмма.
— Да? Питаешься потому что неправильно. Гамбургеры эти ваши ешь.
— Они не мои, и я их не ем.
— Все равно ерунду всякую ешь.
— Не буду.
— А что за кино ты там снимаешь?
— Обыкновенное кино. Ты, что ли, смотреть будешь?
— Конечно, мы с отцом уже ролик твой посмотрели. Три часа искали, весь Интернет облазили, но нашли.
— Какие вы молодцы.
— Не пойму, что в нем хорошего, но раз всем нравится, значит, что-то есть.
— Я тоже не пойму.
— Только вот почему ты дерешься? Разве я учила тебя, что надо драться с людьми? И в ролике, и на передаче. Разве я растила хулигана?
— Ну, мам. Это же постановочно.
— Как?
— Постановочно. Не по-настоящему.
— Хорошо, хоть помирился с парнишкой, не стал позориться, а то совсем стыдоба. И в гости даже не заходишь. Зашел бы, борща поел.
— Некогда мне, зайду как-нибудь.
— Деловой какой.
— Я ж работаю. Еще и кино.
— Лучше бы ты на свидания ходил.
— Хожу.
— Правда? И когда ты познакомишь нас со своей невестой?
— Она не невеста. Я с разными хожу. Мам.
— Что мам, что мам? Тебе сколько лет уже? Пора жениться. Мы с папой внуков еще хотим понянчить.
— Вряд ли вам это удастся.
— Это еще почему? Ты, что, из этих? Из этих, да?
— Из каких этих?
— Тех, что, с парнями целуются.
— Ты что несешь? Нормальный я.
— Ну конечно, нормальный. А что не женишься тогда?
— Женюсь, женюсь. Сорок раз женюсь. Нормальный я.
— Сорок раз не надо. Один хотя бы женись. Мы в твоем возрасте...
Началось...
— Знаю я, что вы в моем возрасте теребонькались, как кролики.
— Сашок, ты что такое говоришь? — А сама давай улыбаться. Я даже через трубку почувствовал, как она бросает похотливый взгляд на батю и ее рот растягивается, как «пружинка радуга» , а то и шире. — Мы с папой любили друг друга и любим. А ты в церковь сходи.
— Зачем?
— Сходи, сходи. Боженьку попроси, пусть пошлет тебе хорошую, воспитанную девушку, а то страх подумать, с кем ты там на свидания ходишь.
У всех, что ли, мамы такие? Но моя точно верит, что если она не скажет мне, что делать, я лягу на полу и буду умирать, захлебываясь воплями ужаса.
— С нормальными я хожу. Но внуков вы все равно не увидите, потому что скоро наступит апокалипсис, и, кстати, огромное спасибо, что родила именно в этот день.
— Пожалуйста. Что? Какой апокалипсис?
— Обыкновенный. По календарю майя.
Но я даже не успел договорить. Она перебила:
— Ну все, «Битва экстрасенсов» начинается, потом созвонимся. Отец, включай «Битву экстрасенсов».
Зато у Новикова было все хорошо. Пришел довольный-предовольный. Сразу ясно — Снежана постаралась.
— Парни. Мы должны снять Снежану.
— Мы, кажется, уже обсуждали это.
— То давно было. И потом, Сань, после того, что у нас вчера с ней было. Я просто не могу отказать ей.
— Ты не можешь, а я могу. Я режиссер.
— А у вас что-то было? — оживился Марк.
— О, да.— Саня расцвел, как пион, и даже стал казаться шире и выше.— Сань, ну, она правда талантливая.
— Я рад за нее. И за тебя.
Все ясно. Все-таки уйти от штампа «в кино через постель» нам не удалось.
— Ну, правда, Сань, что здесь такого? Мы кого только не снимали. Снежана стопроцентно не хуже них. Я же не прошу главную роль.
Еще бы ты просил. Только заикнулся бы.
— Что-то сомневаюсь, что ее устроит эпизод.
— Устроит. Она настолько яркая, что и в эпизоде запомнится, а дальше и главные начнут предлагать.
— Ой, да вы достали уже. Снимайте, кого хотите. Только главного героя мне найдите.
— Короче, ты не против?
Я махнул рукой. А парни стали радоваться, как дети. Ну ладно, Новиков, но Марк-то чем восторгался? Или втайне тоже на что-то рассчитывал. И не успел я начать размышлять о перспективах Марка, как появилась сама Снежана, обняла Саню и страстно поцеловала. Может, и правда неплохая актриса? Так изобразить страсть не у всех получится. Да и выглядела она действительно потрясающе, уж получше Валентины. Но мне стало как-то неприятно.
И я ушел. Саня стал возмущаться, мол, как же мы без режиссера?
— Обыкновенно как. Что снимать, вы знаете, ты помреж. Я вам доверяю, справитесь. А мне что-то поплохело. Голова раскалывается.
Я уже давно жалел, что ввязался во все это. Но дальше было еще жестче. Нет, не потому, что они сняли какую-то шляпу со Снежаной, рассказывающей нелепые истории (веселую и грустную) для раскрытия всего актерского диапазона, и не потому, что каждый второй теперь знал о нашем фильме и хотел в нем сняться, выискивая в себе всевозможные таланты, на фоне которых Колян автоматически превращался в Тома Хэнкса: кто пел, кто танцевал, кто садился на шпагат или играл на балалайке с закрытыми глазами — просто «Минута славы» какая-то, весь процесс стал неконтролируемым, и даже сам его величество мэр захотел с нами встретиться. Конечно, когда услышал про Канны, тут же воспылал желанием познакомиться. Я нашего мэра два раза всего видел. Первый на Дне города, когда он аж «Чай вдвоем» к нам привез, а второй на каком-то субботнике: я шел за пивом, а он в парке сажал дерево, копнул разок в окружении охраны и тут же ретировался. В отличие от нас, он человек занятой. Тут даже без вопросов.
Я долго сомневался, отвечать ли на незнакомый номер, но он настойчиво трезвонил, все больше и больше вызывая раздражение. Я не выдержал:
— Да!!!
— Александр Викторович?
Александр Викторович. Никто никогда не называл меня по имени-отчеству. Я почувствовал что-то неладное и уже менее уверенно ответил:
— Да